Если свести сюжеты к их структурным чертам, то мы получим единое повествование: всеобъемлющий метанарратив о советской современности, выстроенной на фундаменте победы в Великой Отечественной войне и стремящейся перегнать Америку в космической гонке. Если внимательно изучить фильмы о советской истории освоения космоса и биографические фильмы о деятелях советской космической программы, то становится ясным, что такие предпочтения были далеко не единственно возможными.

Так, рекламный слоган к фильму «Гагарин. Первый в космосе» гласил: «Гонка началась!» Почему не более привычное, ставшее крылатым словом «Поехали!»? Как ни парадоксально, в фильме «Гагарин. Первый в космосе» стремление «перегнать Америку» не подается так открыто, как во «Времени первых» и «Салюте-7», где решение отправить космонавтов в плохо подготовленный, а следовательно, весьма рискованный полет принималось с единственной целью – опередить идеологического противника. Космонавты Алексей Леонов и Павел Беляев, лишь приблизительно похожие на свои одноименные прототипы, были, по-видимому, отправлены с миссией выйти в открытый космос двумя годами раньше, чем предполагалось разумным, тщательно рассчитанным планом, – и все исключительно ради того, чтобы «утереть нос» НАСА. Таким же образом в «Салюте-7» Алехин и Федоров, прообразами которых послужили реальные космонавты Виктор Савиных и Владимир Джанибеков, были отправлены на стыковку с вышедшей из строя космической станцией «Салют-7» в большой спешке и в сжатые сроки из-за американцев: предполагалось, что те готовили к запуску шаттл «Челленджер», чтобы пробраться на станцию раньше советских космонавтов и украсть их секреты. Дело происходило в 1985 году, и рейгановские «звездные войны», о которых говорилось в Центре управления полетами, выглядели отнюдь не бессмысленной угрозой.

Таким образом, в этих фильмах дорога в космос была, по сути, гонкой по вертикали, обусловленной политическими амбициями и размеченной ориентирами, которые, как правило, вели все дальше и дальше от Земли. В этих условиях не кажется удивительным, что Брежнев без колебаний позвонил Леонову посреди его опасного, беспрецедентного выхода в открытый космос, просто чтобы сказать, что гордится им и надеется на его возвращение. Королев, в целом очень пекшийся о благополучии и безопасности своих космонавтов, не воспрепятствовал этому звонку, хотя, возможно, именно из-за него Леонов несколькими минутами позже проявил неосторожность и чуть не сорвал миссию. Эпизод очень четко продемонстрировал обязательную, даже преемственную связь между советской наукой и техникой (Леонов связывается с ЦУП, после чего идет последовательность кадров, попеременно показывающих то помещение Центра, то космонавта), политическим руководством (звонок Брежнева) и героизмом советских граждан (Леонов). Однако фильм не прослеживает какой-либо связи между политической и технической инфраструктурой и ее сбоями. Неудачи здесь всего лишь средство развития сюжета, а объясняются они либо неназванными техническими проблемами, либо личной беспечностью.

При этом моменты отчаяния, вызванные подобными проблемами, зачастую сопровождались самыми сокровенными воспоминаниями о Земле. В фильме «Гагарин. Первый в космосе» Юрий Гагарин то и дело погружается в воспоминания детства, укрепляющие его дух. Над его воспоминаниями витает призрак Великой Отечественной войны, что объясняет нынешнее спокойствие и жизнестойкость Гагарина и одновременно позволяет дополнить его психологический портрет такими чертами, как бескорыстие, преданность своей семье и любознательность. В частности, зрители узнают, что во время войны, когда его родная деревня была оккупирована немцами, он подверг себя опасности, чтобы вырвать своего младшего брата Бориса из лап нацистского солдата. При этом подчеркивается, что он был своевольным парнишкой: при всем уважении к отцу он отказался идти по его стопам и вместо того, чтобы работать плотником и каменщиком, решил получить образование. Нижний ракурс съемки этого флешбэка сигнализирует зрителю, что этого подростка ждет скорый взлет. Напротив, его отец, мать и сестра в основном сняты анфас, что символизирует горизонталь: ту стабильность и защищенность, которую они придают жизни Юрия.

Гагарин на экране являл собой идеальный образчик советского человека: выросший в бедной, честной крестьянской семье, хладнокровный, спокойный и собранный в трудных ситуациях, стремящийся к некоему высшему благу и, несомненно, преданный служению государству. Когда в ходе психологического теста его спрашивают о первой ассоциации, возникшей у него при слове «ужас», он отвечает: «голод». Когда его мать (Надежда Маркина) интересуется, как относится к его опасной работе его беременная жена, он спокойно отвечает, что она «жена военного» и что он сознательно искал женщину, которая сможет справиться с чем угодно. Таким образом, космический полет Гагарина описан как следствие его доверия к определенному историческому нарративу и нынешним политическим структурам, а также особого (спокойствие плюс дерзание) психологического склада. В кинематографическом плане это парадоксальное сочетание подчеркивалось кадрами, построенными по восходящей диагонали: таковы, например, его воспоминания о символических восхождениях (например, мы узнаем, что Юрий водил жену Валентину в походы). Подъемы и восхождения изображались также посредством монтажа: таковы его воспоминаниями о детстве на Земле, показанные в контрапункте с кадрами из космоса.

Очень похожие процессы были задействованы в фильме Киселева о выходе Леонова в открытый космос, хотя психологический портрет космонавта в нем заметно отличается от гагаринского. Начальство недвусмысленно называет Леонова сумасшедшим после того, как он проявил беспрецедентный индивидуализм и нестандартность мышления, чтобы во время опасной посадки помочь своему напарнику, известному летчику, участвовавшему в Советско-японской войне, Павлу Беляеву. Однако его безрассудство – характеристика, не подтвержденная историческими свидетельствами, – всегда оправдывалось самозабвенной преданностью великому делу. Из фильма не ясно, считал ли он этим делом сам космический полет или его значение для советского государства. «Я потолка не вижу, только небо», – восклицает он в ответ на реплику жены. В то же время он, похоже, весьма взволнован настойчивым требованием государства, чтобы выход в открытый космос состоялся двумя годами раньше, чем планировалось изначально. «Мы готовы лететь хоть в кандалах», – заявляет Леонов; он в восторге от планов выхода в открытый космос, убежден в их осуществимости и пытается убедить в том же обеспокоенного, ответственного и осторожного Королева. Так в фильме подчеркивается неугомонный характер этого активно-деятельного героя.

Тщательно соединяя государствообразующий миф о победе в Великой Отечественной войне с моральным предназначением Советского Союза победить в текущей холодной войне, «Время первых» уделяет немало внимания взаимоотношениям между главным конструктором, отвечающим за большинство достижений Советского Союза на этой стезе, политическим аппаратом того времени и космонавтами. Эта триада часто фигурировала как в советском, так и постсоветском кино о космосе, и создатели «Времени первых» четко осознавали и продолжали сложившуюся традицию. На самом схематичном уровне повествования и визуальной эстетики Королев – корпулентный, исключительно серьезный, дотошный и отважный человек; космонавтов он неизменно называет «ореликами», точно так же как в фильме «Гагарин. Первый в космосе» и в двух картинах Ю. Кары, посвященных лично ему, его характеру и роли в советской космической программе, – «Королев» (2007) и «Главный» (2015). Небольшое отличие от этих фильмов состоит в том, что Королев из «Времени первых», похоже, очень хорошо разбирается в особенностях российской истории и культурной среды. «А представляете, если их [кандалы] снять? Что было бы? Потеряли бы равновесие… и разбились бы к чертям собачьим», – отвечает он Леонову, признав, что советский народ «от рождения летает в кандалах». Эта реплика Королева служит основным связующим звеном между конструктором, советскими силовыми структурами и советскими космонавтами. Осушив стакан неопознанного спиртного напитка, Королев окончательно убеждается в готовности Леонова провести опасный эксперимент. При этом иерархия в фильме представлена очень четко: когда требуется починить хрупкую деталь космического корабля или когда космонавты приземляются в обледенелой тайге, никакой энтузиазм и авантюризм отдельного человека не поможет: в конечном счете успех миссии определяется одобрением со стороны властей и коллективными усилиями команды ученых.

Присутствующее во «Времени первых» допущение о предоставлении космонавту большей свободы в принятии решений