И вдруг оно озарило его, словно вспышка. Орфей вспомнил тот солнечный день – в самом конце весны, много лет назад, когда он был еще ребенком. Он трудился с бабушкой в саду, собирал стебли розмарина, пока они не завяли от надвигающегося немилосердного летнего зноя, и связывал в пучки, чтобы засушить потом в доме. За работой Мнемосина рассказала ему предание, которого он еще не слышал. Их семейную трагедию.

Когда-то давным-давно сестра его матери Мельпомена возлегла с речным богом Ахелоем и родила трех дочерей, которые выросли в девушек с чарующими голосами и танцующими, словно рябь на воде, ногами. Они стали близкими подругами Персефоны и часто гуляли с ней по лугам, собирая цветы. В тот роковой день, когда Аид проломил земную кору и увлек Персефону в подземное царство, дочери Мельпомены оказались достаточно близко, чтобы услышать крики подруги, но недостаточно, чтобы ее спасти. На самом деле спасти ее не удалось бы никому, поскольку Аид похищал Персефону по сговору с Зевсом. Но Деметра, ослепленная горем, прокляла трех сестер, превратив их резвые ноги в когтистые лапы, а нежную кожу скрыв под густыми перьями. Только прекрасные лица и голоса оставила она им – горьким напоминанием о былом счастье.

Стыдясь своего нового облика, двоюродные сестры Орфея (ведь они и вправду были ему сестрами) скрылись от мира на далеком острове. За долгие годы одиночества они научились сплетать свои бесподобные голоса в колдовские мелодии, и их стали называть сиренами, подразумевая неодолимую силу их песен. Но, проклиная свою участь, сестры пользовались этим искусством как единственным способом общения с внешним миром: заманивали корабли на скалы, скрытые под омывавшими их остров водами. А тех немногих, кому удавалось выбраться на берег из разбитых в щепу кораблей, сирены разрывали когтями. Истерзанные тела оставались гнить в той самой высокой траве, которая издали, с моря, казалась такой мягкой и приглашала к отдыху.

К тому моменту, когда Орфей понял, что остров, к которому гребут его товарищи, и есть остров сирен, «Арго» подошел к берегу так близко, что каждому казалось, будто сирены воспевают именно его подвиг: Зет и Калаид слушали историю о том, как они избавили Финея от мерзких гарпий, Полидевк – о том, как он победил царя Амика в кулачном бою, Эргин – о том, как, ко всеобщему изумлению, выиграл состязание в беге на Лемносе. Каждый купался в лучах собственной славы, и, желая слушать еще и еще, аргонавты лихорадочно гребли навстречу гибели.

Тогда Орфей схватил лиру и начал петь, вкладывая в эту песню все свое мастерство и силу. Этой песней он напоминал героям о доме и о том, что ждало их на родине. Зет и Калаид унеслись мыслями на гору Пангеон к своему отцу Борею, Полидевк – в Спарту к своей матери Леде, Эргин – в славный Милет, где в изобилии паслись отары овец. Песня Орфея снимала морок с его товарищей. Очнувшись, они встряхивались и озадаченно хлопали глазами, не понимая, где они и что происходит. Они уже бросили грести, но течение все равно неумолимо тащило их на скалы.

– Гребите прочь! – крикнул Орфей, прервав песню.

Его крик повторил Ясон, и аргонавты вновь навалились на весла. Они гребли назад, пока у них не свело от усердия руки и не стало печь в груди.

Наконец опасность миновала – они вышли в открытое море. Только тогда Орфей замолчал и погрузился в раздумья о далекой Фракии, о своих родителях и, самое главное, о бабушке и ее даре памяти.

{79}

Эвридика

«Арго» бросил якорь в Иолке, аргонавты попрощались друг с другом и разошлись, желая поскорее вернуться домой и встретиться с родными. Орфей отправился на север. Он намеревался сначала остановиться в Пиерии – навестить мать и ее сестер, а потом двинуться дальше во Фракию, которой до сих пор правил его отец.

Но далеко он не ушел. Прошагав несколько миль и пробираясь через лес неподалеку от реки Пеней, он увидел нескольких дриад – нимф дубов, которые танцевали на полянке. Они были необыкновенно красивы: стройные и гибкие, статные, выше обычных женщин ростом, с распущенными каштаново-медными волосами, ласкающими плечи при каждом движении их обладательницы. Орфей замер, полускрытый деревьями.

Одна из дриад, приблизившись в танце к тому месту, где он стоял, почувствовала его присутствие и обернулась. Вот тогда, заглянув в ее зеленые глаза, Орфей осознал: всю жизнь воспевая красоту, он до сих пор даже не подозревал, какова она на самом деле. Когда танец кончился, Орфей был окончательно и бесповоротно влюблен. Возлюбленную, как он выяснил, звали Эвридика.

Добиваться ее Орфею пришлось недолго, чувства были взаимны и одинаково пылки. Свадьба обещала быть великолепной: сестры Эвридики украсили ее прическу розами, а музы приготовились исполнить свадебную песнь. Местные жители принесли вино и разные яства на свадебный пир. И только Гименей, покровитель бракосочетания, хмурился: факел, которым он собирался освещать новобрачным путь в супружескую спальню, весь день трещал и шипел, предвещая недоброе.

Среди гостей был Аристей, сын Аполлона и Кирены, дочери правителя соседнего племени лапифов Гипсея. Аристей разводил пчел, весьма в этом деле преуспев, потому что унаследовал от Аполлона любовь к порядку, помогающую правильно ухаживать за ульями. А вот от Кирены ему передались варварские наклонности его лапифских предков. Поэтому, увидев Эвридику и возжелав ее, Аристей не раздумывая попытался ею овладеть.

Эвридика стремительно, как умеют только нимфы, помчалась по лугам вниз к реке. Ни Аристей, ни Орфей, который несся за Аристеем, не сумели ее догнать. Она была уверена, что проворство ее спасет. Эвридика собиралась забежать на мелководье и оттуда подразнить Аристея, заманивая поглубже, где она окажется в более выигрышном положении. Но судьба распорядилась иначе. Пробегая по прибрежной траве, Эвридика наступила на ядовитую змею, и та ее укусила. К тому моменту, когда Орфей подбежал к любимой, она была уже мертва.

Безутешный Орфей решил спуститься в подземное царство и уговорить Аида с Персефоной отпустить Эвридику. Он отправился на юг, к мысу Тенар, где в темной глубине пещеры находился один из входов в обитель мертвых.

ОРФЕЙ В ПОДЗЕМНОМ ЦАРСТВЕ{11}

Спуск оказался на удивление легким и гладким – пожалуй, даже подозрительно легким и гладким, – однако потом препятствия не заставили себя ждать. Сперва Орфею пришлось убеждать Харона перевезти его через озеро Ахеронт, невзирая на то что он еще жив. Орфей взял лиру и запел о том, о чем престарелый лодочник не думал много веков: о детстве в доме его матери Ночи, об играх, которыми он забавлялся с самыми дружелюбными из своих братьев и сестер – Сном, Дружбой и нимфами Гесперидами. Со слезами в стальных глазах Харон жестом пригласил Орфея в ладью.

Добравшись до дворца, Орфей поблуждал немного по сумрачным анфиладам и наконец вошел в тронный зал. Аид восседал на своем престоле, рядом с ним стояла Персефона с факелом, который венчала уложенная плашмя крестовина. На каждом конце этой крестовины горел огонь, но даже такое четырехкратно усиленное пламя почти не разгоняло густую мглу.

На просьбу Орфея отпустить жену Аид рассмеялся пренебрежительно:

– Если я позволю такое тебе, певец, вскоре здесь полмира будет просить за своих мужей и жен. Думаешь, тебе единственному на всей земле довелось полюбить?

– Нет, мой господин, я не единственный, – ответил Орфей, – но те, кто ради любви отваживается на великие поступки, достойны великой награды. Ради любви я отважился покинуть свой мир, белый свет, и спуститься в твое царство. Ради любви ты когда-то отважился покинуть свой мир, подземные чертоги, и подняться наверх, на солнечный луг.

И Орфей запел о том, как давным-давно Аид взломал земную кору, чтобы увезти Персефону, и о том, какая беззаветная любовь живет в сердце грозного повелителя. Он пел так проникновенно, что Персефона не удержалась от слез. И не только она. Все подземное царство замерло, слушая песню Орфея. Тантал обратился в слух, позабыв