Как-то раз боги сами позвали Геракла на помощь, когда гиганты – огромные змееногие создания, порожденные Землей на заре времен, – попытались свергнуть Зевса. Битва на Флегрейских полях кипела уже долго, но тут Зевс вспомнил древнее пророчество: боги одержат верх, если им на подмогу придет смертный, в жилах которого течет божественная кровь. Зевс призвал Геракла, и тот отстоял власть своего отца над всем миром.

В другой раз до Геракла дошла весть, что царь Эхалии Эврит проводит состязание лучников, предлагая в награду победителю свою дочь Иолу. Поспешив в Эхалию, Геракл без труда заткнул за пояс всех остальных претендентов и потребовал обещанную невесту. Но Эврит, краснея и заикаясь, отказался выдавать за него дочь. Он слышал (собственно, все слышали), что Геракл когда-то, обезумев, убил свою жену и детей.

Геракл, сдержав вспыхнувшую ярость, вернулся домой, но гнев остался тлеть в его сердце. Месяцы спустя, когда сын Эврита Ифит оказался у Геракла на пороге, ища потерявшихся коров, герой принял его радушно, однако потом заманил на стены крепости, стоявшей на высокой круче, и сбросил оттуда. Так Геракл снова осквернил себя. Как и много лет назад, он отправился в Дельфы – за советом к своему брату Аполлону. Но в этот раз пифия отказалась впускать Геракла в святилище. Тогда Геракл оттолкнул ее и принялся грабить оракул.

Когда он сграбастал самый священный из находившихся там предметов – треножник пифии, устами которой вещал Аполлон, – основатель оракула явился туда собственной персоной. Он схватил треножник, который Геракл тащил к выходу, и какое-то время братья перетягивали его туда-сюда через порог, пока Зевс не вклинил между ними молнию.

– Во искупление убийства Ифита Геракл будет продан в рабство лидийской царице Омфале, – прогремел Зевс с неба. – Он будет служить ей год. Сумма, которую Омфала за него заплатит, будет передана Эвриту в качестве выкупа.

Так начался самый интересный год в жизни Геракла. Лидия была богатым царством, отчасти благодаря золоту, которое намывалось в почву из реки Пактол. Всю страну покрывала сеть торговых путей, по которым прибывали товары из других земель и скупщики того, что производили сами лидийцы. Тут и простые люди жили в достатке, вкусно ели и облачались в мягкие шерстяные одежды ярких цветов.

Но правительница этого богатого края Омфала выделялась даже на фоне своих нарядных подданных. Только тончайшие шелка из Индии и роскошнейшие благовония из Аравии окутывали ее алебастровую кожу. Затейливо раскрашенные сандалии искусной выделки защищали ее ступни от соприкосновения с холодными мозаичными полами дворца. Аметисты покачивались в ушах виноградными гроздьями, блистая и искрясь при каждом движении.

Но всей этой роскошью Омфала давно пресытилась. Теперь ей больше всего хотелось новизны. Едва дождавшись прибытия Геракла, она повела его за руку к себе в опочивальню и велела раздеться. Потом омыла его теплой душистой водой и разделась сама. А потом, указав на груду шелковых одеяний, которые только что сбросила с себя, велела одеваться. Сама же нырнула в его хитон, перетянула его крепким поясом и завернулась в львиную шкуру, пусть и грубоватую для ее нежной кожи. Ухватив его палицу (точнее, приподняв ее за один конец и волоча за собой по полу), Омфала повела Геракла в комнату для рукоделия и указала на золоченую корзину с состриженным руном, в которой лежал гребень для чесания шерсти.

– Чеши! – велела царица.

Геракл попробовал. Через несколько недель постоянных упражнений у него стала получаться вполне сносная кудель.

– Пряди! – приказала царица.

Геракл попытался. Каждый раз, когда он принимался скручивать в пальцах вытянутую из кудели слоистую прядь, она цеплялась за его застарелые мозоли. Но через несколько недель постоянных упражнений у него стала получаться вполне сносная пряжа.

Каждый день Омфала звала Геракла в свои покои; каждый день оба обнажались и менялись одеждой; каждый день он занимался женской работой, а она возлежала неподалеку и наблюдала за ним, поглаживая львиную шкуру.

Из-за этих переодеваний с ними как-то раз случилось забавное. Однажды вечером Омфала с Гераклом отправились в лес, чтобы встретить рассвет в местах, посвященных Дионису, празднества в честь которого должны были начаться поутру. Там царицу и ее раба заметил Пан, вожделевший Омфалу. Он стал следить за ними, держась в отдалении, чтобы они его не заметили.

Когда они добрались до места, уже темнело. Омфала с Гераклом скользнули в ближайшую пещеру, поменялись одеждой, уверенные, что за ними никто не подсматривает, и легли спать.

Пан, дождавшись, когда в пещере все затихнет, прокрался в ее непроницаемый сумрак, намереваясь изнасиловать Омфалу и сбежать, прежде чем его поймает Геракл. Шаря в темноте, он нащупал львиную шкуру. «Нет, промашка!» – подумал Пан и повернулся к соседней фигуре, закутанной в шелка. Осторожно приподняв их, он просунул руку меж бедер спящей.

Вместо нежной кожи под рукой почему-то оказался коврик грубых курчавых волос. А потом Пана, оглушенного внезапным гневным рыком, вытащили за шкирку наружу, под лунный свет. Однако, едва Геракл увидел свою добычу, рык сменился хохотом, и, шлепнув Пана по козлиному крупу, одетый в платье герой отправил его прочь.

С тех пор Пан предпочитает, чтобы смертные сняли с себя одежду, прежде чем почтить его, чтобы он знал наверняка, с кем имеет дело.

{75}

Новая жена и новые печали

За год рабства у Омфалы Геракл прижил с ней сына, Ламоса. Назначенное герою наказание постепенно превратилось в наслаждение, но в конце концов Геракла взяла тоска по собственному дому и жене. Вспомнив, что сказал ему призрак Мелеагра, он пришел к Ойнею и попросил руки Деяниры. Ойней согласился – при условии, что Геракл победит другого претендента на ее руку, речного бога Ахелоя.

Так Гераклу пришлось бороться с самым скользким из всех, кто до сих пор доставался ему в соперники в бесчисленных поединках. Воплощение реки извивалось и бурлило, меняя форму, словно ртуть: вот он змей, а вот человек, вот бык, а вот какая-то смесь из них всех, – но Геракл не ослаблял хватку. Одержав победу, он забрал с собой и Деяниру, и один из рогов, украшавших лоб соперника в тот недолгий миг, что он был быком.

Поженившись, Геракл с Деянирой пустились в путь на родину Геракла, во Фракию. Но когда они добрались до реки Эвен, оказалось, что из-за недавних дождей она вспухла так, что Деянира не могла перебраться вброд и даже Геракл не смог бы ее перенести. Пока они ломали голову, как теперь быть, на берегу показался кентавр по имени Несс и предложил перевезти Деяниру, а Геракл поплывет рядом. Лучше не придумаешь! Геракл с Деянирой с благодарностью приняли предложение.

Однако, войдя в реку, Несс позволил стремнине утащить себя, выкарабкался на берег ниже по течению и собрался насиловать свою всадницу. Геракл в несколько гребков преодолел поток, натянул тетиву, и миг спустя в круп кентавра вонзилась стрела. Желчь Гидры начала свою смертоносную работу.

Прежде чем умереть, Несс успел прошептать Деянире совет: собрать кровь, хлещущую из его раны, и бережно хранить в темноте и прохладе, на тот черный день, когда любовь Геракла остынет. Если намазать этой кровью что-нибудь из одежды Геракла, получится могущественное приворотное средство, уверял Несс.

Глупышка Деянира, поверив кентавру, сделала, как он научил: опустошила медный флакончик, наполнила кровью из раны и увезла с собой в новый дом. Там она спрятала флакончик в сундуке и забыла о нем на долгие годы.

Деянира подарила Гераклу много детей, что само по себе было чудом, учитывая вновь овладевшую им тягу к странствиям, из-за которой он месяцами не появлялся дома. Однажды, когда его не было почти год, Деянире передали, что он вернется на следующий же день после того, как совершит подношение Зевсу на горе Эта, но вперед себя он посылает домой пленницу, чтобы Деянира