Геракл расположился рядом с озером, чтобы понаблюдать за птицами, когда они покажутся из зарослей тростника, в которых устраивались на ночь. Он был уже немало о них наслышан и все равно не сразу оправился от изумления, когда увидел их поутру над озером: смертоносные крылья оказались внушительнее и мощнее, чем у самых крупных стервятников. Удивляло, что эти горы мышц в принципе могут кого-то поднять в воздух: взмывающая птица выглядела так же странно, как какой-нибудь лев или медведь, вдруг раскинувший лапы и устремившийся под облака.

Волевым усилием стряхнув изумление и сосредоточившись, Геракл разглядел, что птиц слишком много и носятся они слишком быстро, поэтому перестрелять их всех не получится. Целый день он раздумывал, как еще можно было бы с ними расправиться. И уже почти готов был признать поражение, когда из ниоткуда, заставив его вздрогнуть от неожиданности, выступила Афина.

– Братишка, – начала она, – «одолеть» не всегда значит «поймать» или «убить». Мы с Гефестом выковали тебе вот такой инструмент из бронзы, добытой в глубине земных недр. Используй его завтра на рассвете – если хватит сил! Птицы улетят и больше никогда не вернутся.

Афина показала на лежащие рядом огромные кроталы[3], каждый размером с диск для метания. А потом растворилась в воздухе, снова оставив Геракла одного.

Он тренировался зажимать неповоротливый инструмент в руке и щелкать, пока в закатных сумерках не вернулись птицы. Запястья и пальцы после тяжеленных бронзовых кроталов ныли немилосердно. Геракл притаился в засаде, подремывая, но не позволяя себе засыпать, чтобы не упустить тот момент на рассвете, когда нужно будет напугать птиц до того, как они проснутся.

Когда небо на востоке посветлело, он взял кроталы и принялся бренчать ими как можно громче. Птицы разом взлетели с тревожным гвалтом и унеслись на север, к Аресу, оставив стимфалийцев в покое.

{69}

Критский бык и лошади Диомеда

О том, что кроталы ему выдали Афина и Гефест, Геракл не обмолвился Эврисфею ни словом – чего доброго, и этот подвиг не зачтет. И теперь герой стоял перед царем, дожидаясь следующего поручения.

– Поймай Критского быка, – велел Эврисфей. – И приведи его сюда, чтобы мы на него посмотрели.

Это был тот самый бык, которого когда-то подарил Миносу Посейдон, – огромный, белый, могучий. Тот самый бык, от которого жена Миноса, Пасифая, родила Минотавра, когда Афродита наслала на нее проклятье безумной страсти. После этого позора Минос выпустил быка на волю, и тот носился по всем окрестностям, не зная удержу.

Геракл переправился на Крит на корабле, выследил быка и, поборов, заставил подчиняться. Пригнав его на берег, герой взгромоздился ему на спину, хлопнул по крупу и поплыл на нем по морю обратно в Грецию. Там он предъявил быка Копрею, а потом отпустил. Несколько лет бык скитался по всему Пелопоннесу, пока не пересек Коринфский перешеек и не двинулся на север. Так он добрел до Марафона, и там его отловил другой герой – на этот раз Тесей.

Досадуя, что Геракл так легко справился с заданием, над следующим Эврисфей здорово поломал голову. Самые быстрые и опасные твари Центральной Греции оказались недостаточно сильными противниками: Геракл одолел и Немейского льва, и Гидру, и Керинейскую лань, и Эриманфского кабана, и Стимфалийских птиц. И даже на Крите не нашлось того, перед кем бы он спасовал.

И тут Эврисфея осенило.

– Ступай теперь на север, – велел он Гераклу. – Иди, пока не дойдешь до земли бистонов, которыми правит царь Диомед. Его отец Арес подарил ему кобылиц, обладающих довольно, скажем так, занятными вкусовыми предпочтениями. Их кормят не травой, не сеном, не овсом, а только человеческим мясом. Диомед отдает им всех путников, которых нелегкая заносит в его царство. Приведи мне этих кобылиц!

Геракл отправился на север, взяв с собой друга – молодого красавца Абдера. Много дней шли они, пока не добрались до Фракии, где жили свирепые безжалостные люди, покрывавшие тела загадочными волнистыми татуировками.

Там Геракл со спутником отыскали царство бистонов, а в нем – выгон, где Диомед держал своих кобылиц. Они как раз заканчивали трапезу. Изо рта одной свисала изжеванная человеческая рука – пальцы согнуты, словно в последней мольбе. Вокруг все было усеяно ошметками мяса, вылетевшими из жадных ртов.

Геракл подкрался боком к кобылице, которая пила из корыта в тенистом углу двора. Забросив ногу ей на спину, он оседлал ее и, изо всех сил стараясь удержаться, крикнул Абдеру, чтобы принес уздечку.

Бедный Абдер! Он поскользнулся на конском навозе, раскиданном повсюду, и упал навзничь. В мгновение ока над ним нависли две кобылицы. Когда Геракл смог прорваться к своему другу, от красавца уже почти ничего не осталось.

Диомед с конюхами прибежали на крики Абдера и теперь, навалившись на изгородь, хохотали над рыдающим Гераклом. Услышав этот смех, герой в ярости рванулся к ним, выдернул царя из-за ограды и бросил кобылицам. Те уже вошли в раж и расправились со своим хозяином еще быстрее, чем с Абдером.

Но потом на них словно что-то нашло. Мотая головами и испуганно храпя, они забились в угол выгона и жались к изгороди, пока Геракл их оттуда не вывел. Мясо человека, который когда-то выкормил их кусками тел незнакомцев, отвратило их от этой пищи навсегда, и с тех пор они ели то же, что обычные лошади.

Однако у Эврисфея не было ни малейшего желания держать таких жутких созданий у себя, пусть они и сменили повадки. После того как Копрей подтвердил, что кобылицы доставлены, царь приказал отпустить их, как Критского быка, на все четыре стороны. Годы спустя, когда они паслись в предгорьях Олимпа, их растерзали дикие звери.

Прежде чем отправляться с кобылицами к Эврисфею, Геракл предал земле то немногое, что осталось от Абдера, а рядом с этой могилой основал город, который назвал в честь погибшего друга. Абдеры стали богатыми и процветающими, более цивилизованными, чем соседние города, и именно там предпочитали останавливаться торговцы, желавшие вести дела с фракийцами.

{70}

Алкеста

По пути на север за Диомедовыми кобылицами Геракл с Абдером остановились на ночлег в Ферах, где правил двоюродный брат Ясона, Адмет. Он взял в жены их общую двоюродную сестру Алкесту, первым из претендентов на ее руку выполнив поставленное ее отцом условие – проехать по улицам города в колеснице, запряженной львом и кабаном.

Проделать это ему помог Аполлон. Их дружба с Адметом началась тогда, когда Зевс приговорил бога целый год служить смертному за убийство Циклопов, от молний которых погиб сын Аполлона Асклепий. Понимая, как унизительно было бы для олимпийца быть на посылках у человека, Адмет отправил его на дальние луга пасти скот – занятие, вполне достойное покровителя пастухов и позволяющее держаться подальше от любопытных человеческих глаз.

Адмет и Алкеста поженились и зажили счастливо – вскоре у них уже был сын и дочь. Но однажды Адмет тяжело заболел. Ни один врач не мог его вылечить, никакие травы от знахарок не помогали, никакие подношения богам не останавливали гибельное течение болезни.

Аполлон наблюдал за ним с небес: к этой смерти, в отличие от бесчисленного множества других смертей, он был не в силах оставаться безучастным. Наконец он позвал к себе мойр – вершительниц судьбы – и подал им нектар, приправленный вином. Никогда не пробовавшие вина прежде, они очень скоро захмелели, и тогда Аполлон уговорил их продлить жизнь Адмета. Мойры согласились, но выдвинули условие: Адмет должен найти кого-то, кто примет смерть вместо него.

Аполлон облегченно вздохнул. Уж один-то желающий пожертвовать собой наверняка найдется! Вот родители Адмета, измученные недугами и хворями, которые несет с собой старость. Неужели ни мать, ни отец не откажутся от лишних томительных месяцев, чтобы спасти сына? Или кто-нибудь из верных подданных Адмета, которыми он правит так мудро и справедливо?

Но никто не вызвался. Родители Адмета заламывали руки и лепетали, что каждый отмеренный им час жизни становится только слаще от того, что их остается так немного. Подданные смущенно кашляли