— Как медленно тянется эта грязная, нудная история. Буду краткой.

— Ты прекрасно рассказываешь, — покачал головой я, — Я словно бы вижу все это, и начинаю кое-что понимать. Я знаю, иногда прошлое ворошить тяжело, но ради нашего взаимопонимания…

— Ради этого я готова на гораздо большее, — кивнула Мани, глотнула чая и продолжила, — Выпить бы.

Это простонародное желание словно бы сказала Та, Что Внутри. Им обоим приходилось несладко, эмоциональный накал начал достигать критических значений, а анамнезия еще не начала действовать. А прячущейся в Мани личности стало жарковато. Конфликт поведения Мани и того, которое свойственно профессионалке, разгорался. Я решил подкинуть щепочку в разгорающийся огонь:

— Может, потом? Я вижу, как тебе тяжело.

Бесхитростная Мани готова была согласиться. Профи сходу отклонила такую идею, ей надо было нарабатывать мое доверие:

— Нет… Знаешь, уж лучше я один раз помучаюсь и расскажу все до конца. Если, конечно, ты не очень устал. Но осталось немного. Меня, настоящую наследницу, забраковал тот, кто был ведущим специалистом по деторождению.

Я молчал. Мани заглянула в мои глаза и призналась:

— Эн Ди, я бесплодна, как камень.

Я молча покачал головой. Мани не могла быть настолько зациклена на бесплодии. Маска приоткрывала все больше и больше настоящее лицо моей спутницы. Видно, бесплодие проявлялось не в первом уже воплощении, и идея наследника (или наследницы) стала болезненной. Я сочувственно кивнул:

— Да, это, наверно, болезненно. Я понимаю. Ну, у нас есть медицина Валькирии, она такое может! Ведь у тебя вполне здоровый организм, думаю, что вмешательство будет минимальным.

Та, Которая Внутри явно не согласилась, хотела возразить, но запоздало поняла, что раскрывается и огромным усилием воли вернулась в роль:

— Я буду счастлива даже если ничего не получится. Я с тобой, чего мне желать еще? Ты мой муж, отец и сын. Ты мой мир. Я продолжу, если ты не устал?

— Продолжай, — я неопределенно поболтал рукой. Мани явно тянула время.

— Я проснулась над книгой. Была глухая ночь, в комнате, кроме меня и служанки была какая-то трясущаяся безумная старуха. Я увидела ее, когда она, лязгая зубами, собирала мои вещи. Я хотела закричать, но она закрыла мне рот: «Молчи, доченька!» Я онемела. Я даже в полумраке узнала изборожденное морщинами лицо. Оно вовсе не было безумным, как мне вначале показалось — ее глаза горели жутким огнем обреченности и решимости. Одетая в униформу прислуги, она зашептала мне на ухо: «Ради Ее духа, тихо. Ты должна бежать немедленно. Из-за твоего бесплодия вас решили не менять. На трон сядет эта нищая, а ты должна утром умереть от несчастного случая». Я тихо заплакала. Да, тронные тайны Ра хорошо охраняются, но в народе ходят мрачные предания, от которых пробирает холодный озноб. Императрица злобно блеснула глазами: «Должна умереть от несчастного случая! Они просчитались. Они украли у меня моего единственного ребенка и мне нет дела до их законов, и я выше их традиций! Я страшно отомщу за то, что они задумали, и буду хохотать, лежа в усыпальнице, хохотать, пока не сгниют мои кости. Я не знаю тебя, но ты моя дочь, а значит — ты используешь любую возможность для выживания. Ты исчезнешь, и когда они отыщут тебя, то приползут на коленях, умоляя занять пустующий трон. Ты моя дочь, поэтому ты плюнешь им в глаза». Ее трясло от дикой ярости, — сказала Мани и содрогнулась, — Она была в этот миг самкой, защищающей дитя от врагов. Она была ужасна в своем гневе.

Мани сжала руки в кулачки, судорожно вздохнула и продолжала:

— От нее пахло старостью, никакие благовония не могли заглушить запах близкой смерти. Но звериная ярость дала ей силы И… Я действительно ее дочь, я понимаю ее тогда. Будь в такой переделке МОЙ ребенок…

Глаза супруги мрачно блеснули. Не знаю, чья это была личность — Мани или нет, но будь такая матерью моих детей — я не переживал бы, что с малышами что-то может случиться. Такая что угодно разнесет. Я нежно улыбнулся и погладил ее по плечу. Она попыталась ответить улыбкой, ее трясло, но она продолжала рассказывать:

— Императрица, все еще не отпуская морщинистой руки от моего рта, жарко зашептала: «Я уже немногое могу в этом гадючнике, но и не столь бессильна, как они думают. И не настолько мертва, чтоб не устроить побег. Но учти — он обойдется тебе дорого. Очень дорого! Ради меня, не ради Империи ты должна выжить, а об этой развратной шкуре я позабочусь сама. Помни, все, что бы тебе не досталось, оплаяено ее жизнью». Императрица захихикала и приобрела вид настоящей безумной старухи, но быстро спохватилась: «Времени так мало, я даже словом лишним не могу с тобой перекинуться! Проклятие династии Ра!» и швырнула мне жалкие лохмотья, приказав: «Ради твоей жизни, молчи и быстрей переодевайся! Снимай все с себя, до последней нитки!». Со старой служанкой, разостлавшей к тому времени поверх роскошного ковра плотную ткань, меня натерли грязью. Я от страха заплакала, никогда еще я так не боялась. А она, обдавая лицо смрадом разлагающейся плоти, шептала: «Плачь, девочка, плачь! Может быть тебе роскошно повезет и охранники не польстятся такой вонючей, отвратительной, голодной оборванной нищенкой!» Это все произошло с такой быстротой, что я едва почувствовала на лбу ее щеку, и она ушла. Служанка собрала холстину с просыпанной на пол грязью и моими вещами, на миг вышла из дверей и тут же вернулась за мной. Часовые возле дверей сидели на полу и как бы спали. «Отравлены» — бросила старуха и повела меня по запутанным переходам спящего дворца, замирая при каждом шорохе, — Мани сгорбилась и прошептала:

— Я надеялась, что нам повезет, что старуха выведет меня из дворца через какую-нибудь потайную дверь и я затеряюсь в утренней столице. Но я забыла, что моя мать была Императрицей. Она хотела, чтобы я выжила, но так, чтобы на всю жизнь возненавидела Империю и никогда не согласилась занять трон. И будь я проклята, если хотя бы подумаю о такой помощи кому бы то ни было!

Руки Мани постоянно шевелились, она часто дышала, в глазах стояла обжигающая боль:

— Старуха внезапно схватила меня за плечо и ткнула куда-то пальцем. Я почувствовала, что горло охватила судорога и я могу только мычать. Она сунула мне в руки какую-то вещь, я взяла ее. Протащив меня еще