— Так я про Мани — пожалей ее, — дракон явно сочувствовал пресловутой «Несчастной Бабе», как он изволил классифицировать Мани. А я вдруг остро вспомнил Москву и свою бабушку, и разговор с ней под широко известный в узких кругах кофе: «— Понимаешь, резидент, главная подлость в том, что мы все друг друга знаем. Не столь уж велик мир разведок». — говорила когда-то, вечность назад, она мне.

— Так ты ее знаешь?! — вырвалось у меня. Дракон невнятно пробормотал:

— Ну не то, чтобы знаком, но кое-что, кое-где… — Оборвал себя:

— В общем, я тебе сказал: пожалей ее, посочувствуй ей, но только деликатно, с пониманием — тогда можешь не опасаться. Все мы люди, все мы человеки.

— Чего-чего?!

— Это шутка!!!

— Понял.

— Прекрасно. Вообще, никого не следует озлоблять без Крайней Необходимости. Мягкостью можно сделать куда больше.

— Я понимаю, — нетерпеливо перебил я его неторопливые периоды. Дракон вздохнул:

— Прекрасно, тогда дальше. О частностях. Сейчас попробуешь разговорить ее, если я открою глаза — ты перегибаешь палку, сбавляй напор. Если я захочу пообщаться с дамой без тебя, то я передвину голову к ней. Тогда можешь идти в свой аппарат. Ясно?

— Куда уж яснее, — хмуро рыкнул я, присасываясь к чаше с вином.

— Расслабься и будь естественен. Чему только вас в ваших академиях учат?!

— Нам академиев кончать ни к чему! — Я в два глотка допил вино, в три затяжки убил сигарету, приводя свою душу в рекомендованное состояние. Затем кликнул супругу. На облюбованном для захоронения окурка месте возникла «несчастная баба».

Первым делом она поклонилась дракону, затем мне, в лучших тхерранских традициях, затем, не поднимая взгляд выше моей обуви, прошептала:

— Вы призвали меня. Наверное, вы уже закончили свои дела и я теперь должна развлечь вас беседой?

— Мани, послушай, — Я обнял ее, почувствовав, как она вздрогнула от неожиданно нежного прикосновения, — Ты сердишься на меня?

— За что я могу на вас сердиться? — она, наверно от неожиданности, вдруг начала обращаться ко мне на «Вы». Я смешался:

— Ну… Не знаю. Я тут рассказывал, как у нас все это получилось, — я неопределенно поболтал рукой в воздухе, предоставляя Мани самой догадываться, что я подразумеваю, — Ну и в пересказе мое обращение с тобой вышло невеселым. При нем говорю тебе, что был неблагодарным, жестким, подозрительным и прошу за это прощения.

— Если Вам необходимо мое прощение, разумеется, я даю его, — ее глаза широко распахнулись от удивления, — Но, со своей стороны я должна признать, что была частенько гораздо более злой и капризной, чем нужно, чтобы иметь какие-то претензии. Я знаю, что ты не можешь гневаться на меня понапрасну!

— Знаешь, главной причиной моей злости был этот чертов титул, — выдохнул я и увидел, как ее глаза раскрылись еще шире, — Я простой человек, и сначала считал, что ты тоже придуряешься, как и я. Играешь в знатную даму. Я повторяю — я простой человек, Мани, и думаю, что ты сможешь понять, что я стал казаться себе смешным… Мне трудно об этом говорить, но видит бог, Мани, будь ты простая девчонка, нищенка, да кто угодно — я был бы счастлив, что рядом со мной именно ты.

Больше я не мог бы удивить ее. Я пристально смотрел в широко открытые глаза, и был вознагражден — верхние зрачки шевельнулись и приобрели странное выражение, словно живое лицо Мани с изумленно глядящими нижними глазами было не больше, чем маской с прорезями для еще одной пары глаз. Сейчас на меня глянула совершенно другая женщина, смотрела с интересом человека, душу которого затронули.

— Видишь, — сказала мне Мани с такой грустной нежностью, что даже защипало в носу, — Видишь, это же моя вина! Это я молчала о себе, и ты был прав, когда сердился, что я скрытничаю. Прости, но я очень хотела быть рядом с тобой, и поскольку я не знала, как ты отнесешься к титулу, то…

— Мне все равно, кто ты. Я люблю тебя, а не титулы, — сказал я и почти не соврал. С женщинами, с этими ходячими детекторами лжи, не стоит врать. Потому, что сколько бы не врали они сами, они никогда не прощают вранья другим. Мани судорожно вздохнула, смахнула слезы и вдруг встала на колени, обняв мои ноги:

— Прости меня. Я понимаю, что не очень-то уютно жить с человеком, который скрывает свое прошлое. Я никогда не напомню тебе об Империи. Я и сама не рада, что ношу… носила разные звучные украшения перед своим именем. Это больше проклятие, чем удовольствие. Хочешь — считай, что перед тобой простая девчонка с Тракта, нищенка, которая прожила какое-то время в обеспеченной семье, где научилась грамоте да хорошим манерам, а титул — только дурной сон. Я люблю тебя, и мне все равно, как ты меня называешь, но не все равно, как ты ко мне относишься.

Как-то незаметно я опустился на колени и обнял Мани:

— Не нужно плакать. Самое худшее закончилось. Забудем?

— Забудем, — кивнула она и шмыгнула носом, — Как скажешь.

— Помнишь тот день, когда мы встретились?

— Да, конечно! Как свежа была трава после дождя, — вздохнула Мани, — Какое пронзительное, синее было небо с редкими растрепанными тучами!

— Тебе не очень неприятно вспоминать? — дипломатично спросил я.

— Ну что ты! — покачала головой Мани, — Это хороший день, хотя он начался очень плохо. Да и продолжался. Когда ты… вы с Валькирией забрали меня, я брела по Тракту и плакала от страха, и гадала, что может быть дальше. День мой был черен, а тут пришел ты, как Звездный Капитан Гай из старинного предания. И я сразу поняла, что ты — мой мужчина. Хотя и боялась, что ошиблась.

— Ты же не ошиблась, — ласково проговорил я и потерся носом о ее щеку, — Черт меня побери, если ты не попала в десятку. Однако кое-что мне непонятно. Скажи, ведь одежда на тебе была совсем сухой. Ты где-то пережидала дождь, что умыл траву?

— Да. Недалеко от места, где ты подобрал меня, стоит полуразрушенный дом, — сказала Мани, — А дождь был не такой уж и короткий, он зарядил почти с утра. Я пряталась в развалинах рядом с трактом и умирала от страха, прислушиваясь — не застучат ли по камням сапоги дозорных? Не зашлепают ли мягкие лапы верховых хону?

— Хону? — переспросил дракон. Я объяснил:

— Такие крупные ящерицы, достаточно тупые, чтобы позволять на себе ездить.

— Да, — кивнула Мани, — Их немного, и я боюсь хону. Так я стояла в развалинах, под сохранившейся над половиной дома крышей, и ждала, когда кончится непогода,