улыбнувшись мечтательной, почти блаженной улыбкой, добавила:

– Все еще может измениться.

Глава 4

В тот год лето выдалось особенно жарким. Люди и животные изнывали от палящего зноя, множество рек и ручьев обмелело так, что даже курица могла бы перейти их вброд, не намочив перьев, и посевы горели на корню.

Напрасно во всех храмах священники возносили молитвы о дожде, напрасно крестьяне устраивали шествия, неся в руках ветки дерева велс, что почиталось как священное древо милосердного и доброго бога Реодана, подателя счастья и благополучия… А по глухим отдаленным деревням люди тайно творили запретные обряды с жертвоприношениями Подземным богам, известные еще со времен Темной древности.

Призрак грядущего голода встал во весь рост, протягивая свои костлявые руки. Отчаявшимся жителям оставалось только молиться, уповая на волю богов… И надеяться на милосердие короля, на то, что он позаботится о подданных.

Но и во дворец пришла беда.

* * *

Дневная жара сменилась вечерней прохладой, с моря подул легкий ветерок, но это не принесло облегчения. Раскаленные за день камни остывали медленно, отдавая тепло, но не потому во дворце как будто стало нечем дышать.

Уже несколько дней здесь царит мрачная и тревожная атмосфера. Не слышно музыки, приспущены знамена, зеркала завешены кисеей… Все придворные и слуги одеты в темно-серые одежды без каких-либо украшений, дамам запрещено пользоваться духами, красить губы, подводить глаза и делать прически. Люди скользят по дворцовым коридорам, словно тени, ходят, не поднимая глаз, говорят тихо, словно боясь спугнуть или разбудить кого-то.

Все знают – король тяжко болен, он при смерти… Всего лишь стакан воды со льдом, выпитый в жаркий полдень, – и вот теперь его сжигает лихорадка, грудь вздымается с тяжелыми, мучительными хрипами, и каждый вздох может стать последним.

Поначалу Хильдегард даже не обратил внимания на свое недомогание – говорил, что он просто устал и ему надо выспаться хорошенько. Однако уже на следующий день он не смог встать с постели, жаловался на жестокий озноб – и это в жару посреди лета! – требовал затопить камин и подать ему горячего вина. Придворный лекарь Седрах приготовил микстуру и пустил королю кровь, но это не помогло, жар лишь усилился и к заходу солнца король впал в беспамятство.

Сначала он бредил, метался, кричал и порывался куда-то бежать, но вскоре затих, и лишь тяжелое, хрипловатое дыхание говорило о том, что Хильдегард еще жив.

Сидя рядом с постелью, Гвендилена держала мужа за руку, ловя каждый вздох и отчаянно боясь, что именно он окажется последним. Рядом Гила отсчитывала какие-то капли из пузырька темного стекла в склянку с водой… Гвендилена приказала прогнать лекаря и позвать ее, не считаясь с дворцовым этикетом, но, судя по лицу целительницы, по ее взгляду и плотно сжатым губам, дела у Хильдегарда были совсем плохи.

Гила аккуратно закрыла пузырек, потом встряхнула склянку и, приоткрыв рот короля, ловко влила жидкость ему в горло. Хильдегард закашлялся – на миг показалось даже, что он вот-вот задохнется! – но скоро снова затих, дыхание его успокоилось и вроде бы даже стало более ровным и глубоким.

– Я сделала что могла, – устало сказала она, – будем надеяться, что он переживет эту ночь.

Гила подошла к Гвендилене, положила ей руку на плечо.

– Иди поспи немного! – с неожиданной теплотой сказала целительница. – Тебе надо отдохнуть. Я останусь здесь, и, если… – голос ее чуть дрогнул, но она справилась с собой, – и, если будет нужно, я пошлю за тобой.

Гвендилена лишь упрямо покачала головой.

– Нет! Я не могу оставить мужа.

Но Гила была непреклонна.

– Иди. Тебе надо отдохнуть… И покормить малыша.

Гвендилена вздрогнула, словно пробудившись от глубокого сна. Только сейчас она ощутила, как распирает груди от прибывшего молока… Даже платье мокрое. Гила права, нужно бежать, маленький Ригор, наверное, плачет!

* * *

Она быстро шла по коридору, и стук каблучков ее туфель отдавался гулким эхом в тишине. Мысль о том, что драгоценный и долгожданный сын страдает без нее, кричит на руках у нянек, а может быть, уже заснул голодным, жалила ее, как жалит овод корову в жаркий день на лугу, гнала вперед…

До ее покоев оставалось совсем немного, когда на пути Гвендилены словно из ниоткуда выросла высокая мужская фигура. В первый миг она даже испугалась, но тут же вздохнула с облегчением, узнав Альдерика.

– А, госпожа Гвендилена! – улыбнулся он. – Как поживает мой отец? Как его здоровье?

– Мы надеемся на лучшее, – сухо ответила Гвендилена, – и молимся за его выздоровление.

Она хотела идти дальше, но Альдерик и не думал посторониться.

– В самом деле? – осведомился он, насмешливо подняв бровь. – А я слышал, дело обстоит совершенно иначе! Вы прогнали от постели моего отца почтенного и опытного лекаря, чьи заслуги признаны даже в Академии всеобщего знания, а вместо него привели весьма сомнительную особу – рабыню, привезенную из диких мест, какую-то знахарку! Про нее говорят всякое – например, что она знается с темными силами… А еще, что умеет готовить яды. И если мой отец умрет, возникнут весьма обоснованные подозрения. Как вы думаете, долго ли сможет Гила отрицать свою вину на допросе? Или, может быть, захочет облегчить собственную участь чистосердечным признанием и откровенно расскажет о том, кто и зачем приказал ей убить короля?

Гвендилена застыла на месте, не в силах произнести ни слова. Неожиданное обвинение было слишком уж чудовищным… А главное – выглядело вполне правдоподобным.

Хотелось крикнуть: «Да как ты смеешь! Я пыталась спасти своего мужа!» Но Гвендилена молчала, глядя в холодные голубые глаза юнца, которого когда-то качала в колыбели.

Альдерик выдержал короткую паузу и произнес, чуть понизив голос, почти заговорщически:

– Но разумеется, этого можно избежать… Я ведь не забыл, что вы заботились обо мне и брате долгие годы. К тому же мне не хотелось бы порочить память отца и омрачать начало своего правления.

Гвендилена насторожилась. «Сейчас он скажет, что ему нужно от меня, – поняла она, – надо слушать и молчать, чтобы случайно не выдать своего горя и гнева, не сказать ничего, о чем я буду жалеть потом!»

Так и вышло. Сдвинув у переносья тонкие, как у девушки, брови, Альдерик говорил, отчеканивая каждое слово:

– Я не стану расследовать обстоятельства смерти отца, если вы покинете дворец – и Терегист тоже! – сразу после похорон. Например, вы можете отправиться в ваше родовое поместье… Кажется, Амслев? Я, правда, забыл, где оно находится, но это не важно!

О том, где расположено поместье, дарованное ей перед свадьбой, Гвендилена не