Шрифт:
Закладка:
Но Гвендилене было не до любви. Отпустив служанок, она сидела перед большим зеркалом, собираясь отойти ко сну. С тех пор как малыша Ригора отлучили от груди и бдения у колыбели ушли в прошлое, Гвендилена полюбила одиночество… Несмотря на то что, в соответствии с дворцовым этикетом, служанки и фрейлины должны были находиться при ней неотлучно, чувствовать рядом чужое присутствие день и ночь ей стало просто невыносимо.
Выход нашел мастер Броквур – талантливейший механик и изобретатель. Долгое время он подвизался в Академии всеобщего знания, но отчего-то рассорился с ректором и согласился на щедрое предложение Хильдегарда стать «королевским придворным мастером». Благодаря ему во дворце появился и водопровод, так что теперь слугам не нужно было таскать воду из колодца, и лампы, не оставляющие копоти, от которых ночью было светло почти как днем, и еще много хитроумных диковинок.
В спальню Гвендилены он провел звонок – стоило лишь дернуть за шнурок у изголовья кровати, как в комнате прислуги звенел колокольчик и кто-нибудь из девушек являлся на зов, взяв ключи от королевских покоев в особом шкафчике. Гвендилена находила это изобретение очень остроумным и полезным – удобно, когда слуги находятся на расстоянии вытянутой руки и в то же время не обременяют своим присутствием!
Сидя перед зеркалом, Гвендилена придирчиво вглядывалась в свое отражение, но не находила печальных примет времени – кожа по-прежнему оставалась гладкой и нежной, глаза блестели, и в черных волосах не видно было седины.
«Гила отлично знает свое дело, ее притирания обладают почти колдовской силой! Но что с того? – с грустью думала Гвендилена. – К чему это, если моя красота цветет напрасно?»
Сегодня Хильдегард не придет даже затем, чтобы поцеловать ее в лоб и пожелать доброй ночи! После прогулки по морскому берегу с сыном Людрихом он почувствовал себя утомленным, не вышел к ужину и просил не беспокоить его до утра.
В последнее время он совсем ослабел и даже государственными делами почти перестал заниматься. Гвендилена порой с трудом узнавала мужа в этом преждевременно старом человеке! Он сильно исхудал, стал ниже ростом, глаза словно выцвели, из ярко-синих стали блекло-серыми, почти прозрачными. Видно было, что теперь каждый день для него – это всего лишь еще один шаг по дороге к смерти, в страну, откуда нет возврата…
И осталось идти не слишком далеко.
Гвендилена тряхнула головой, отгоняя печальные мысли. Если что-то нельзя исправить, остается это принять… Ну или по возможности использовать! В конце концов, все еще может измениться – ей ли не знать об этом?
Она старалась думать о чем-то хорошем. Например, о том, что малышу Ригору скоро исполнится год, и три дня назад он сделал свой первый шаг – робкий, неуверенный, но все же! Шагнул, не удержал равновесия, шлепнулся на толстенький задик, но не заплакал. Посидел немного, подумал, хлопая длинными черными ресницами, потом поднялся снова – и снова попытался сделать еще один шажок!
Вспомнив лицо сына, его глаза – зеленые, как у нее самой! – Гвендилена невольно улыбнулась. Малыш Ригор стал для нее всем – и отрадой, и надеждой, и источником постоянных забот и тревог… Когда у него резались зубки и он плакал ночами напролет, она не отходила от него, не доверяя нянькам, и просто извела Гилу, требуя немедленно облегчить страдания младенца! Зато его улыбка, младенческий лепет, первое слово, первый шаг – все это приводит ее в состояние тихой радости, почти блаженства.
Думать о сыне было приятно. Гвендилена улыбнулась своему отражению, встала и уже направилась к кровати – широкому удобному ложу, застеленному простынями из тонкого льна, которое теперь ей не нужно было больше делить с супругом и засыпать под его храп… Так что, если вдуматься, во всем есть свои маленькие радости!
Проходя мимо окна, она заметила, что тяжелая бархатная портьера как-то странно торчит. Гвендилена хотела было поправить ее, но что-то мешало. Наконец, она отдернула занавесь резким движением и замерла, увидев перед собой молодого рыцаря в сером плаще джедри-айр с золотым крестом. Став королем, Хильдегард сохранил свою личную гвардию… Но как этот парень попал сюда? И почему сжимал в руке короткий и острый кинжал?
В первый момент Гвендилена растерялась. Наверное, нужно было бы закричать, но горло сжалось, и она застыла на месте, не в силах произнести ни звука.
«Молчи, – тревожно шепнул знакомый голос в голове, – он успеет убить тебя раньше, чем ты раскроешь рот!»
Это был странный совет, но Гвендилена сочла за лучшее последовать ему, тем более что голос в голове столько раз выручал ее раньше… И неожиданно почувствовала, как что-то сжало виски и лоб – совсем как тогда, давно, когда они с сестрой нашли волшебный венец на озере Трелоно. Казалось, будто венец каким-то чудом вновь оказался у нее на голове, облекая силой и властью иного мира.
Казалось, это продолжалось бесконечно долго… Гвендилена смотрела в лицо юноши не отрываясь, и он не выдержал ее взгляда! На его лице появилось странное выражение – восторга и ужаса одновременно. Он как-то стушевался, опустил голову, пальцы его разжались, и кинжал со звоном упал на каменный пол.
– Что… ты… здесь… делаешь? – выдохнула Гвендилена, с трудом шевеля непослушными губами.
– Простите меня, госпожа королева… Простите, – забормотал он, – я в вашей власти, я не причиню вам зла…
Теперь и в самом деле можно было бы позвать на помощь… Но почему-то Гвендилена этого не сделала. Она чувствовала себя совершенно обессиленной, так что не смогла бы и шагу ступить, но показать свою слабость незнакомцу, который, очевидно, явился с недобрыми намерениями, разумеется, было никак нельзя.
– Кто ты такой? – строго спросила она.
– Здесь меня знают как Отиса из Арн-Круса… – начал было юноша, но голос его звучал так неуверенно, словно он сам не верил своим словам.
– Кто ты на самом деле? Зачем ты пришел сюда? – перебила его Гвендилена.
Юноша вскинул голову. Последний луч заходящего солнца позолотил его кудри, и казалось, будто лицо окружено сиянием… В этот миг он был так красив, что Гвендилена невольно залюбовалась им.
– Я Теобальд, сын графа Ральхингера! Много лет назад мой отец был казнен по приказу короля Людриха. Но принц Хильдегард виновен в этом никак не меньше, а может быть, даже больше. Во время таймери-гивез, на пиру он оскорбил моего отца, тот ответил… Сочинил каламбур, в котором осмелился намекнуть, что принц Хильдегард был рожден
