Ответом ей был сияющий, благодарный взгляд возлюбленного.

– Поистине, лучшая из женщин – ты! – сказал он, и тут же добавил: – Во всяком случае, из ныне живущих.

– Благодарю тебя, мой господин и король! – быстро проговорила Гвендилена, опустив голову и потупив взгляд.

– Перестань, – Хильдегард, кажется, даже смутился немного, – мы здесь одни! К тому же совсем скоро ты станешь моей женой…

Гвендилена положила руки ему на плечи, посмотрела в глаза.

– Это не важно, – серьезно ответила она, – я счастлива, что скоро наша свадьба и наших малюток не назовут бастардами, но… ты всегда был и останешься господином моего сердца и королем моей души, будь ты хоть в короне, хоть в рубище!

Хильдегард обнял ее и нежно поцеловал в лоб. Она потянулась к нему, ища губы, он ответил…

За окнами кружила метель, а в комнате жарко горел камин. В ту ночь почти до рассвета Хильдегард и Гвендилена не сомкнули глаз! Тела их сплетались на ложе снова и снова, и прихотливые тени на потолке, словно играя с ними, повторяли их движения.

Лишь на миг Гвендилена вдруг почувствовала, как будто ее обдало ледяной волной. Уродливая горбатая тень метнулась из угла к окну и затаилась за портьерой… Гвендилена некстати вспомнила карлицу-нищенку, что когда-то встретилась ей по дороге в Орну на таймери-гивез, и сердце мучительно сжалось в неизвестно откуда нахлынувшей тоске и тревоге.

– Что с тобой, дорогая? – спросил Хильдеград. – Ты так побледнела…

– Ничего, – она принужденно улыбнулась, – все хорошо! Все просто прекрасно, я счастлива…

* * *

В день бракосочетания с самого утра зарядил снегопад, да такой, какого и старожилы не помнили в здешних местах. Крупные белые хлопья падали сплошной стеной, так что не видно было ни земли, ни неба.

В большом каминном зале замка Кастель-Мар собрались приближенные Хильдегарда и приглашенные из числа местной знати. Весть о том, что Хильдегард стал королем Юга, уже разнеслась по округе, и теперь все они, несмотря на непогоду, спешили засвидетельствовать свое почтение новому повелителю.

Стоя рядом с Хильдегардом, облаченная в белое платье, Гвендилена слушала пение девушек-монахинь, нарочно привезенных из храма Радующихся Сердец, расположенного неподалеку. Тонкие голоса старательно выводили мелодию старинного свадебного гимна:

Узри, Всевышний, и благослови,

Союз стоящих здесь перед Тобою.

Во имя света, мира и любви

Тела и души их соедини,

Мужчину с женщиной – как дерево с землею!

Пели они хорошо, слаженно. Казалось, что голоса их взлетают прямо к небу… Однако Гвендилена почему-то никак не могла настроиться на возвышенный лад и прийти в состояние духа, соответствующее торжественности момента. Глядя на бледные, строгие и странно-одинаковые лица девушек, она думала о том, что в монастыре их, наверное, плохо кормят и заставляют рано вставать по утрам. Бедняжек было жаль, и при мысли о том, что и она сама могла бы стать одной из них, Гвендилена украдкой вздохнула. Конечно, она и так немало настрадалась… Зато сейчас настал день ее торжества, день, к которому она шла все эти годы!

Гвендилена чуть прикрыла глаза. На миг ей показалось, что голову ее охватывает венец – тот самый, что изменил ее жизнь когда-то на берегу Бездонного озера. Пожалуй, это было бы единственное украшение, достойное такого события!

Голова закружилась, так что Гвендилена с трудом устояла на ногах. Страшно было – а что, если вместо гостей, певчих, а главное, новоиспеченного супруга она снова увидит Аннун – черную гладь озера, выжженный лес, остов башни вдалеке… И скопище уродливых теней, подобострастно кланяющихся ей!

Впрочем, наваждение скоро исчезло. Церемония шла своим чередом, и пожилой священник с короткой седой бородой и редкими кудельками волос на лысине преувеличенно-серьезно вопрошал, желают ли стоящие перед ним мужчина и женщина стать законными супругами по доброй воле, без обмана и принуждения. Первой, по обычаю, должна была отвечать невеста, и Гвендилена старательно произносила в нужных местах «да» и «клянусь».

Потом священник обратился к жениху:

– Согласен ли ты, Хильдегард, сын Людриха, взять в жены эту женщину?

– Да! Беру тебя в законные жены, – громко и отчетливо произнес он и, чуть помедлив, добавил: – На горе и на радость, до конца дней.

Это было нарушением Малого обряда, и священник недовольно нахмурился, но, разумеется, сказать вслух ничего не посмел, лишь укоризненно покачал головой.

– Объявляю вас мужем и женой! – провозгласил он.

Девушки-монахини затянули «Открыты двери в небеса», и тут произошло нечто совершенно неожиданное – плотные облака разошлись, и луч солнца пробился в образовавшийся просвет. Он осветил парадный зал совсем ненадолго, но у всех присутствующих осталось ощущение чуда, словно Всевышний и в самом деле обратил свой взор на новобрачных и благословил их.

– Можете поцеловать невесту! – произнес священник.

Хильдегард обнял Гвендилену и впился губами в ее губы – жадно, горячо, совсем как ночью на ложе.

– Люблю тебя, моя королева! – тихо сказал он.

Гвендилена ощутила сладкий трепет в груди и жар внизу живота. «Жаль, нельзя отдаться ему прямо здесь и сейчас, – мельком подумала она, – вот была бы потеха для гостей! Эту свадьбы они бы точно не забыли до конца своих дней…»

– Только ты и я, – одними губами шепнула она, – навсегда!

Часть V. Королева

Глава 1

Солнце вставало над морем медленно, как будто не спеша. Откинув легкую занавеску, Гвендилена вышла на балкон и стояла, любуясь рассветом. С некоторых пор она полюбила время утренней тишины, такой легкой, светлой и чистой…

За двенадцать лет, проведенных в Терегисте, Гвендилена так и не смогла привыкнуть к шуму и городской суете. Счастье еще, что с наступлением летней жары Хильдегард завел обычай переезжать сюда, на виллу в бухте Сальдеа – небольшое, но необычайно уютное поместье, возведенное с необыкновенным изяществом и вкусом.

Здесь – бирюзово-голубое море, золотой песок, кипарисовая аллея и виноградники вокруг, а главное – удивительное ощущение покоя и тихой радости. Жаль, конечно, что с наступлением осени приходится возвращаться в пыльный и шумный Терегист, но, как говорил когда-то давно покойный отчим, «нельзя иметь все и сразу».

Даже Хильдегард, который раньше не мыслил жизни без пиров и охоты, полюбил это уединенное место. С годами он изрядно потолстел и обрюзг, а его когда-то пышные кудри начали редеть на макушке. Теперь