– Да!

Лицо Гилы дрогнуло. Казалось, треснула каменная маска, и под ней показалось живое человеческое лицо – всего лишь на миг, но все же.

– Хорошо. Если ты просишь, я буду рядом с тобой… По крайней мере, какое-то время.

И, взглянув на ее огромный живот, со вздохом добавила:

– Пойдем, я провожу тебя, чтобы ты не споткнулась на лестнице! Только накину что-нибудь. Этот замок не видел меня такой и больше уже не увидит.

Глава 11

Гвендилена считала дни до возвращения принца Хильдегарда. Ей очень хотелось, чтобы он был рядом, когда ребенку придет время появиться на свет. В мечтах она видела, как Хильдегард берет на руки их новорожденного сына, как любуется им, потом целует ее, благодарит, а потом…

«Роди сына – и я женюсь на тебе!» Эти слова Гвендилена вспоминала снова и снова. Снова и снова она пыталась понять, выполнит ли принц свое обещание или предпочтет забыть о нем?

Но все получилось иначе. Ночью, накануне древнего праздника Самайн – Дня, когда умирает солнце, Гвендилена долго не могла уснуть, ворочаясь в постели с боку на бок под тоскливое завывание ветра. Когда она наконец закрыла глаза, сон оказался нехорошим, тревожным… Ей снилось, что из-под ее кровати вылезла огромная змея и, обхватив ее тело, сжимает все сильнее и сильнее.

Гвендилена закричала от боли и ужаса и проснулась. За окном было темно, вой ветра и шум моря сливались в единый протяжный гул. Девушка почувствовала, что постель под ней почему-то стала мокрой… Потом низ живота схватила резкая боль, и Гвендилена застонала.

«Началось, – сообразила она, – значит, я рожаю…»

Превозмогая боль, Гвендилена ощупью дотянулась до колокольчика на столике у кровати. На звон прибежали заспанные служанки. Одна из девушек зажгла свечу, но пламя почему-то трещало и чадило, грозя вот-вот погаснуть.

«Ну почему все так получилось? Ночь перед Самайном – недоброе время…» – подумала Гвендилена. Ей почему-то вдруг стало по-настоящему страшно, и служанки в длинных ночных рубашках с распущенными волосами показались похожими на стаю всполошившихся привидений – тех, о которых когда-то рассказывала старая Аливель…

– Что с вами, госпожа? Вам плохо?

– Гилу! Позовите Гилу, быстрее… – выдохнула она, как только боль отпустила на миг.

– Да, конечно, разумеется…

Лиа, самая расторопная из служанок, поспешила выскочить за дверь. На лице девушки явственно читался страх, озабоченность… А еще – облегчение от того, что ей не надо больше находиться здесь, рядом с госпожой, которая корчилась на постели, кусая губы.

Время ожидания тянулось бесконечно. Боль росла, усиливалась, и совсем скоро Гвендилена уже не могла сдерживать крик, рвущийся наружу из глубин ее существа. Служанки бестолково суетились вокруг, предлагая то поправить подушку, то принести воды, то натереть виски ароматическим уксусом… «Дуры… Еще бы сделали прическу и нарумянили щеки! Ничего больше не умеют, – с тоской думала Гвендилена, чувствуя приближение очередной схватки. – Ну когда же наконец придет Гила? Я умру здесь без нее!»

Целительница вошла, как всегда, беззвучно. Несмотря на поздний час, она выглядела серьезной, собранной, аккуратно одетой и готовой ко всему. Судя по тому, что свеча не сгорела и на треть, времени на самом деле прошло не так уж много…

– Принесите чистые простыни и горячую воду! И света, света побольше! – приказала она служанкам и добавила: – А потом – все вон отсюда! Нечего вам тут делать.

Девушки с готовностью ринулись выполнять ее приказание. Целительница подошла к Гвендилене, потрогала лоб, подержала за руку, бесцеремонно задрав рубаху, ощупала живот… Ее руки, такие маленькие, но сильные, были холодными и твердыми, но Гвендилена как-то притихла, даже кричать перестала. Теперь, когда Гила рядом, было уже не страшно! От ее спокойной, уверенной деловитости сразу стало легче.

– Ничего, ничего, все хорошо, – приговаривала она, – дыши глубоко и ничего не бойся…

Она прикрыла рот и нос Гвендилены полотняной салфеткой и вылила сверху какую-то остро пахнущую жидкость. В первый момент перехватило дыхание, потом тело стало странно тяжелым, и сознание начало ускользать… Все вокруг виделось словно сквозь мутную пелену, боль утихла, лишь изредка Гвендилена ощущала какие-то спазмы, вроде тех, что иногда бывают при месячных. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, но это было совсем не страшно, скорее забавно. О своих ощущениях она хотела рассказать Гиле, но язык тоже не повиновался, и изо рта вырвалось какое-то мычание. Отчего-то это так развеселило Гвендилену, что она глупо хихикнула и окончательно провалилась в беспамятство.

Все исчезло. Гвендилена позабыла и о себе, и о принце, и даже о будущем ребенке… Ничего больше не было – только темнота, покой и какое-то странное, нездешнее умиротворение. Ей казалось, что она плывет куда-то в теплой воде, чуть покачиваясь на волнах.

Хлесткий звук пощечины вернул ее из небытия.

– Все, все, довольно! – голос Гилы слышался как будто издалека. Гвендилена хотела было вернуться в теплую уютную темноту, туда, где было так хорошо, но Гила была неумолима. Она сняла пропитанную волшебной жидкостью тряпку с лица Гвендилены, и от воздуха, пахнущего кровью, свечной копотью и какими-то лекарствами, запершило в горле.

– Хватит, открывай глаза! Иначе не проснешься потом.

Вместе с сознанием возвращалась и боль. Она была резкая и разрывающая… Но какая-то иная. Тело словно пыталось избавиться от чего-то огромного, вытолкнуть его из себя.

– Тужься, он выходит! – приказала Гила. – Ну, еще, сильнее… Осталось совсем немного.

Превозмогая боль, она напряглась… А в следующий миг почувствовала облегчение и вместе с тем пустоту, словно у нее – точнее, из нее! – забрали что-то.

– Уже все? – прошептала она непослушными, будто чужими, губами. – Все кончилось?

– Да, – ответила Гила, держа на руках что-то маленькое, красное, кричащее, – уже все!

Она тут же принялась хлопотать над ребенком – ловко перевязала пуповину, обтерла мягкой тканью, что-то тихо приговаривая, запеленала… Впрочем, лицо ее не выражало радости – напротив, она выглядела опечаленной и будто бы даже разочарованной. Что-то определенно было не так, и ледяная волна ужаса подкатила под сердце. Гвендилена с трудом разлепила запекшиеся, искусанные, непослушные губы.

– Что с ребенком? – еле слышно вымолвила она. – Что с ним? Скажи немедленно, не молчи…

Гила сдвинула брови.

– Мне жаль. Это девочка.

Гвендилена протянула руки.

– Дай мне ее!

Чуть поколебавшись, Гила положила ребенка ей на грудь. Гвендилена обняла новорожденную дочку, прижала к себе… Малышка затихла ненадолго, прижавшись к ней всем телом, потом, найдя грудь, ухватилась губами за сосок и жадно зачмокала.

Неожиданно для себя самой Гвендилена ощутила такой прилив любви и счастья, что позабыла обо всем на