– Что случилось? – осторожно спросила Гвендилена, опускаясь на стул.

Гила чуть помедлила.

– Король Людрих умер, – торжественно произнесла она, – выпьем же за это!

Гила налила в бокалы густое темно-красное вино и медленно выпила. Гвендилена взяла свой бокал с некоторой опаской, но отказаться не посмела. Вино оказалось действительно превосходным – сладкое и терпкое, оно пахло солнцем, немного – медом и какими-то травами. Оно было даже лучше, чем то, другое, из Херионских виноградников…

Целительница поставила на стол свой бокал и тут же наполнила его снова.

– Король умер. Все кончено! – повторила она, словно сама еще была не в силах поверить в это.

– Откуда ты знаешь? – спросила Гвендилена.

Гила посмотрела на нее снисходительно и чуть насмешливо.

– У почтовых голубей быстрые крылья! Думаешь, у меня мало должников в этом проклятом замке? Маленький сын сенешаля Претария едва не задохнулся от крупа прошлой зимой… Лекарь Фаргус – старый дурак, а мне удалось спасти малыша, так разве мог любящий отец отказать мне в небольшом одолжении?

Целительница легко, почти нежно погладила Гвендилену по руке.

– Ты умница, девочка, – проникновенно сказала она, – все сделала как надо. Я всегда верила в тебя! Я знала… Да, впрочем, не важно. Хочешь узнать, как это было? Я расскажу тебе!

Больше всего на свете Гвендилена сейчас хотела бы сбежать прочь из этой комнаты, от этой женщины, одержимой своей местью и страшной в своем торжестве, но какая-то сила будто пригвоздила ее к месту. «Сиди и слушай, – шепнул ей на ухо знакомый тихий голос, – так надо, поверь…»

А Гила все пила, опрокидывая бокал за бокалом, и говорила – медленно, чуть прикрыв глаза, будто в полусне:

– Король заболел вскоре после того, как ты уехала из Орны. Поначалу не придал значения, но c каждым днем ему становилось все хуже. Он стал толстым и обрюзгшим… Выглядел так, будто его обрюхатили!

Гила хихикнула, словно девчонка, и от этого у Гвендилены мурашки побежали по спине.

– Ноги его опухли так, что он не мог ходить, – продолжала Гила, – потом в его внутренностях стали образовываться нарывы и язвы… Лекари не могли ему помочь, и никакие снадобья, облегчающие боль, не действовали. Человек более слабого телосложения давно бы умер, не выдержав таких страданий, но, слава всем богам, Людрих был силен и крепок и потому гнил заживо почти полгода. Он корчился, крича от боли, среди гноя и собственного дерьма, так что слуги могли подойти к нему только зажав нос и задержав дыхание. Не знаю, вспоминал ли он про остров Зорвал, про моих братьев и сестер, про моих детей и других, убитых там… Надеюсь, что вспоминал, но даже если нет, я готова смириться с этим. У него было достаточно времени, чтобы подумать о своей жизни!

Гила тряхнула головой, и в этот миг Гвендилена невольно залюбовалась ею. «А ведь когда-то она была дивно хороша собой, просто прекрасна! – некстати подумала она. – И сейчас могла бы быть такой… Если бы не Людрих. Так что поделом ему, старому греховоднику!»

– В конце концов король упал с кровати и уже не смог подняться. Так и умер голый, на холодном каменном полу, в одиночестве, покинутый всеми.

Гвендилена почувствовала, как у нее закружилась голова. На миг ей показалось, что она снова там, в спальне Людриха, рядом с ним, видит его искаженное болью лицо, слышит его крик, похожий на рев раненого зверя, чувствует исходящее от него зловоние и даже ощущает, какая бездна отчаяния окружала его перед смертью. На миг ей даже стало жаль его… Не то чтобы очень, но слегка.

А Гила продолжала – сурово и неумолимо:

– Но и этого мало! Когда его хоронили, тело так распухло, что не поместилось в гроб, так что пришлось спешно делать новый. Несмотря на то что гроб наполнили благовониями, запах был столь сильным, что все прохожие отворачивались и зажимали носы.

Она снова наполнила свой бокал. Глаза ее сияли тихим торжеством, и на губах играла улыбка – легкая, блаженная… И почти безумная.

– В храме, что Людрих построил в честь рождения сына, горели свечи, было жарко… Вельможам, священникам и приближенным короля, вынужденным присутствовать на похоронах, пришлось нелегко! Некоторые даже падали в обморок, будто изнеженные девицы. От жары тело короля распухало все больше и больше, а к концу заупокойной молитвы лопнуло, забрызгав всех гноем и нечистотами. Все, кто присутствовал там, разбежались прочь, не помня себя, троих затоптали насмерть из-за давки в дверях. Теперь оскверненный храм придется освящать заново, а по городу ходят слухи, что король был проклят богами за нечестивый образ жизни. В народе он даже получил прозвище Людриха Зловонного! Некоторым шутникам за эти слова уже отрезали языки, но слово – не птица, и сетью его поймать не так-то просто.

Гила замолчала. Некоторое время она сидела неподвижно, глядя в одну точку, будто в оцепенении… Гвендилена не смела вымолвить ни слова. Наконец целительница заговорила снова – тихо и медленно:

– Что ж, ты исполнила что обещала. Наши счеты окончены, я довольна. Прощай, и постарайся быть счастливой… Если сможешь, конечно.

Она встала, подошла к Гвендилене совсем близко и, склонившись над ней, поцеловала в лоб. Прикосновение тонких сухих губ было холодным, но в то же время и какая-то нежность была в нем…

– А теперь иди, – сказала Гила, и в голосе слышались привычные властные нотки, – время позднее, я хочу побыть одна.

Гвендилена поднялась со стула, радуясь, что разговор наконец закончен и можно пойти спать. Тяжелым, переваливающимся шагом она направилась к двери, но вдруг спохватилась на полпути.

– Послушай, Гила! А что ты собираешься делать теперь? – спросила она.

– А ты еще не поняла? – целительница посмотрела на нее, как на неразумную. – Мои земные дела закончены, долги уплачены, и я отправляюсь под вечную сень Айама.

Она помолчала недолго и мечтательно добавила:

– Там меня ждут… Ждут все, кого я любила когда-то.

– Нет! – крикнула Гвендилена. От мысли о том, что теперь придется искать другую повитуху – и это за несколько дней до родов! – она готова была расплакаться. – Не уходи. Не оставляй меня одну!

– Моя госпожа приказывает мне? – спросила целительница. Она говорила спокойно и ровно, но губы кривила нехорошая усмешка. – Может быть, она прикажет наказать свою рабыню или запереть ее в чулане?

Но Гвендилена уже взяла себя в руки.

– Не приказываю – прошу, – тихо вымолвила она, – останься со мной, пожалуйста, ты нужна мне!

– Правда? – Гила как будто растерялась. – Ты и в самом