Шрифт:
Закладка:
Во второй половине сентября 1804 года Лагарп переехал из Саксонии в Швейцарию, где жил у матери в Ролле, а затем в Лозанне. Свое новое, сравнительно длительное пребывание на родине Лагарп, кроме прочего, пытался использовать и для поднятия «народного духа» соотечественников. Именно тогда им была переиздана с собственными комментариями брошюра, посвященная истории майора Давеля, о которой рассказывалось в Главе 2[335]. Брошюра содержала множество отсылок к событиям Гельветической революции и размышлений Лагарпа о политической ситуации в Швейцарии, которые были сочтены настолько резкими, что кантональные власти отдали приказ уничтожить весь тираж.
Жалуясь Александру на то, что пропускает целый сезон полевых работ в своем любимом Плесси-Пике, Лагарп тем не менее ждал определенного успокоения в политической атмосфере Франции: «До тех пор пока распри партий будут тлеть под пеплом, а правительство имперское расположено будет обрушивать гонения на всякого, кто его ревность или подозрения вызывает, воздержусь я от возвращения в Плесси-Пике, предпочту держаться подальше от Тиберия и его Сеянов. <…> Если же гроза разразится всерьез и долгая отлучка неизбежной станет, уеду надолго; ибо, как ни притягательна для меня жизнь в имении моем близ Парижа, слишком дорого заплатил бы я за эти наслаждения, когда бы пришлось ради этого отказаться от звания человека независимого и свободного» (письма от 9 августа и 21 октября 1804 года).
Вернуться в Париж Лагарп решился только в конце мая 1805 года. Новый политический режим во Франции к этому моменту упрочился настолько, что вчерашний республиканский правитель Наполеон Бонапарт без всякого стеснения решился объявить себя королем Италии, возложив на голову «железную корону лангобардов».
Тем временем Россия полным ходом шла по пути создания Третьей антинаполеоновской коалиции. Прежний план высадки русских войск в Шлезвиг-Гольштейне, о котором упоминалось в предыдущей главе, был забыт как слишком локальный. Готовилась большая война. Вопреки всем советам Лагарпа Александр I активно искал союзников, лично переписываясь с другими монархами Европы. Хотя царь так и не смог склонить к участию в коалиции Пруссию, зато в военный союз с Россией вступили Австрия, Швеция и Неаполитанское королевство. Состав коалиции вызвал бурное негодование у Лагарпа, который назвал его союзом «с глупцами и злодеями»: ведь не раз в письмах к Александру I он резко отрицательно отзывался о короле, виновном в массовых казнях в Неаполе в 1799–1800 годах, а также высмеивал короля Швеции, плетущего интриги против собственного правительства и во всем послушного своим фаворитам (письма от 9 августа и 9 сентября 1804 года, 18 марта 1806 года).
Большое значение Александр I и его окружение уделяли получению помощи со стороны Англии. В ноябре 1804 года в Лондон был послан один из бывших членов Негласного комитета Н.Н. Новосильцев с тайной миссией обсудить английские субсидии и военную поддержку при вступлении России в войну с Францией. Миссия Новосильцева подготовила официальное заключение в Петербурге 11 апреля 1805 года русско-английского союза – союза, против которого Лагарп еще год назад предостерегал Александра I, считая, что Англия «переложит на Россию часть ответственности за свои собственные заблуждения, а то и в жертву принесет, как не раз с континентальными державами поступала» (9 августа 1804 года). Такие противоречия подтверждали правоту ощущений Лагарпа: если бы он прибыл в Петербург, то столкнулся бы не только с противодействием со стороны вельможных сановников (его старых врагов из круга канцлера графа Александра Романовича Воронцова), но и со стороны «молодых друзей» императора.
Тем временем собранная Наполеоном в лагере под Булонью, на берегу Ла-Манша, «Великая армия» готовилась к переправе в Англию. Последней надеждой на мир оставались намеченные на июль 1805 года переговоры в Париже, для участия в которых в качестве представителя Александра I выехал все тот же Новосильцев[336]. В Берлине он сделал остановку и здесь получил известия о новых аннексиях Наполеона в Италии[337]. 28 июня / 10 июля 1805 года он оставил прусскому министерству иностранных дел ноту для передачи французскому правительству (которое в результате узнало о ней из публикаций в газетах), а сам вернул паспорта для въезда во Францию, объявив об отказе от всяких переговоров. В ноте протеста Новосильцев позволил себе резкие выпады в адрес Бонапарта (не признавая за ним никаких титулов) и утверждал, что новое попрание им международного права не дает никакой надежды на заключение с ним договоренностей о восстановлении мира в Европе на справедливой основе[338].
Лагарп всегда приписывал Новосильцеву и его берлинской ноте роковую роль в развязывании последующей войны, хотя на самом деле тот заранее согласовал все свои шаги с Александром I, а почва для Антинаполеоновской коалиции последним уже давно была подготовлена. Скорее, именно для самого Лагарпа эта нота «открыла глаза» на истинное направление внешней политики, которое выбрал его ученик, и доставила немало горьких минут, ибо швейцарцу «не составило труда предвидеть губительные последствия сего поступка для России». Лагарпа особенно возмутил тон дипломатического документа, что позволило и французской стороне столь же безапелляционно ответить «обвинениями на обвинения» (действительно, в ответной ноте от 8 августа 1805 года Талейран упрекал саму Россию в агрессивных планах в Азии и на Балканах, а также в том, что ее вмешательство в европейские дела «поддерживает ненависть» и «воспламеняет страсти»). К тому же отказ от мирных переговоров показал готовность России и ее союзников к началу боевых действий. Чтобы предупредить их, Наполеон должен был первым нанести удар, застав противника врасплох. Именно этим диктовалась ускоренная переброска «Великой армии» из Булони на Верхний Дунай для действий против австрийцев[339]. Тем самым нота Новосильцева (и стоявшая за ней позиция Александра I) фактически спасла Англию от возможного десанта Наполеона – спасла ценой последующих сокрушительных поражений в начавшейся войне, как это и предсказывал Лагарп.
От Аустерлица до вторжения Наполеона в Россию
Военные неудачи России в 1805 году Лагарп воспринял очень болезненно.
Сразу после получения новостей о сражении под Аустерлицем он послал Александру I короткую записку, в которой сообщил, что готов немедленно приехать к нему: «Пока были Вы благополучны и всемогущи, считал я себя обязанным жить вдали от Вас и отсюда Вам желать счастья. Нынче Вы в беде, и Ваш верный старый друг хочет с Вами невзгоды разделить. Слушайся он одних лишь указаний своего сердца, был бы уже несколько недель назад подле Вас, однако два с половиной года молчания Вашего подсказывали ему со всей отчетливостью, что враги истины сумели в конце концов намерения и мнения его очернить» (8 декабря 1805 года).
Действительно, швейцарцу трудно было смириться с тем, что Александр I так долго ему не отвечает и, судя по всем поступкам, пренебрегает его советами. Все это вызывало его желание противодействовать, пробиться сквозь враждебные барьеры к любимому ученику. Он просил у Александра возможности объясниться откровенно, для чего необходимо его личное присутствие в России. Ради осуществления этого желания Лагарп был готов продать имение и навсегда покинуть Францию, перевезти семью в Швейцарию и оттуда немедля отправиться в Петербург, причем обещал устроить весь переезд быстро и «без огласки», чтобы не дать недоброжелателям повода для толков (10 июля 1806 года).
Но Александр молчал. Для Лагарпа это было явным знаком немилости: «Злые люди сумели вычеркнуть из Вашего сердца старого друга, который Ваше доверие использовать располагал для защиты правил истинных либо для того, чтобы Вам
