Шрифт:
Закладка:
Пока еще не затронутая боевыми действиями, Швейцария однако была связана с Францией союзными обязательствами, а потому ее участие в войне с коалицией выглядело весьма вероятным, тем более что через швейцарскую территорию было удобно наступать в обход французских крепостей на Рейне. Дальнейшая же судьба Швейцарии в случае ее вступления в войну была бы совершенно не ясна – ее мог ждать раздел или даже полная потеря независимости.
Здесь-то и оказалось, что Лагарп не зря столько усилий положил, чтобы заинтересовать Александра I швейцарскими делами. Российский император подготовил целую дипломатическую операцию, в качестве своего инструмента избрав человека, в преданности и способностях которого он уже убедился и еще получит возможность убедиться впоследствии – графа Иоанна Каподистрию, греческого патриота, горячего республиканца и врага Наполеона, в 1802–1807 годах служившего Республике семи соединенных (Иоанических) островов, которая поддерживалась русской администрацией, но потом была передана под контроль Французской империи по Тильзитскому миру[355].
Во Франкфурте-на-Майне Александр I 6 ноября 1813 года вызвал к себе Каподистрию и сказал: «Вы любите республики, я также их люблю. Теперь надобно спасти одну республику, которую поработил французский деспотизм… Речь идет о Швейцарии». Далее император объяснил графу главную цель: добиться сохранения нейтралитета Швейцарии, то есть не допустить, чтобы она вступила в войну на стороне Наполеона (как этого предписывал Посреднический акт), «объяснить швейцарским начальствам о настоящих пользах их отечества и привести их мало помалу к тому, чтобы они действовали заодно с нами». Миссия Каподистрии получала не только дипломатический, но и разведывательный характер, поскольку, по словам Александра, «мы не знаем, что происходит теперь в Швейцарии, каков личный состав федерального ее управления, где оно находится». С этим было связано предписание Каподистрии отправиться туда «как обычный путешественник», инкогнито, правда в сопровождении «товарища» – посылаемого с аналогичными целями австрийцами дипломата барона Людвига фон Лебцельтерна[356].
Обоим дипломатам повезло: как раз 15 ноября в Цюрихе (то есть в сравнительной близости от Рейна и штабов союзных армий, что обеспечивало быстрое почтовое сообщение) начал заседания чрезвычайный сейм Конфедерации, и именно туда и прибыли Каподистрия с Лебцельтерном. Им удалось наладить доверительные переговоры с депутатами, разрабатывая с ними соглашение о нейтралитете Швейцарии, но с учетом возможности сквозного прохода союзных войск через ее территорию (впрочем, последний вопрос мог быть отозван в случае гарантий Наполеона в том, что касалось неучастия Швейцарии в войне).
Но все изменила инициированная австрийцами декларация от 20 декабря. В ней говорилось, что союзники не потерпят, «чтобы Швейцария оставалась под иностранным влиянием», и при выходе к швейцарским границам их армии должны «найти там друзей»[357]. В роли последних выступили бернские патриции, стремившиеся восстановить прежнюю олигархическую республику, к чему их подталкивал австрийский эмиссар в Берне граф Людвиг Зенффт фон Пильзах. Уже 21 декабря австрийские корпуса через Базель выступили дальше на Берн, который был ими «освобожден» 23 декабря и тут же призвал кантоны Во и Ааргау вернуться в состав его владений. 27 декабря австрийцы заняли Лозанну, а 30 декабря – Женеву, где также была восстановлена старая республика.
Александр I узнал о этих событиях задним числом (целую неделю он отсутствовал в Главной квартире, навещая родственников своей жены в Карлсруэ) и был крайне возмущен. «Это один из самых неприятных дней моей жизни», – поделился император своими чувствами с адъютантом Александром Ивановичем Михайловским-Данилевским[358]. В конце декабря во Фрейбурге-в-Брейсгау, обсуждая с вернувшимся в Главную квартиру Каподистрией дальнейшие шаги, Александр I произнес ключевую фразу: «Я принял решение вмешаться для того, чтобы восстановить в Швейцарии порядок» (подразумевалось, нарушенный Австрией в пользу реставрации «Старого режима», жертвуя правами и мнениями «большинства швейцарского населения»). Своим основным принципом Александр I объявил следующий: «Я хочу, чтобы благополучие Швейцарии проистекало из благополучия всех сословий и всех кантонов этой страны. Я не приемлю никакого старого положения, противоречащего этим принципам и взглядам»[359].
Но в то же время еще инструкция, данная в ноябре Каподистрии, содержала требование отмены Посреднического акта, хотя только этот документ и давал конституционные гарантии прав швейцарского населения и самого существования новых кантонов! Относительно Посреднического акта Александр I высказался так: тот был «настоящим благодеянием, если бы источник этого дела был более чистый, если бы власть, из которой оно проистекало, могла внушать кому-то доверие»[360]. Получалось, что непримиримая вражда к автору документа, Наполеону, неизбежно влекла слом всей установленной им системы, противореча, по признанию самого же Александра, интересам «большинства швейцарцев». Слабым утешением являлась выраженная тогда в дипломатических документах надежда на примирение разных партий и возникновение «общего интереса и гражданского духа» в «избавленной от французского ига Швейцарии» – это пожелание явно не сбывалось там из-за острого внутреннего конфликта между сторонниками и противниками «Старого режима».
Именно в эти последние дни 1813 года к Александру I прибыл посланец с весточкой от старого учителя. Это был Анри Моно, являвшийся в тот момент главой правительства кантона Во и горячо отстаивавший интересы своей родины, которой грозило возвращение под власть Берна. Еще 14 декабря водуазское правительство получило по собственным каналам сведения о намерениях австрийцев вернуть в Швейцарии «Старый режим» и оказать полную поддержку Берну в его претензиях на восстановление прежних границ. Среди оглашавшихся тогда на заседании правительства мнений, что делать для сохранения независимости кантона Во, все громче раздавались голоса в пользу того, чтобы обратиться к Александру I и послать для этого лично самого Моно (ранее ту же идею в письмах к Моно высказывал и Лагарп, не решавшийся пока покинуть Париж). Наконец, посреди заседания произошло «театральное явление» – Моно принесли пакет, в котором оказалось письмо великой княгини Марии Павловны к своей бывшей воспитательнице, уроженке кантона Во, Ж. Юк-Мазеле. В нем великая княгиня сообщала о разговоре с царем, где тот твердо высказался против навязывания Швейцарии старых порядков и за сохранение за всеми кантонами их независимости. Это произвело решительную перемену в настроениях членов правительства, а Моно собрался немедленно выехать к российскому императору «не столько с просьбой, сколько с изъявлениями благодарности»[361].
Лагарп из Парижа смог переправить для Моно «верительную грамоту» – записку к Александру I, в которой призывал того отнестись к водуазскому политику и его словам с полным доверием, так словно «это я сам» (7 декабря 1813 года). Действительно, Моно ждал теплый прием. Александр I не стал скрывать перед ним своего возмущения действиями союзников-австрийцев заодно с бернскими «интриганами», а также желания «не мешкая исправить последствия» совершенного зла. К ним относились претензии Берна не только на кантон Во, но и на другое свое бывшее владение, Ааргау, о чем Александр I впервые узнал от Моно[362]. Через последнего Александр I передал свое новое письмо Лагарпу (от 22 декабря 1813 / 3 января 1814 года), которое можно трактовать как своего рода «отчет» российского императора перед учителем о защите швейцарских интересов. Главное, в чем он уверял Лагарпа: «Не позволят Берну покушаться на существование кантонов Во и Ааргау и жизнь их затруднять. Будет созван Сейм, и только он конституционным порядком определит, какие изменения надобно внести в Посреднический акт. Кантоны получат право улучшать внутреннее свое устройство, однако не за счет других кантонов. Союзные державы во внутренние дела Швейцарии мешаться не будут и ограничатся только советами, направленными на воспрепятствование всякому разладу и столкновениям.
