Вечером 7 января 1814 года Александр I впервые вступил на швейцарскую землю, приехав на коляске в Шаффхаузен, где императора уже ждала великая княгиня Екатерина Павловна. На другой день они вместе осмотрели город, сопровождаемые сотнями жителей и перезвоном колоколов, и посетили главную природную достопримечательность этих мест – Рейнский водопад. Прогулка близ него так вдохновила Александра I, что тот сделал заказ Академии художеств на написание большого полотна, изображавшего его с сестрой на фоне водопада. На следующий день, гуляя вдоль Рейна, император Александр был приглашен на завтрак в избу швейцарского крестьянина (что было потом изображено на отдельной гравюре).

Спустя неделю, 14 января, в Базеле Александр I вновь выказал свое глубокое участие в судьбе Швейцарии, принимая делегацию Федерального сейма. Царь очаровал депутатов своей «доброжелательностью» к их стране. Обращаясь к ним, Александр I сказал: «С самого моего детства я был привязан к Швейцарии. <…> Хотя Россия так далека от Вас, что я не имею интересов, связанных с соседством с Вашей страной, я глубоко заинтересован в сохранении Вашей чести и репутации, потому что привязан к Вам своими чувствами. Я был воспитан швейцарцем, воспитателями моих братьев и сестер были швейцарцы и швейцарки, и именно отсюда проистекает моя привязанность к Вашему славному народу». Царь счел необходимым извиниться перед депутатами за проход австрийских войск, который «решен был в его отсутствие» и стал «ошибкой, обязанной нескольким швейцарским интриганам». Он также призвал сейм выполнить скорейшую конституционную реформу, которая «сделает Ваше правительство более сильным», и найти средства «для прекращения беспорядков, что у Вас происходят, и с тем, чтобы вследствие продолжения такого положения не потеряли бы Вы доброго имени, которое по справедливости имеет Ваш славный народ». Депутаты пообещали передать слова царя «всей Швейцарии», и действительно обнародовали их на ближайшем заседании сейма[364].

Лагарпу, конечно, приятно было видеть столь пылкую вовлеченность Александра I в судьбу его родины. Это был достойный итог их общения на протяжении последних десяти лет. Для каждого из них, и учителя, и ученика, эти годы прошли под знаком противостояния Наполеону. Лагарпу пришлось нелегко: в 1804–1805 годах он временно покинул Францию, боясь ареста и обыска, и хотя потом смог вернуться к размеренной жизни в своем имении, но на него обрушилось еще более тяжелое испытание – длительное молчание Александра, невозможность с ним объясниться по поводу той политики, которую Лагарп остро критиковал, что было чревато их полным разрывом. Но, к счастью, это непонимание было преодолено, а сам Александр I, пройдя через тяжелейшие военные невзгоды и поражения, предстал, наконец, перед Европой ее освободителем, в чем Лагарп усматривал, конечно же, и собственную заслугу.

Глава 7

Воссоединение и прощание с Александром I

(1814–1815)

В тот момент, когда Лагарп получил новое письмо Александра I (от 3 января 1814 года), русские войска уже вступили на территорию Франции. С каждым днем их продвижения к Парижу ученик оказывался все ближе к учителю; их новая встреча представлялась неминуемой.

Но Лагарп не собирался пассивно ее ждать. Он решил отправиться навстречу своему царственному другу, в штаб русской армии. Французские власти на удивление легко выдали швейцарцу выездные паспорта – очевидно, Наполеон в кризисной ситуации хватался за любую соломинку и мог думать (как и десятилетием раньше), что пребывание Лагарпа подле Александра поможет достижению компромисса между Россией и Францией. Но и настроение, и цели царского наставника были совершенно иными.

Торжество учителя

Лагарп выехал из Парижа 19 января, а через несколько дней прибыл на австрийские аванпосты близ Дижона, откуда его проводили в штаб-квартиру в Лангр. 25 января об этом узнал Александр I, откликнувшийся запиской: «Не нахожу слов, чтобы изъяснить, какое счастье испытываю при мысли, что скоро обнять Вас смогу и высказать на словах благодарность за все, чем Вам обязан; во все тягостные минуты поддерживала меня и мужество мое укрепляла мысль, что не должен я оказаться недостойным Ваших попечений». В тот день вечером у императора было слишком много военных докладов, поэтому Александр назначал встречу на следующее утро: «Тогда будем иметь три-четыре часа свободных, чтобы говорить спокойно»[365].

В 7 часов утра 26 января, после двенадцатилетней разлуки, Александр I вновь обнял своего учителя, для которого это свидание стало большим потрясением: «Мне выпало вчера невыразимое удовольствие вновь увидеть императора Александра, который оказал мне такой прием, что и невозможно описать. Мне пришлось собрать все силы, чтобы не лишиться чувств», – рассказывал Лагарп в письме к Моно[366]. Затем швейцарца разместили в Главной квартире русских войск вместе с имперским бароном Генрихом Фридрихом фом унд цум Штейном – знаменитым реформатором Пруссии, главой ее правительства в 1807–1808 годах, отменившим там крепостное право, но вынужденным уйти в отставку под давлением Наполеона и с 1812 года ставшим советником Александра I. В 1813 году Штейн руководил переустройством освобожденных союзниками немецких земель. Место рядом со Штейном подчеркивало высокий политический статус Лагарпа в русском лагере.

Многие здесь захотели познакомиться с человеком, который «советовал государю уничтожить в России рабство», и среди них был молодой сотрудник Штейна, будущий декабрист Николай Иванович Тургенев. 24-летнему юноше однажды удалось оказать Лагарпу услугу: швейцарец поздно прибыл к месту очередной ночевки и не мог найти свободной комнаты в доме, отведенном Штейну, и тогда Тургенев уступил ему свою кровать. Этот эпизод положил начало их дружбе, продолжившейся затем в Париже и Вене: Лагарп дал Тургеневу прочесть «то самое письмо» Александра 1797 года о свободе и конституции для России, которое поразило юношу («Тут душа Александра показывается в истинном своем величии и благородстве. Дай Бог, чтобы желания его исполнились», – записал он в дневнике). Тургенев много слушал рассказы швейцарца о событиях Гельветической революции, отмечая тогда у 60-летнего Лагарпа какой-то «юношеский задор», особенно к нему привлекавший[367].

Естественно, что швейцарские дела играли важную роль и в разговорах императора с Лагарпом, пока тот оставался при его штабе. В это самое время в Цюрихе Каподистрия прикладывал усилия, чтобы конфликты, вызванные притязаниями олигархических кантонов на возвращение «Старого режима», не переросли в междоусобную войну[368]. Образовались два противостоявших лагеря, один из которых во главе с Берном выступал за полную реставрацию «Конфедерации 13 кантонов» (включая возвращение аристократических привилегий для городской олигархии и неполноправного статуса для жителей бывших «подчиненных территорий») и собрал собственный сейм в Люцерне. Ряд кантонов, как старых, так и новых, объявили о мобилизации.

В этой ситуации союзникам необходимо было четко показать, что восстановление «старой Конфедерации» невозможно, а существование новых кантонов и равные права всех граждан Швейцарии незыблемы. Присутствие Лагарпа подле царя помогло Александру I укрепить выбранную им линию (впрочем, Лагарп, как всегда, хотел большего и указывал царю на необходимость создания в Швейцарии сильного центрального правительства, «как в американских Соединенных штатах»). В свою очередь Александр выказывал тому полное доверие в швейцарских делах – все депеши Каподистрии из Цюриха, в том числе секретные, пересылались царем Лагарпу[369].

Важная победа была достигнута, когда в начале марта 1814 года на конгрессе в Шомоне, где решался вопрос о продолжении войны с Наполеоном, по инициативе Александра I союзные державы признали существование всех 19 швейцарских кантонов, зафиксированных Посредническим актом 1803 года. И тотчас же после этого, 6 марта граф Каподистрия был официально назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром при сейме Конфедерации. Тем самым были установлены российско-швейцарские дипломатические отношения. Уже в таком качестве Каподистрия, постоянно сверяя свои действия с Александром I, содействовал разработке в нескольких кантонах новых конституций, гарантировавших права граждан, а также восстановлению единого сейма (открывшегося 6