Она отвернулась и громко сглотнула.

Может, еще не все потеряно?

Я шагнул вперед и протянул руку. И тут Рейчел встала ко мне лицом. Признаков слез на лице не наблюдалось. Она сверкнула глазами и крепко сжала губы.

– Я знала, что ты раздуешь из всего этого громадную проблему. Потому, собственно, и не хотела объясняться лично.

– Громадную проблему? Я всего лишь хотел попрощаться. Я думал, мы… в некотором роде друзья?

Я надеялся, что после намека на наше фальшивое свидание Рейчел рассмеется, пойдет на попятную, а потом, чем черт не шутит, позволит себя обнять. Однако ее лицо стало еще более суровым и замкнутым.

– Мы никогда не были друзьями.

С таким же успехом она могла вонзить мне в сердце свои шпильки. И я на автомате пошел в атаку, чтобы защитить чувство собственного достоинства, которое в последние недели с трудом сумел обрести вновь.

– Ладно, будем считать разобрались. Ты сильная и независимая. И всех держишь на расстоянии. А тебе не одиноко – сидеть на столь высоком престоле?

Рейчел уперла руки в бока.

– Я сильная женщина, забыл? Ты с самого начала знал, на что подписался. Я не создана для отношений, Блейк. И ты не можешь меня изменить. Не можешь заставить меня чувствовать. Это никому не удалось.

Я поднял руки, защищаясь.

– Я тоже не строил иллюзий. Поверь, я понимаю, когда не нужен женщине. Ну что ж… – Я покрутился на месте, не зная, куда идти. Мы как раз добрались до конца улицы. – Всего тебе наилучшего, как говорится.

Я развернулся и широкими шагами двинулся прочь.

«Только не оглядывайся», – мысленно приказывал я себе. В уголках глаз скапливались слезы. Пусть текут. Пусть уносят боль.

Но тут сзади послышался грохот, а следом ругательство.

– Томми Хилфакер!

В мгновение ока я оказался рядом с Рейчел.

– Что с тобой?

– Черт возьми! – Рейчел прыгала на одной ноге, поджимая большой палец другой. Очевидно, ударилась об урну для мусора на тротуаре.

Она взглянула на меня с перекошенным от боли лицом. И тут ее глаза расширились.

– Ты плачешь?

Секунду я смотрел на нее озадаченно.

– Что?

Она повращала пальцем, указывая на мое лицо.

– А… ну да. – Я вытер глаза. – А ты не знала, что и мужчины могут плакать? Это не признак слабости.

– Не важно, – пробормотала она и продолжила массировать палец, не снимая босоножек. – Я хотела сказать… что я никогда не плачу.

Я вскинул руки.

– Не воображай себя снежной королевой. Все люди порой плачут. Ты только что порвала со мной сразу после такого фантастического лета. Ни с того ни с сего. Я стою здесь и рыдаю, а ты не испытываешь ни малейших эмоций?

– Вот именно. Я не способна плакать, – с нажимом повторила она. – За последние десять лет не проронила ни слезинки.

– Ах, прости. Я забыл, что ты невероятно сильная женщина.

– Во всяком случае достаточно сильная, чтобы не оплакивать кончину заурядного летнего романа.

Явный перебор!.. Рейчел сама секунду выглядела напуганной, словно хотела взять свои слова обратно. Однако потом вернула на лицо непроницаемое выражение.

– Рейчел, – покачал я головой. – Это вовсе не признак силы. Мне тебя жаль.

Затем я развернулся и ушел окончательно.

35. Рейчел. Месяц спустя

Каждое утро, когда я просыпалась в своей нью-йоркской квартире, мне требовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться. Прожив уже целый месяц на новом месте, я по-прежнему чувствовала себя здесь чужой. Недавно купленный матрас никак не желал запоминать изгибы моего тела, лучи солнца падали сквозь шторы под неправильным углом, за окном не щебетали птицы, и только всюду проникающий шум дорожного движения или редкий вой сирен порой добирались до верхнего этажа.

Я протерла глаза и вздохнула. Нет, я уже не в Сент-Эндрюсе. Не на скрипучей кровати с продавленным матрасом. В окно не веет свежий морской бриз, и крика чаек тоже не слышно.

Воспоминания о поездке все больше и больше казались мне сном – пусть чудесным, однако нереальным и иллюзорным. Таинственным образом мозг отфильтровал только прекрасные моменты – дикий пляж, пахнущую свежим лаком лодку, залитую солнцем лесную полянку посреди острова… Я видела, как мы с Марли сидим на веранде и хохочем, ощущала солнечные лучи на лице, песок между пальцев ног и слышала, как шуршат велосипедные шины по сырому морскому дну.

А еще во сне был он. На велосипеде, под водой, в безлюдном переулке. Его горячее дыхание на моей шее.

Рядом послышалось тихое сопение. Я невольно повернула голову, почти желая увидеть мускулистую грудь, ежик аккуратно подстриженных волос и ямочки на подбородке. Хотелось прильнуть к знакомому телу, скользнуть руками под одеяло и разбудить, как в нашу первую – и единственную – совместно проведенную ночь.

Однако рядом лежала женщина. Короткая черная челка упала на лицо, и я могла различить лишь выступающий вперед подбородок. Кожа оттенка слоновой кости резко выделялась на фоне черной сатиновой простыни. Восхитительно. Однако не он.

Эта формулировка преследовала меня регулярно. Не важно, сколько незнакомцев я приводила в свою постель, не важно, насколько глубоко ныряла в работу или погружалась в учебу – он, как призрак, постоянно посещал мои мысли и даже мои сны. В воспоминаниях он смотрел на меня раненым зверем; непрошеное видение всплывало из глубин как мыльный пузырь. Он смотрел на меня влажными глазами, снова обвиняя.

Рейчел, это вовсе не признак силы. Мне тебя жаль.

Не стоит дальше мучиться. Я села на постели, отбросила одеяло. Дотянувшись до обитого бархатом кресла в углу, взяла шелковый халат и накинула на себя. Выудила из-под кровати мягкие домашние туфли на широком каблуке, сунула в них ноги.

Выходя из спальни, я не старалась вести себя тихо. Нет ничего хуже партнеров на одну ночь, которые наутро не понимают, когда пора уходить.

На кухне я первым делом занялась приготовлением кофе. Затем вполголоса велела Алексе включить утренний плейлист, и негромкие гитарные переборы из скрытых колонок заполнили совмещенную с обеденной зоной гостиную.

Вдыхая аромат кофе, пролистала несколько новостных приложений в телефоне.

– Доброе утро. – Приятный голосок, еще хрипловатый со сна, оторвал меня от чтения.

– Доброе утро, э-э… – Не могу вспомнить имя! Анни? Акико? Я почувствовала себя подлой и поспешно отвернулась, чтобы наполнить для нее стаканчик – разумеется, с крышкой, предназначенный навынос. – Кофе?

Она кивнула, продолжая глядеть на меня сквозь длинные темные ресницы. Обычно я горжусь своим доведенным до совершенства ритуалом «утра после», однако на сей раз, вручив кофе, ощутила в душе́ отвратительное