– Интересное… послание, – многозначительно произнес леший.

Промолчала я.

– Вижу, письмо это тебя не остановит, – подметил друг верный.

– Не остановит, – подтвердила уверенно.

И прежде, чем лешенька еще что-нибудь супротив скажет, свои доводы привела:

– Ни ты, ни я не ведаем, что в том яру, который охранябушка Гиблым именовал, происходит на самом деле. Может, и вправду прогнил насквозь, да скверны и нежити в нем столько, что за всю жизнь ни совладать, ни справиться. А может, лесу тому помощь нужна, кто знает? А в письме этом только одна мысль повторяется многократно – «Плохой я, Веся, злой и имя мне второе – зло, так что не спасай меня». Да только был бы злом, разве поступил бы вот так?

И я на пепел от послания оставшийся указала.

– Не поступил бы, – признал друг верный. – Тут твоя правда.

Кивнула я, да моя очередь была еще одну истину признать:

– А твоя правда в том, что умереть права я не имею. Потому и волков с собой беру… Только страшно мне, лешенька, за мои ошибки – им платить жизнью своей придется.

Это вслух сказала, а немым вопросом другой шел: «Правильно ли поступаю?» Не ведала я этого, не знала. И собой рискнула бы, а как рисковать жизнью тех, кто под защитой моей был?

Леший вздохнул тяжело и так рассудил:

– О лесе думать надобно, Веся. Себя ты сберечь обязана, выбора у тебя тут нет. Но если маг этот, собой решивший пожертвовать, яр по ту сторону реки изничтожит весь, тогда еще одним выбором у нас меньше станет. А врагов у нас много, так можем ли позволить себе шанс на спасение потерять?

– Не можем, – подтвердила я.

– Яр спасти надобно без разговоров, – постановил леший.

«И охранябушку», – молча подумала я.

Но леший хоть и не слышал, да зато почувствовал и на тему ту высказался:

– Яр спасти надобно, а вот мага… Маг есть маг, Веся, добрый али злой тут не велика разница. Может, это он тут, пока без магии и сути своей истинной был, вел себя аки человек совестливый да правильный, а как магия вернется… сама знаешь. Главная задача – яр спасти, о маге не думай, не стоит он того.

Спорить не стала. Для себя я все уже решила, а словами понапрасну раскидываться смысла не было, времени не было тоже.

– Речь мою слушай внимательно, лешенька, – тихо сказала, взяв парный браслет. – Да исполни, как велено. На утренней зорьке, коли сама не вернусь… нареченной призовешь.

И подойдя к другу верному, браслет обручальный на руке его кряжистой защелкнула. Тяжелым взгляд лешего стал. Тяжелым дыхание.

Я ладонь протянула, к щеке его прикоснулась и правду сказала:

– До утра продержусь. Со мной амулеты да волки будут. А коли не сумею, не сдюжу – на утренней зорьке позовешь по имени.

И поднявшись, ушла к учебникам уже магическим, по охранительной магии.

– Весь, мне спокойнее было бы с тобой пойти, – поднимаясь, сказал лешенька.

– Нельзя, – ответила резко, не оборачиваясь. – На тебе да на мне лес держится, коли один из нас его покидает, второму должно в нем оставаться.

Леший об том знал, только легче ему от правды не было.

– Волков уж созвал? – спросила, капюшон на голову накидывая.

– Все тут. Все, кто умереть готов, – сипло сказал друг верный.

И когда шагнула за порог избушки, смотрели на меня волки матерые, жизнь пожившие, да волчицы сильные, пару свою потерявшие. У волков ведь как – одна любовь на всю жизнь, одна пара на весь волчий век, и коли любимых теряют, а детей вырастят… существование теряет смысл.

По ступеням спустилась, оглядела каждого – с полсотни собралось, видать леший заповедными тропами привел тех, кто давно одиночкой стал, по окраинам в одиночестве жил.

– На смерть идем, – сказала, оглядывая каждого.

Никто не дрогнул.

Волки – сила леса. Безжалостная сила. Им санитарами быть, больное зверье убивать, им и защищать, коли беда пришла.

Ударила клюкой оземь, и потекла в серых сила леса Заповедного, мощь дубов вековых, крепость сосен, что до облаков достают, гибкость плюща да живучесть сорняков. В один миг стали звери втрое больше прежнего. Вот твоя армия, ведьма, вот она. На смерть поведешь.

– Где ждать тебя, Веся? – тихо спросил леший.

– В сосновом бору, лешенька, в сосновом бору…

Многое я ему этим сказала, очень многое.

Он понял.

Оборачиваться не стала – плохая примета.

Клюку сжала да и ударила, открывая тропу заповедную.

* * *

Вышла у топи, прямо перед мостом, и волки серыми тенями за мной последовали, да едва в лес вышли, так сразу рассредоточились – кто впереди скользил, кто по сторонам, кто прикрывал сзади. И на мосток из бревен, водорослями опутанных, волки ступили тоже первыми.

И как ступили, так и зарычали.

Впереди меня шло двое, волчица Сида, старая, умная, опытная, и матерый волк, бывший вожак восточной стаи Хоен. Оба на веку своем многое повидали, от того оба и среагировали первыми – на мосту что-то было не так. На мосту кто-то был.

Остановилась и я.

Протянула руку – огненный зеленый шар сорвался с ладони, помчался вперед и разбился обо что-то, хищно скалящееся да пригибающееся к мосткам. Тварь собиралась прыгнуть. Да не успела. Ведьмовской огонь – страшная штука, особенно для скаженной нежити. Но уроком мне это стало – я тварь не почувствовала, и коли бы не волки, пошла бы вперед уверенно, на силу водяного уповая и засады не ожидая.

Да долго в безвестности Водя не пребывал. Тварь, охваченную пламенем, что и в воде не гаснет, схватил кракен, да тут же щупальца отдернул и хозяина призвал.

Водяной поднялся из воды, когда мы уж до середины моста дошли. На меня посмотрел напряженно и спросил прямо:

– Это что выходит – защиту мою тварь обошла?

– Выходит так, Водя, – кивнула я.

О том, как действовать дальше, мы с водяным знали оба – и едва я и волки сошли с моста, моста не стало – рисковать никто из нас не хотел: ни я, ни водяной.

– Веся, здесь ждать? – спросил он.

Что ответить?

– Не знаю, – сказала не оборачиваясь. – Не знаю, сумею ли из яра обратно к берегу выйти. Водя, другой мост не готовь, опасно слишком.

И в страшный Гиблый яр шагнула решительно.

Позади плеск воды раздался, и хоть не к добру то было – обернулась. Водя не хвостом по волне плеснул, уплывая, а по воде кулаком ударил в бессильной ярости, да только он к реке привязан сильнее, чем я к лесу Заповедному. У меня ведь леший есть, а у него – никого.

– Себя береги, Весь, – попросил только, больше ничем помочь не мог.

– Попробую, – кривить душой не стала.

Не знала я, выберусь ли сама али леший спасет. Да и какой он меня спасет?

Ничего не знала.

Одно только мне было ведомо – куда маг пошел. Вот путь охранябушки я видела отчетливо – такую просеку слепой и тот бы увидал. Жуткая просека была – огнем и мечом шел вперед маг, огнем и мечом… от того дымился не только лес, но даже и влажный мох тлел. От того кровь была повсюду, и вовсе не алая, а багряная, запекшаяся.

– Сида, Хоен, рядом держитесь, ни на шаг не отходите! – приказала я волкам.

И опустившись на одно колено, приложила ладонь к земле.

Гудела земля… от топота ног, от энергии смертей, от ужаса тех, кто спасался, от ярости тех, кто мчался уничтожить вторгнувшегося мага. Земля здесь была отравлена да столь сильно, что как ни искала – ни единого чистого ручья не нашла, ни одного здорового дерева, ни одного существа, в ком бы жизнь билась чистая, ядом гибельным не изничтоженная, скверной не измененная.

Гиблый яр – как оказалось, название было верное. Я и представить себе не могла, насколько верное. Здесь не жизнь, здесь смерть да скверна черным ядом все пропитала. И я не то что живых не ощущала, я даже нечисти найти не могла. Ни кикимор, ни лесовиков, ни боровиков, ни даже аук или анчуток, не говоря о лешем. В этом лесу жизни не было. В любом ином была, даже сожженном, даже прогнившем какая-то жизнь да была, а в этом… не было.

Только нежить! Одна нежить! Исключительно нежить!

И ты знал об этом, охранябушка, знал,