Шрифт:
Закладка:
Об одном жалею – знала бы раньше, если бы только знала раньше, что эта чаща правильная, что сохранила разум и жизнь, я бы всех волков своих сохранила, и я бы… я бы раньше сюда пришла.
– Не враг я тебе, чаща Заповедная, – с болью сказала, с трудом. – Я за своим пришла, свое возьму и оставлю лес твой, но ненадолго. Одна ты больше не останешься, в этом я тебе клянусь. А сейчас пропусти меня.
Призадумалась чаща, смотрит пристально, взгляд нехороший… не понравился мне взгляд ее, ох и не понравился. Но в сторону с пути моего шагнула и поклонилась даже мне, хозяйке лесной… а вот это уже не понравилось окончательно. Чащи Заповедные, они собственницы зверские. Такая коли хорошую хозяйку найдет, то вовек не отпустит – по своей знаю. Ну да ничего, поутру леший выдернет, никакими путами не удержит меня чаща.
А вот сейчас чащу следовало удержать мне. Да так, чтобы следом не кинулась, чтобы здесь осталась, себя сберегая. Ведь с нежитью я разберусь, и яр Гиблый рано или поздно отчищу, а вот коли погибнет чаща, тогда спасать будет уже нечего.
– За мной не ходи, Заповедная! – приказала непререкаемо. – Силой с тобой поделюсь, отдам, сколько смогу, а ты полученное – сбереги, наказ мой тебе хозяйский, к исполнению обязательный.
Нахмурилась чаща, руки-лианы на груди переплела, стоит мрачная.
– Делай, что приказала, – повторила уверенно. – У меня времени мало совсем, коли не успею – сожжет охранябушка весь яр, и спасти тебя только водяной сможет. Так что к реке спеши, чаща моя, у реки и жди меня.
И ударила клюкой о стену из воды. И понеслась та волной – гниль уничтожая, скверну вымывая, яд обращая смолой, шипы острые – цветами весенними, мох гнилостный – грибницами, лианы ядовитые – побегами деревьев молодых.
И на глазах расцветал лес, обновлялся, оживал.
От меня до самой до реки, вычищая всю эту территорию.
И хорошее это дело, однако все, что мне теперь оставалось – бежать! И так быстро, что ветер свистел в ушах, а капюшон давно упал за спину.
И помчались мы с волками быстро, так быстро, как только могли.
Сида и Хоен впереди, парой мчались, в паре атаковали. Чаща нам больше не препятствовала, но в этом мертвом лесу нежити оказалось поболее, чем в моем – живности всяческой!
Теряла я амулет за амулетом, голос охрип от заклинаний, мне бы воды сейчас, хоть глоточек, да не было, хрипели, рычали, бросались в бой неравный волки, падая безмолвно в случае поражения, а я даже помочь не могла… Бежала вперед я, бежала отчаянно, уж и в боку кололо, да так, что хоть криком кричи, в глазах темнело, но все, что мне оставалось – бежать.
Бежать, зная, что каждая пядь земли уносит жизни моих волков, боясь, что могу не успеть, бежать, в какой-то миг осознав, что возле меня лишь Сида и Хоен… других волков больше не осталось. А вот врагов – хоть отбавляй.
И наступил страшный миг – миг, в который я вынуждена была остановиться.
Остановиться, тяжело дыша, не падая лишь по одной причине – за клюку держалась, остановиться, с ужасом понимая, что, кажется, теперь я единственный противник всех тварей Гиблого яра. Я. И судя по тому, как дрожала земля под ногами, нежить все собиралась и собиралась, мчалась ко мне изо всех сил да со всех сторон. Гиблый яр – он огромный, двадцать дней пешего пути от центра к выходу, это поболее моего Заповедного леса будет, и вот сейчас все монстры яра желали растерзать меня.
Причем только меня. Это-то и пугало.
Так пугало, что дышать стало вконец больно – если они все против меня восстали, кто же тогда против охранябушки стоит? Никого? Неужто мертв он? Неужто не успела?
Зарычала Сида, шагнула вперед, готовая кинуться в бой, что проигран заведомо, но я остановила. Волки, что могли, уже сделали. Теперь, Валкирин, твой ход.
– В бой не вмешиваться, – приказала волкам, – вы у меня одни остались.
Одни, это правда.
А впереди стоит лич, щитом своих тварей накрывает, в бой снаряжает. Слева ходоки рычат неестественно, с губ пена ядовитая зеленая капает, но хуже всех – твари. Много их, слишком много, и каждый в прошлом маг, а значит, не с тупой нежитью дело имею, а с хитрой, коварной, ученой. Выберусь ли?
Свела ладони вместе, зажмурилась и крикнула, вливая силу ведьмовскую в заклинание свечения:
– Meridiem!
И засиял яркий белый дневной свет посреди отравленного ночного леса. Взвыла нежить, упал ослепленный лич, ходоки забились в припадке на земле и только тварям свет не помешал ничуть. Ну да ничего, для вас иная магия имеется в запасе.
И упав на колено, я ударила ладонями оземь и прошептала:
– Расти!
И потянулись из черной мертвой земли яркие зеленые побеги, побежали вверх, оплетая нежить, сковывая по рукам и ногам тварей, в кокон укутывая лича, прорываясь среди врагов.
А я уже мчалась вперед, Сида и Хоен за мной по пятам.
Последний рывок, последний. На большее сил нет!
И ликующее чувство в изнывающей груди – успела!
Успела!
Мы с волками вырвались на поляну в тот самый миг, когда маг находился в середине прорисованного кровью круга и собирался сжечь себя и весь Гиблый яр заодно.
Он стоял в центре пятиконечной звезды, что заняла весь охранительный круг, запрокинув голову, раскинув руки, и медленно нараспев читал заклинание…
А повсюду лежали останки его врагов, кровью нежити он охранительный круг начертал, да такой, что и я, живая, с трудом через его грань переступила, волков чуть ли не силой загнать пришлось, преследующая нас нежить на ту же поляну примчалась. Но поздно уже – мы успели! Мы перешагнули контур охранительного круга и теперь были в недосягаемости. Абсолютной недосягаемости для нежити. И та, осознав это, разразилась взбешенным воем, да выть могла уже сколько угодно.
И маг, обернувшийся на вой взъяренной неудачей нежити, потрясенно поглядел на меня, и с губ его сорвалось только:
– Веся…
Не ответила. Рухнула на колени и, держась за клюку, дышала, пытаясь отдышаться хоть как-то. Рядом натужно хрипели волки, но они хоть стояли – гордые. За пределами круга защитного носилась и ревела от бессильной ярости нежить, да только охранябушка, явно истинный архимаг, дело свое знал хорошо, оттого никто и не мог прорваться через периметр, даже твари.
– Веся!
Вмиг охранябушка рядом оказался, меня подхватил, усадил, флягу из-за пояса достал, поднес к моим губам… И ох, как же рада я была воде ключевой, студеной. Да только всю не выпила, не одна же я тут была.
– Волков напои, – попросила задыхаясь.
Напоил.
Так потрясен был, что и возражать не стал, пошел и напоил обоих.
Потом ко мне вернулся, стоял рядом и ждал, пока отдышусь. И лишь после тихо спросил:
– Ведьма, ты письмо мое читала?
– Нет, – солгала мгновенно. – А что там было?
Маг смотрел на меня со смесью гнева, ярости, недовольства и… тревоги. Вот только не за себя он боялся – за меня.
– В письме? – уточнил хрипло.
И хотел было ответить, да передумал, лишь смотрел на меня, а в глазах столько боли.
– О, попробую догадаться. – Я все еще за руку его крепкую держалась, так и поднялась, за него цепляясь. – Видать, было там, что ты пошел на смерть верную, гибель правильную, и, мол, так тебе, магу беспутному, и надобно. Угадала, охранябушка?
Промолчал, взгляд отвел.
А вот я молчать не стала.
– Маг, – прошипела разгневанно, – вот скажи мне, будь так любезен, откуда ты взялся такой весь неправильный?!
И на это отвечать не стал, лишь посмотрел в глаза мои, да во взгляде том боль плескалась такая, что и не передать. А я на него смотрела и все понять не могла – почему он такой? Ну, почему?
– Меня пожалел, да? – спросила с горечью. – Меня. А с чего бы,
