что он смог испытать — огромное, всепоглощающее отчаяние. Он еще столько не успел! Оно, смешанное с солью, окутало сознание Роя, и оно начало отключаться. Откуда-то с периферии к центру.

Наверное, он умер, потому что ему вдруг стало хорошо и спокойно. Ушла боль, ушли воспоминания, ушла измучившая жизнь. Где-то вдалеке кто-то кого-то тряс, бил по щекам, лупил по спине, но это было неважно. Пустая суета. Перед глазами плыли бензиновые пятна, создавая великолепные декорации. Звуки тоже плыли, выстилаясь мягким фоном, и Рой ощущал абсолютное счастье. Оно обволакивало уютной, пушистой оболочкой. Она не давила. Не жала, удивительно точно принимая его форму. Сознание, где-то отдельно от него смутно обозначило, что кто-то грубо рвет ее, пытаясь внедриться в глубинные слои, и она тоньшала капустным кочаном, с которого сдирали листья. Какая-то неотточенная сила с ранящими краями сопротивлялась внутри, но после начала подниматься, царапая трахеи. Сознание комом вдавливалось в голову, и Рой исторгся потоками воды и кашля. Он чувствовал, как скрипят ребра под воздействием грубых прессующих надавливаний. Казалось, следом за водой исторгаются внутренности, завязанные беспорядочным узлом, а обрывки тканей кровоточат резью.

— Смотри на меня! — слышит Маккена, но ему еще не удается сконцентрировать взгляд, чтобы двоящиеся изображения слились в единую картинку. — Доброе утро.

Шум в ушах заглушает звуки, и они слышатся тупо и отстраненно. Ватные чужие руки неудобно вбиты в плечи, а ноги все еще приклеены к песку.

— Что это было? — кто-то помимо воли Роя изнутри него задает вопрос.

— Ты случайно упал с причала, и я едва успел спасти тебя в последний момент. Можешь считать, что тебе повезло. И, кстати, не в первый раз.

— Зачем?

— Я не знаю, зачем ты упал, — валяя дурака, ответил Стив.

— Зачем ты спас меня?

— А что, не надо было?

Шон помог Маккене сесть.

— Голова трещит, — отметил Рой, ощупывая виски.

Только теперь он полностью осязал себя в пространстве. Стив сидел перед ним на корточках, свесив с колен руки. Боги! Он все еще необыкновенно красив. Маккене было приятно подумать об этом.

— Если ты столкнул меня, на хрена было вытаскивать?

— Ну, во-первых, ты просил о помощи. Во-вторых, довольно трудно наблюдать, как гибнет твой близкий человек. В-третьих, я хотел напомнить, что сделал для тебя Энди, хотя ты не был для него родным человеком. В-четвертых, я все еще не теряю надежду, что ты поймешь, что жизнь бесценна, чтобы так бездумно отказываться от нее. Ну, а в-пятых, хотел понять, каково это лишить жизни того, кого любишь. То, что подарил тебе Энди настолько велико, что ты не имеешь права отказаться от этого дара. Я хотел вернуть тебя к жизни. Надеюсь, теперь ты подумаешь над тем, что делаешь. Мне кажется, ему было бы нескончаемо больно видеть, как ты поступаешь с его подарком. Он точно не заслужил этого. То, что сделано уже не повернешь. Надо думать, как не сделать еще хуже. Во всяком случае, хотелось бы верить, что ты найдешь в себе силы. Давай, вставай. Нам надо собраться. Как только чуть спадет жара, мы вернемся домой.

Рой сверлил Шона взглядом. Слова друга укладывались в опустевшей голове аккуратными слоями. Он был прав. Прав со всех сторон. Мудрый Стив. Только сейчас Рой ощутил, насколько сильно любит его. Только сейчас понял, насколько сильно тот должен был страдать, чтобы решиться на такую крайнюю меру. Он сам не понимает, насколько огромно счастье иметь того, кто любит тебя.

Рой вдруг подумал, что соскучился по дому. Все изменилось, и там теперь пепелище его жизни, но даже из этих жалких обломков можно выстроить что-то, где можно будет приткнуться уставшей душе.

— Мне нужно сделать снимки. Я не хочу больше возвращаться сюда. Никогда.

— Отлично. Скажи, что я должен сделать. Я помогу тебе.

— Стив, — Маккена сделал паузу. — Я бы хотел побыть один. Мне надо подумать.

— Рой?

— Я не буду пить. Обещаю. Поверь мне на этот раз.

— Уверен?

— Да.

— Что ж. В общем-то, мне не привыкать.

— Есть одна просьба.

— Да.

— Поедем ночью. Мне нужно закатное солнце.

— Без проблем.

— И еще одно.

— Слушаю.

— Я люблю тебя, Стив.

— И я люблю тебя.

Они обнялись. Рой уткнулся в плечо друга, закопался в него лицом и замер. Такое родное плечо. Знакомый запах. Энди и Стив… Каждый из них дарил ему жизнь, ничего не прося взамен. За что же он так наказал их? Почему не заботился об их чувствах? Почему никогда не думал, что жизнь была слишком щедра к нему? Она позволила ему почувствовать настоящую дружбу, познать ответную любовь, испытать муки творчества… И даже теперь после всего еще можно обнять плечо и прижаться к груди друга, чтобы вновь вспомнить, как бьется его сердце, с каждым ударом источающее любовь.

— Тебе идет бронзовый закат, — произнес Рой, разглядывая, как оседающее солнце заигрывает с длинными спиралями локонов.

— Рыжие женщины, как и рыжие кошки, приносят удачу их обладателям, — кокетливо улыбнулась муза.

— Ну, вот! Опять началось! Скромность явно не входит в набор твоих достоинств.

— Милый мой! Мужчина — голова, но женщина – шея. Давно известно, куда повернет, туда и смотреть будешь. Не спорь. Лучше обсудим планы. Сегодня удачный закат. Какая-то золотая эротика с прожилками граната!

— Хочешь, сфотографирую тебя на его фоне?

— Я не получаюсь на снимках. Ты же знаешь. Таково условие нашего существования. Но если хочешь, я попозирую, чтобы фотографии получились идеальными? Я даже могу смотреть глазами Энди…

— Не надо! — обрезал Рой. — Я не смогу. Мне лучше вообще об этом не думать.

— Неверно. Тебе лучше об этом думать, и ты сам это прекрасно понимаешь. Ты же сейчас снимаешь для него.

— Замолчи! Я же просил!

— Смотри на меня, и я стану им, если ты будешь очень хотеть.

Муза смотрела глазами мальчика, и Маккена видел, как она преобразовывается в него. Рой почувствовал присутствие сердца. Оно билось неравномерно. То еле-еле ползло, то вдруг пускалось в бешеные скачки, а после внезапно замирало, как вкопанное. За последние три месяца он почти убил его, и теперь оно давало сбой, как запыленный механизм старых часов. Утренние события совсем разладили его и, наверное, оно даже поскрипывало. Только очень тихо. Вообще Рой чувствовал себя не лучшим образом. Все в нем как-то сломалось и теперь лишь обозначалось неким присутствием. Ободранные трахеи саднило при дыхании. В желудке застрял какой-то ком. Мозг потяжелел, словно впитал осадки тяжелых металлов, а кости и хрящи, словно усохли и цеплялись друг за друга при малейшем движении. Он понял, что, безусловно, преуспел, производя над собой эксперименты по выживанию.

Рой видел, как сквозь прозрачный силуэт музы умирало солнце. Вода облачалась в траур, сожалея о смерти дня. Легкий бриз нес скорбь, тихо шелестя водой о песок. Грусть впитывалась через кожу, и Маккена теперь ощущал все острее. В нем тоже что-то умирало. Еще один день… Один день сомнений и неизвестности. Мир оставался прежним, не замечая, что изменился. То же солнце. Вода. Причал. Только это уже был мир ПОСЛЕ. Ангел пал. Велика ли потеря? Для Роя это апокалипсис. Для мира - нет. Завтра вновь поднимется рассвет. Солнце игриво обласкает воду, бесстыдно выставит напоказ богатую неприкрытую наготу, а после устанет и уйдет на покой. Ну, подумаешь, пал ангел! Мало ли их сыплется? Мало ли рушится в эту бездну? Они вольны выбирать, и ему нет никакого дела до их выбора. А муза смотрит глазами мальчика, и сквозь них умирает не солнце. Умирает его жизнь. И ему нет никакого дела до смерти распластавшегося диска.

Рой задержался в номере. Последние секунды, чтобы оглянуться. Безразличный безликий мир. Просто набор предметов. Гостиница. И его собственная жизнь — гостиница. Энди. Постоялец. Он ушел, и все осталось на местах, только номер теперь закрыт, потому что в аварийном состоянии. Расползается по швам, непригодный для ремонта. Просто дело времени ждать, когда он, наконец, рухнет, похоронив под собой его владельца.

Стив ведет машину, а Рой безразлично смотрит, как мимо скользят темные, словно обгоревшие силуэты кактусов. Они похожи на остатки каких-то конструкций после вселенского пожара. Такие же, как и он сам.

— Ты как? — наконец, решился спросить Шон.

— Каком книзу, — ответил