— Не надо. Не плачь, — прошептал Энди. — Не надо бояться. Просто поверь мне. Не сопротивляйся. Я не сделаю ничего, что ты не захочешь. Думай о себе, и я буду думать о тебе.

И Энди тоже поверил себе. Сейчас он был Стивом. Был Роем. Был самим собой. Он был первым, кто вскрывал глубинные дрожащие пласты, освобождая их от толстой корки порожних пород. Он знал, что делает, и он думал за двоих. Она училась от него, и он учился от нее. А после, разглядывая лицо Джен, он не заметил морщинок, он заметил лишь влажный луч, скользнувший в благодарных глазах.

— Вот видишь, — улыбнулся парень. — Это совсем не страшно. Я же говорил тебе. Посмотри на меня.

— Не могу. Мне стыдно.

— Стыдно? За что? Тебе было хорошо, и поэтому ты молодец.

— Ты всем так говоришь?

— Нет. Тебе первой.

— Не верю. Другие женщины…

— Их не было.

— Не верю.

— Может быть, они и будут, но ты навсегда останешься первой.

— Как же так? Перед тем, как пригласить тебя, я наводила справки.

— И что значилось в этих справках?

— Что ты лучший, — неуверенно ответила Джен.

— Я не могу подтвердить, так же как и опровергнуть. Как-нибудь потом, когда сравнишь, расскажешь.

— Да ну тебя! Отвернись.

— Зачем? Есть, что скрывать? Я не видел чего-то? Или ты не видела чего-то?

— Что означают эти буквы? — уводя разговор в сторону, спросила женщина, разглядывая брелок.

— Инициалы одного человека.

— Которого ты любишь?

— Да.

— Почему же ты не с ним?

— Я хотел бы этого больше всего на свете, но это невозможно настолько, насколько возможно быть невозможным. С каждым днем к этому прибавляется еще и еще.

Энди чувствовал усталость. А еще спортзал, занятия по стрип-пластике и пилон, а вечером занятия иного рода. И после всего этого тащиться домой какими-то сильно растягивающимися день ото дня километрами. А может поговорить с Давом, и у него найдется какая-нибудь свободная конура в клубе? Без разницы какая, лишь бы можно было лечь, вытянуться и уснуть. Устал. Чертовски устал. Сопротивляйся… Кто же это сказал? Парень не мог вспомнить. Мудрое слово. Resist. Обклеить бы им свою жизнь, чтоб было, за что держаться. Сопротивляйся. Ты уже прошел часть пути, и он стал на пятнадцать тысяч короче. На пятнадцать тысяч ближе к первому шагу Тиу. На пятнадцать тысяч дальше от аппаратуры и Стива. Просто, сопротивляйся, Энди! Цепляйся! Hang on!

Пять тридцать утра. В глазах песок. Ощущение последнего клиента еще не выветрилось из сознания парня. Оно не сильное, не омерзительное. Просто какое-то физическое и все. Он опять курил вечером датуру. Капли Дождя прав. Помогает. Все как-то сглаживается, перестает быть трагическим и даже приносит удовольствие, да и сексуальной энергии хватает дольше. В смесь входит что-то, что не дает привыкать к дурману, вот только никак не удается объяснить это Мартину. Он злится и даже пытается не разговаривать с Энди, но Тиа… больше всего на свете оба боятся ее ранить. Мартина можно понять, он поставил на себе клеймо несостоятельности, ведь Тиа — его сестра. Энди улыбается. А вот и не угадал! И моя тоже. Родство крови ничего не значит, когда есть родство духа. Когда она появляется, все разговоры смолкают. Она не должна знать. Капли Дождя жжет свои сушенные черенки, обкуривая парня, а Джил старается впихнуть в него лишний кусок. Только он не ест. От усталости, от совестливости и от чего-то еще.

Шесть. В клубе никого. Энди поднялся на сцену и коснулся пилона. Ну что, дружище? Начнем, пожалуй. У этих двоих теперь другие отношения. У них получается. Старый шест, уставший от одиночества, рад новому наезднику. И мальчишка рад. Разговаривает с ним. Договаривается. Тело легкое, тонкое, пластичное, да и мышцы окрепли. Слушаются. Дав обещал в конце июля «выставить товар на витрину», показать его, так сказать, лицом. Энди тренировался. Его мечта уже бросила ему с борта веревочную лестницу, и ему осталось только подняться по ней. Ничего-ничего. Пусть болтают перекрестные ветра, он ни за что не отступит. Потерпи, Рой. Я помню. Аппаратура и Стив.

Почти восемь. Энди все еще на пилоне. Черт возьми! Красиво делает. Знает, что к чему. Понимает как.

Парень решил закончить пораньше, чтобы улизнуть до того, как придет Дав. В последнее время он начал слишком часто хотеть. И особенно по утрам, когда мальчишка уже валится с ног. Целый клуб витринных мальчиков, так нет! Ему подавай Энди. Ненасытная прожорливая тварь! Мало ему! Все ему мало!

Путь в дверях преграждает охранник.

— Хозяин просил тебя задержаться.

— Мое рабочее время закончилось. С какого перепуга, недосыпа или перепоя я должен тут торчать?

— Дав хочет тебя. Не прикидывайся дураком.

— Это его проблемы…

— Они могут стать твоими очень быстро. Я бы посоветовал тебе не рыпаться. Пойди освежи хоботок и жди. Господи, и что он только нашел в тебе?! Полный клуб классных парней. Нет, ему тебя подавай.

— Я даю ему то, что возбуждает его больше всего на свете. Унижение. Этого не может доставить ему никто.

— Бог мой! Что ты несешь?! Чтобы Дав…

— Твой Дав визжит как недорезанный поросенок, когда такой как я натягивает его, — обрезал Энди. — И еще… Он тащится от того, что его шлепают по заднице. И чем сильнее, тем лучше. Поинтересуйся сам, если не веришь на слово. Дай пройти.

— Я сказал, жди! И давай без глупостей, не то, как бы тебе не пришлось визжать.

Хозяин клуба не заставил себя ждать. Он появился почти сразу и тут же кликнул мальчишку. Ничего удивительного. Дав знал, что Энди занимался, и стоило ему только покинуть клуб, иди, лови ветер. Он настаивал, чтобы у парня был телефон, но Энди наотрез отказывался. Нет телефона, нет проблем. Куда надо, он и так успеет, а остальным знать, где он необязательно.

— И что ты за человек такой?! — воскликнул Дав. — Из какого дерьма ты слеплен, что с тобой ничего нельзя сделать?! Где это было видано, чтобы я подстраивал свои планы под тебя?!

— Я вхожу в твои планы, — Энди постарался сказать это насколько смог сально и двузначно, — поэтому не скули. Лучше давай вставай на колени и приступай. Когда наиграешься, скажешь.

— Энди, — взгляд Смита поплыл и покрылся масляной пленкой. — Иди сюда. Ну, давай иди. Сделай так, как я люблю. Только медленно.

Он развалился на кровати. Пятна, которые пошли по его лицу слились с цветом простыней, и он начал облизывать губы. Он всегда так делал, когда желание переполняло его. Энди давно научился читать эти знаки. Он медленно снял рубашку и взялся за ремень.

— Не спеши, — заныл хозяин. — Медленнее. Еще медленнее. Я с ума схожу, когда ты так делаешь.

— Ты извращенец, Дав, — глядя на него свысока ответил парень. — Любишь смотреть?

— Ты виноват в этом. Ты заставляешь меня им быть.

— Все вокруг думают, что ты крутой. Все, кроме меня.

— Мне плевать на всех, когда есть ты. Я выжму из тебя все соки сегодня.

— Валяй, не захлебнись только.

Энди снисходительно усмехался, расстегивая верхнюю пуговицу джинсов. Власть над толпой. Как говорил Стив. А ведь толпа состоит из единиц. Таких, как Дав. Парень безразлично смотрел, как взгляд хозяина клуба становится жадным. С каждым мгновением в нем появлялись новые оттенки. Много. И вдоль и поперек них желание. Одно единственное. Перечеркивающее все остальное. Хочу. И усиливающие ноты. Я диктую волю, а ты подчиняешься. Хочу и все.

Энди стоял, чуть подавшись вперед бедрами, и наблюдал, как Дав сползает с кровати и приближается к нему. Облизывается, начиная заигрывать. Унижается, возбуждаясь все больше. Господи, до чего ж отвратительно он движется! Движения должны быть плавными, но они резкие. Обрубленные какие-то. Похожие на крокодильи. Парень чувствует коленями первое прикосновение. Оно влажное. Перегретое. Впрочем, как и всегда. Сейчас он поднимется, достигнет паха и завязнет там, а когда начнет стонать — значит готов. Дав — фетишист. Развлекается до самозабвения со своим идолом, посматривает на мальчишку снизу вверх замасленными пустыми глазами. И улыбается. Противно так. Сально. Сыто.

— Тебе идет татуировка. Сексуально, — шепчет Смит, прокладывая слюнявую дорожку от локтя парня к плечу. — Смотрю, пока мучает тебя.

— Терпимо. Бывало хуже.

— Правда? Намного хуже?

— Намного. И если я пережил то, переживу и это.

— Совершенство требует страданий. Так ведь?

— Тебе нравится доставлять людям боль? — поморщился Энди, невольно стараясь отстраниться.

— Людям - нет, тебе - да.

— Так ты еще и садист? Редкое сочетание…

— Сочетание чего?

— Пассивности с садизмом.

— Считай, что я эксклюзив. Тебе повезло.

Энди чувствовал язык Дава, словно его вылизывала кошка. Мальчишке казалось,