Шрифт:
Закладка:
— Согласись, — шептал Смит в самое ухо парня, — в боли тоже есть удовольствие.
— В боли нет ничего кроме боли.
Дав продолжал обшаривать парня, все больше разогреваясь и возбуждаясь.
— Ну, давай, мальчик, — уже хрипел Смит в попытке поцеловать Энди в губы.
— Я не целуюсь.
— Брось! Ты ведь тоже хочешь…
— Нет, — отвернулся мальчишка.
— Ну, и хрен с тобой! Тогда давай трахайся!
И Энди давал. Он давно понял, что Дав обожает, когда ему заламывают за спиной руки, вкручивают пальцы в волосы и давят на затылок, чтобы он почти задохнулся в подушке. А еще он не любит ничего плавного. Чем резче все делать, тем сильнее он проваливается в свой оргазм. Опрокидывается и рычит, стиснув зубы. Энди знал тот самый короткий путь, чтобы вогнать его туда. Чтобы он потерялся там, взорвался и после долго осыпался распаленными хлопьями. Знал, что делать, чтобы еще долго Дав не мог собрать свои разлетевшиеся куски. Парень уже выучил наизусть все его странности. Это он в костюме такой высокомерный и недоступный. А когда голый и на четвереньках… Петух петухом. Вставить бы ему в задницу пару перьев. Вот уж точно одно к другому бы подошло. И не объехать же этот необъятный зад ни справа, ни слева. Он торчит аккурат посреди его дороги к мечте. Как шлагбаум. Не откроешь, не пройдешь. Ладно, хоть кончает быстро. Возни - минут на десять. Это спасает. Дольше нудная прелюдия. Если все аккуратно рассчитать, сильно не запаришься.
— Почему ты холодный такой? — спрашивает Дав, захлебываясь в собственном скомканном дыхании.
— Потому, что тебе так нравится. Ты же тащишься. Зачем тебе повиновение?
— Неправда.
— Больше всего на свете ты любишь хотеть. Чем меньше я даю тебе, тем сильнее ты хочешь. Тебе интересно сопротивление, поверх которого ты давишь своим статусом.
— Умный гаденыш. Мне нравится видеть, как ты терпишь, как ты не хочешь, но подчиня-я-яешься…
— Вот видишь. Мы — чудесная пара. Я почти жертва в твоих глазах. Так ведь?
— Ты любишь надо мной издеваться?
— Помилуй, дорогой мой! Это ты любишь, когда я над тобой издеваюсь. Лежишь тут передо мной. Скулишь, и никто не знает об этом. Только ты и я.
Энди тащился домой. Усталость накладывалась на усталость. Они разные, и каждая давит тяжестью. Он устал от чужих людей… от чужих постелей… чужих отношений… чужого мира. Устал от себя в этом мире. Он не может смешаться с ним, раствориться. Не может впустить его в себя. Разрешить себе быть счастливым. Нет, даже не быть. Просто попытаться. Не может, потому что там, далеко, за пределами пределов… студия… та единственная постель, где он мог забыться, заснуть в одеяле объятий. Там он был счастлив, чувствуя спиной, как ровно бьется родное сердце. Дверь, которая захлопнулась за ним… она, как сито, просеяла его жизнь. Там за ней осталось все. Рой. Он сам. Его ангел. Стив. Терра Инкогнита. Утренний иргачиф и пицца с плесневым сыром. Там осталась вся его жизнь. Он, как призрак, неприкаянно болтающийся по миру. Бестелесный, потерянный, уставший. Он ни здесь, ни там.
Энди подумал о Тиу. Даже без ног она доказала всем, что успевает за жизнью. Он не успевал. Уже не успевал.
* Сопротивляйся.
1 — название индейского племени.
2 — Ты становишься неотразимым. Я почти готов трахнуть тебя.
Часть 14. YOU FUCKED YOURSELF, ROY.
14. YOU FUCKED YOURSELF, ROY.*
Зато Рой успевал. Казалось, уже жизнь не успевала за ним. Она тащилась позади, мучаясь одышкой и отставая все больше. Маккена сорвался с цепей и, словно вылетел из пространства. Его вынесло из колеи, он потерял равновесие и тормоза, и ему отказало чувство самосохранения. После того, что ему показала старая индеанка, он попросту потерял страх. Потерял себя. Время. Пространство. Ночные клубы и бары тихого курортного городка содрогались от его нашествий. Бани кипели, а местная полиция уже почти смирилась. Рой стал там настолько частым гостем, что спокойно мог бы рассчитывать на политическое убежище. Он оплатил миллион штрафов, но это не отрезвило. Ничуть. В нем словно образовалась дыра, куда, как в прошловековом вагонном туалете со свистом высасывало весь адреналин, и Маккене ничего не оставалось, как пополнять его вновь и вновь. Низкий уровень адреналина породил страшный голод, причем во всем. Ему стало мало. Мало еды, мало секса, мало приключений, мало удовольствий. Зато в нем сполна взыграло творческое вдохновение. Оно вспенило бурную фантазию, и Рой тут же вызвал музу, правда, проснувшись утром, напрочь об этом позабыл.
— Господи! Тебя откуда принесло?! — воскликнул он, обнаружив ее, дремлющую рядом.
— Милый, пить надо меньше, — сладко прошептала муза и потянулась, растопырив чеканные пальцы на ногах. — Ты уж определись с желаниями как-нибудь, прежде чем удивляться. Ты сам меня вызвал. Я бросила все дела и примчалась. Правда, должна отметить, что определенно соскучилась.
— Действительно, надо бросить пить, не то не ровен час не с тобой, а неизвестно с кем проснешься. Это уже случалось со мной. Кажется.
— Смотрю, твои идеи кружат, как стая воронья? — муза решила не продолжать выяснение отношений. — Шум от них неимоверный, и грязи не меньше.
— Какого воронья?! Ты в своем уме?!
— В твоем, милый. Забыл? Я — суть ты сам. А идеи твои почти такие же темные и мутные, как каркающие вороны. Ни грациозности в них, ни сексуальности. Они вообще не вписываются в мое эротическое представление о мире. И если ты думаешь, что я тащилась сюда за этим, ты не угадал. Кстати, меня до сих пор тошнит после самолета. Ты же знаешь, я скверно летаю. Ну, ладно, не беда. Ты чурбаков нарубил, я из них фигуры выточу. Не беспокойся, на выходе будет секси.
— Вот уж спасибо огромное! Всю жизнь мечтал проснуться утром и услышать, какой я урод недоделанный.
— Ну, не урод, хотя, должна признаться, ты опустился на самое дно.
— На дно, говоришь? Ничего, всплыву. Дерьмо не тонет.
— Вот видишь, а говоришь, я о тебе как-то не так отзываюсь. Знаешь, что? Я тут подумала…
— Плохое предзнаменование, — перебил Маккена, отворачиваясь. — Сейчас выдашь очередную фэнтази. Пожалуй меня сейчас точно вывернет.
— Может, тебе завести кого-нибудь?
Рой так резко повернул к ней голову, что даже почувствовал резь в шее. Что-то за что-то зацепилось, заклинилось, и он даже сморщился.
— Я так и думал! Какие еще потрясения могли со мной приключиться?! Следовало ожидать, что идеи посыплются камнепадом на голову.
— Нет. Ну, правда.
— Так что будем заводить? Кошку? Собаку? Нет! Лучше черепашку. Она не сразу сдохнет, если я напьюсь и забуду с ней погулять.
— Я о партнере.
Роя перекосило. Его лицо собралось у носа настолько, насколько вообще могла позволить его пластичность. Он не мог даже шевельнуться. Единственное, что оставалось ему подвластным, это тупо смотреть, что он успешно и делал. Довольно продолжительное время. Муза троилась в глазах, и Рой щурился еще больше. Первыми отпустило лоб и брови. Они медленно начали возвращаться к нормальному положению, но после по какой-то причине проехали этот предел, собравшись выше.
— Что? — наконец и коротко выдохнул Маккена, часто моргая.
— После всего ты уже не сможешь жить один.
— Я бы, может быть, и попробовал, но у меня есть ты, а представить что-то более навязчивое сложно. Если ты думаешь, что у меня переизбыток мозга, который можно обгладывать, ты ошибаешься.
— Помилуй, дорогой! Твой мозг годен лишь как проспиртованное учебное пособие в анатомичке. Нужно быть очень не брезгливым, чтобы взяться за него.
— Если не кошку и не собаку, то о ком ты?
— О партнере…
— Спасибо огромное! — перебил Маккена, всплескивая руками. — Мне твоего партнерства вполне достаточно! Больше, чем достаточно! Я сыт по самое дальше некуда! Честное слово, это не смешно уже!
— Я тебе не партнер…
— Верно! Ты хуже! А теперь слушай меня внимательно. Я не завожу партнеров! Не завожу отношений! Не завожу ничего, что может хоть как-то подвинуть мою жизнь! Единственный партнер, которого следует иметь, и который не будет требовать взаимности — это свобода! Она не изменит, не уйдет, не умрет. Она не заболеет и не состарится.
