шаровой молнии. Вдруг он услышал голоса. Сначала мутные и сплетенные, они потихоньку разделялись, и теперь мальчишка слышал их раздельно. Слышал и понимал. Господи, неужели духи так прекрасно владеют его языком, или ему подключили переводчика с древнего языка навахо?! Шел совет. Они совещались. Наконец, среди голосов выделился один и зазвучал низкими вековыми интонациями: «Слушай, неразумное смертное дитя. Совет услышал твои просьбы. Ты дерзок от глупой неопытности, но мы прощаем тебя, ибо помыслы твои чисты, и просишь ты не о себе. Твой хатаали убедил нас, и мы услышали его. Мы позволили тебе быть рожденным трижды. Старейшины наблюдают за тобой. На исходе Бининт А’тсо (1), в месяц времени урожая ты получишь то, что сеешь. Терпи, ибо путь, что ты выбрал, не прост и не короток. Мы приняли его, как дар. Поклонись и иди. Это все, что передает тебе совет».

Энди словно нырнул в какой-то туман, затерялся в нем и вынырнул с другой стороны. Капли Дождя и Мартин пристально смотрели на него, а он стоял на коленях, скрестив на груди руки. Его шатало, словно он был мертвецки пьян.

— Что это было? — промямлил парень, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь.

— Я слышал, — тихо произнес Джек, — духи говорили с тобой.

— Они сказали, в конце бинти… бининти, — Энди запнулся, не в силах выговорить слово.

— Бининт а’тсо? — переспросил шаман.

— Что это?

— Бининт а’тсо — время урожая. Великое Созревание — его сердце. Нитса’баад, женский дождь — его оперение.

— У меня сейчас треснет мозг, — признался парень. — Скажи проще. Когда?

— В конце сентября, — упростил шаман.

— Значит, Тиа пойдет в конце сентября, — прошептал Энди, пытаясь определить, в какой именно части его тела обморочно встрепенулось сердце. — Сколько ж мне еще работать.

Энди выглядел контуженным. Он говорил, совершенно не замечая, как меняется в лице Мартин.

— Ничего, — уговаривал себя Энди. — Я смогу. Я сделаю. Потерпи, Рой. Сначала Тиа.

— Он что бредит? — неуверенно произнес Мартин.

— Сейчас вернется. Погоди. Ему тяжело.

— Боги! У меня впечатление, что только ему всегда тяжело! Он уже превращается в мученика!

Капли Дождя гневно взглянул на парня.

— Тебе должно быть стыдно, — проскрипел он в самое ухо Мартина.

— Конечно! Мне стыдно! Мне очень стыдно! Так стыдно, что я уже не знаю, как с этим жить! Не знаю, как мне теперь быть из-за того, что какой-то там Рой терпит! Слушай, а может быть мне тоже в проститутки пойти?! Глядишь, все и разрешится!

Джек не смог сдержаться и влепил парню увесистую пощечину. Тот остолбенел на мгновение, потому что это случилось с ним впервые, а потом резко развернулся и, не сказав ни слова, быстро пошел прочь.

— Зря ты, Джек, — начал Энди. — По сути, он прав и не заслужил этого.

— Я никогда не даю людям того, чего они не заслуживают, — Капли Дождя старался говорить спокойно, но даже в темноте было заметно, как по его лицу пошли гневные пятна.

— Я замечаю за собой одну вещь. Как бы я ни сопротивлялся, но я приношу людям несчастья. На мне, словно лежит проклятье. Что мне делать, Джек? Я искренне люблю Тиу и изо всех сил хочу ей помочь. В то же время я понимаю, насколько сильно раню Мартина и уже ничего не могу сделать. Мне остается лишь догадываться, что он думает, но одно я знаю наверняка, ему стыдно, что я проститут.

— Скажи мне, Энди, есть что-то, что остановит тебя?

— Нет.

— Вот ты и ответил на свой вопрос.

— Но…

— До того, как ты появился, Мартин считал себя главой семьи. Ему было очень тяжело, потому что тогда он был совсем мальчишкой. Он бросил школу и пошел работать. Ему приходилось работать много. Очень много. Он и на меня шипел, когда я старался помочь. Он хотел справиться сам. Мы с Джил решили дать ему такую возможность. Нам приходилось ему врать, потому что все, что мы делали, мы делали тайно. Это было совсем тяжелое время. Дель едва исполнилось шесть, Тиу одиннадцать, а Мартину еще не было пятнадцати. Джил пыталась работать, но ты знаешь, у нее больные ноги, и она не смогла. Я до сих пор не могу себе простить того, что она потихоньку продала свои украшения из бирюзы. Почти все. Я не знал, а после было уже поздно. Для народа навахо бирюза — священный камень, и мы копим его всю жизнь, чтобы передать детям, как великое богатство. Тиа безмерно любит Мартина, и именно поэтому ей приходится быть сильной. Я знал, как глядя на брата страдает ее сердце, и как он рвет свое из-за несчастья сестры. Ты умный мальчик, Энди, перестрадавший столько, что уже должен стать мудрым. Ты должен понимать, сейчас Мартину кажется, что он не достиг ничего…

— Он достиг многого. Гораздо большего, чем я. Как только ему это объяснить? Я пытался говорить с ним…

— Не время. Он не слышит тебя. Не одно солнце падет, и он остынет. Просто позволь ему. Мартин зашел в сумрак. Он не видит даже собственной тени и боится потерять себя.

— С чего он взял?

— Он устал.

— И я устал, Джек. Иногда мне кажется, еще немного, и я не выдержу.

— Ты выдержишь, Энди. Поверь тому, кто знает.

— Неужели это правда?

— Что?

— То, что сказали духи?

— Они знают судьбу.

— А ты? Разве ты не знаешь мою судьбу?

— Знаю.

— Скажи мне, Джек.

— Нет.

— Но почему?! — взмолился Энди.

— Потому что тебе подвластно ее изменить. Ты сам решишь, по какой дороге, длинной или короткой, трудной или простой тебе идти. Любой должен иметь право выбора. Пока ты идешь, я лишь могу смотреть…

— А если оступлюсь?

— Если не сможешь подняться, я помогу, но я не вечен. Я обычный человек, Энди. Ты должен научиться сам, потому что может наступить время, и меня не окажется рядом.

— Зачем вы танцевали сегодня? — спросил парень.

— Душа Мартина больна. Я искал выход.

— А я помешал, — заключил Энди падающим голосом. — Я опять принес несчастье. Может быть, мне уйти, Джек?

— Это решать тебе, но вот поймет ли Тиа?

— Как все тяжело и запутано.

— Только приложив усилие человек может ценить результат своего труда. Просто посеять зерно и ждать, что вырастет прекрасный початок, не получится. Нужно трудиться, чтобы после понять, насколько он вкусен, но и годы бывают разные. Ты посеял свое зерно в засушливый год, и тебе придется много терпеть, чтобы вырастить урожай.

— Спасибо, Джек, — Энди сжал ладонью плечо старика.

— Чтобы ни думал Мартин, и как бы он себя ни вел, помни одно: это не от злости или стыда. Это от бессилия.

— Солнце мое! — изображая шуточный гнев, всплеснула руками Джен. — Ты крайне непоследователен!

— Боже мой! Что я натворил?! — демонстрируя крайнюю степень удивления, воскликнул Энди.

— Мы опоздали в косметический салон…

— Блин! — парень хлопнул себя по лбу. — Точно! Джен, прости. Я совсем запарился. Мне реально стыдно. Вернее, нереально.

— Это не страшно. Ты еще можешь пропускать, — вздохнула она, отворачиваясь. — А вот я…

— Самая прекрасная женщина на свете, — перебивая, улыбнулся мальчишка.

— Ох, и льстец!

— С чего бы? Дженни, прости меня за грубость, но пока в моих возможностях выбирать клиентов. И это не потому, что кто-то платит больше, а кто-то нет. Нет, это, конечно так, но не в данном случае…

— А если представить, что я вдруг не смогу больше платить. Что тогда?

— Я дам тебе стопроцентную скидку.

— И сколько у тебя таких? — в голосе миссис Эдда проскользнула обида.

— Посмотри на меня, — попросил Энди. — Я отвечу, глядя тебе в глаза.

Дженнифер обернулась. Парень стоял, засунув руки в карманы джинсов и широко открыв плечи.

— Двое, — ответил он совершенно серьезно. — Ты и тот, с кого я не возьму ни цента, даже умирая с голоду.

— Тот, кого ты так сильно любишь, — Джен закончила его мысль.

— Тот, кого я так сильно люблю, — согласился мальчишка, досадно сжимая губы.

— Его зовут Рой?

Парень встрепенулся.

— Откуда ты знаешь?

— Иногда, когда ты остаешься и засыпаешь, ты произносишь его имя во сне. Расскажи мне, что произошло?

Энди молча прошелся по комнате. Дженни видела, что на его плечи опустился невидимый тяжелый груз.

— Я жил под мостом. Так произошло, что я случайно спас ему жизнь, потому что он не умеет плавать. Ну, спас и забыл об этом. Всяко бывает, а он искал меня после, чтобы поблагодарить. Потом предложил мне работу и жилье. Он — художник-фотограф. Месяца через три… ну, в общем, я не знаю, как это произошло… короче, мы начали жить вместе. Нет, он не настаивал… ему и не надо было, — парень опустил голову. — Я сам этого ждал. У него был