— Но ведь ты ждешь.

— Я не имею права ждать. Я просто надеюсь, хотя и на это тоже не имею права.

— Ты был обкурен! Ты ошибся, Рой!

— А ему от этого проще?! Я… Да что говорить?! Ты права, леплю теперь фотографии на памятник.

— Мне очень жаль.

— Ничего.

День устало нежился в угасающем солнце. Вода исходила свежестью, покачивая тающие лучи. Колеса крадучись остановились на сбитом песке. Рой снял обувь, нерешительно ступив на песок. Черт! Оказывается ноги устали. Вода собачкой лижет стопы. Приятно. Проклятый город! Пожирает силы, ничего не предлагая взамен. И ты ничего ему не предлагаешь. Так и существуете один в другом, сцепленные и равнодушные друг к другу.

Рой смутно начинает догадываться, что на самом деле их уже трое. Он. Вода. И голод. Его вроде бы никто не звал, да он, впрочем, и не спрашивал. Привязался и теперь гложет. Ненасытная тварь! Похотливая сущность! Энди что-то упаковывал. Оно там, в багажнике. А еще одеяло. Бурбон. И антиалко для детки. Ох, Шон! Один раз назвал его так, и прилепилось теперь. Или разбудить парнишку? Потому как завтра надо не пропустить рассвет. Чайки. Рой уже видит, как будет снимать. Чайки с деткой. Детка в чайках. Чайки и детка…

Так странно. Маккена помнит, о чем думал тогда. Только теперь он один. Ни голода, ни Энди, ни антиалко для детки. Он даже одеяла не взял. Рой достал бурбон и отправился на причал. Ноги ступают по теплым доскам. Они кажутся мягкими, словно устланы ковром. Солнце почти растворилось, из последних сил цепляясь последними лучами за водную гладь. Еще немного, и оно утонет. Маккена сидел на краю причала и думал. Нет, он даже не думал. Воспоминания плыли мимо облаками. Касались его. Ласкали. Рой улыбнулся. Первый раз, и звезды заблестели во влажных глазах. Толстая кожура его оболочки все еще хранит в себе мягкую, нежную суть, а она хранит в себе нежность, а та хранит образы. Он художник, и мир для него состоит из ощущений. Они настолько хрупки и уязвимы, что он вынужден это скрывать. Он впервые понял, что счастлив. Странно? Но это так. Где-то далеко, неизвестно где живет человек… человечек, который пробрался через всю броню, аккуратно прошел вовнутрь, не задев ничего, не разбив и не сломав. Он не тронул его мира, словно посмотрел в зеркало, лишь смахнув с него пыль. Сердце Роя, разорванное на куски и сшитое тончайшей серебристой нитью, не разлетелось, а устало вздохнуло: «Энди». Слово поплыло. Отразилось эхом. Размножилось. Энди-и-и-и… Он живет где-то. Человек. Человечек. Маккена видел, как вернулась его душа. Легкая. Невесомая. Искрящаяся. Ведь мальчишка дарил любовь. Он умел ее дарить… Рой улыбался. Сквозь слезы. Подкрались. Накатились. Предательски выдали.

Звезды уронили отражение, рассыпались веснушками по темному зеркалу и задрожали. Прохлада стелется пластами, проникает под одежду, касаясь остывающими крыльями. Зябко. Маккена вернулся в машину, свернулся на заднем сиденье и заснул. Спокойно. Первый раз с того злополучного дня. Ему снилась выставка. Чайки, отрывающиеся от магнита воды, и капли… словно кто-то разбрасывал щедрой рукой множество переливающихся жемчужин. Они срывались с точеных крыльев… с волос парня… и в каждой отражался сияющий мир. Маленькие снимки. Кадры на выгнутых призмах… Мокрые, сбившиеся в стрелки ресницы… они как створки кареглазого объектива. Взмах… щелчок… взмах… щелчок… Да, Рой сделает черно-белые снимки. Они глубже, контрастнее. В них истинная суть. Перламутровый мир.

Солнце потягивалось и ласкалось кошкой на горизонте. Сейчас вылижет шкурку и выставит напоказ богатый сияющий мех. Вода впитывала изумруд, скидывая темные ночные простыни. Еще немного, и она позволит увидеть россыпь придонных камней, словно в музее выставленных напоказ за водным стеклом. Рой настраивал камеру, наблюдая, как муза, обнажившись, ступает по мокрому песку, собираясь купаться. Она прекрасна и бесстыдна, потому что она — муза Роя. Дерзость обнаженных форм заставляет его любоваться. Ей тоже идут чайки. И капли. Она набирает ладонями воду, и она сыплется сквозь пальцы сияющим дождем.

— Снимай меня! — кричит, поднимая лицо к солнцу.

— Да, — мычит Маккена, прицеливаясь объективом. Облизывается, испытывая творческий голод.

— У тебя мало времени! Вода холодная, и долго плавать я не собираюсь! Так что как хочешь!

— Уже! — отвечает Рой, и быстрые щелчки фотокамеры усиливают его слова. — Я так и хочу.

— Иди на причал и не забудь хлеб! — напоминает муза, мгновенно превращаясь в нимфу.

Времени мало. Его всегда мало, если хочешь сорвать мгновение. Чайки кружат, а она взбаламучивает хвостом воду, распугивая рыбешек, всплывших погреться у поверхности… Хвостом? Когда она стала русалкой? Плещется, улыбаясь чайкам, покачивающимся осыпавшимися лепестками. Рой охотится. О-о-о, этот его взгляд! Крошит хлеб, заставляя птиц нырять. Они взмывают, рассыпая радужную взвесь, а Маккена режет время на пласты. Скалывает снимками. Тормозит его, словно крадет и прячет. Муза плавает, заманивая игривой чешуей… А время мстит за кражу, вспенивает воспоминания, сопротивляется, ускользает. Солнце почти родилось. Истекает сукровицей и мекониями в последних потугах. Маккена спешит. Еще! Рой приподнимается на руках. Смотрит не отрываясь. Припадает, целует, вновь отстраняется и опять смотрит. Еще немножко! Стой! Энди хочется закрыть глаза. Так ощущения острее. Он проверял. Даже сомкнув веки, он чувствует взгляд. Тот любит смотреть. У него так ощущения острее. Он говорил. Осталась пара кадров… всего пара! Воспоминания. Кто-то льет уксус в соду, и она извергается пеной. А сверху, выписывая широкие круги, чайки. И не исчезают же! Бесстыдницы! Им бы смутиться и летать подальше. Так нет же! Галдят! И от этого у всех ощущения острее. Рой скользит поверх камеры взглядом хищника. Он глубокий, замешанный на страшной жажде. Победитель. Муза скалится и улыбается одновременно. Они смотрят друг на друга так, словно делят что-то важное, неуловимое, сокровенное. Капли на ее волосах отражают солнце. Капли на его висках впитывают небо. Ее волосы липнут к шее тончайшими нитями. Его волосы липнут к шее сбившимися дорожками. Чайки продолжают кричать, нарезая в небе круги. Они не знают, не понимают, что уже пойманы и препарированы, обездвижены легчайшей паутиной, и хозяин ее сыт…

Телефонный звонок спугнул волшебство момента.

— Рой, — по голосу слышно, что Стив волнуется, — почему ты не позвонил? Я же просил.

— Прости, мама. Заигрался.

— С тобой все нормально? Ты странный какой-то.

— Все хорошо, мама. Я до сих пор не обделался, и в памперсе сухо.

— Ты сделал снимки?

— И не просто сделал, а сделал отличные. Я чертовски талантлив.

— Славно. Когда вернешься?

— К сказке на ночь…

— Рой, прекрати!

— Хорошо, мама.

— Ты издеваешься что ли?!

— Ни в коем разе. Я же обещал, что буду вести себя хорошо. Я до сих пор соблюдаю все пункты твоих наставлений. Не пьян, не обдолбан, не трахался, не дрался и никуда не ввяз.

— Прекрасно. А теперь выполни последний пункт и вернись в таком же состоянии.

— Не обещаю, мама, но очень постараюсь.

— Очень постарайся, сынок, — с сарказмом заключил Стив и бросил трубку.

— Ни хрена не собираюсь я стараться! — прошипел Маккена, со злостью запихивая телефон в карман. — Идите все к черту! Я — свободный человек!

Время мялось около полуночи, когда Шона окликнул охранник.

— Что стряслось?

— Там Рой.

— Что Рой?!

— Он почти выпал из машины. Парковался так, что глушитель теперь висит на ограждении…

— Он пьян?

— Это как бы немного мягко сказано. В хлам.

— Мать твою! — всплеснул руками Стив. — Меня, то есть! Иду.

Он поспешил ко входу и вскоре, невзирая на грохот музыки, услышал ругань.

— Что за хрень?! — бушевал Маккена. — С каких это пор для меня вход закрыт?!

— Вход открыт для тех, кто прошел фейсконтроль, — спокойно попытался объяснить Шон.

— Что?! Какой на хрен фейсконтроль может быть для меня?! Ты ничего не перепутала, мама?! Разве ты не волнуешься, в каком состоянии шляется по ночам твое неразумное дитя?!

Охранники прыснули, но тут же вновь стали серьезными, поймав немногозначный взгляд хозяина.

— Я хочу есть, трахаться и спать одновременно! — орал Маккена, уже собирая вокруг себя толпу. — Изволь мне предоставить все это, раз взялся отвечать за меня!

— Да что с тобой?! — не выдержал Стив. — Давно клоуном не был?!

— Устал я, — вдруг совершенно спокойно ответил Рой. — Веришь? Нет? До оху… устал

— Отведи его в кабинет, — попросил Шон. — А вы все разойдитесь! Непонятно?! Человек объяснил вам, что он устал!

— Прости, — протянул Рой, как только Стив закрыл дверь кабинета. — Я держался. Не знаю, что