использовать свое императорское положение, решив стать «своим собственным Бисмарком» и установить свое собственное «личное господство» над громоздкой немецкой системой. Ему не удалось достичь этой цели, но его выходки парадоксальным образом привели к концентрации исполнительной власти, поскольку самые высокопоставленные политики и чиновники объединились, чтобы отразить угрозу целостности процесса принятия решений со стороны монарха. Фридрих фон Гольштейн, граф Филипп цу Эйленбург, близкий друг и влиятельный советник кайзера, и даже неэффективный канцлер Гогенлоэ научились «управлять кайзером»[569]. Они сделали это в основном потому, что не воспринимали его слишком серьезно. В письме Эйленбургу от февраля 1897 года Гольштейн заметил, что это была «третья политическая программа», которую он получил от монарха за три месяца. Эйленбург посоветовал ему не воспринимать их всерьез: проекты кайзера – это не «программы», как он заверил Гольштейна, а причудливые «маргинальные наброски», имеющие ограниченное значение для проведения реальной политики. Канцлера они тоже не впечатляли. «Похоже, что Его Величество рекомендует еще одну новую программу, – писал Гогенлоэ, – но я не воспринимаю это слишком трагично; я видел слишком много программ, которые появлялись и исчезали»[570].

Именно Эйленбург и Гольштейн привели профессионального дипломата Бернгарда фон Бюлова на пост канцлера. Уже будучи имперским министром иностранных дел при канцлере Гогенлоэ (1897–1900), Бюлов смог с помощью своих друзей обеспечить контроль над политикой Германии. Его положение еще более укрепилось после 1900 года, когда кайзер, действуя по совету Эйленбурга, назначил Бюлова канцлером. Больше, чем любой канцлер до него, Бюлов применил все искусство закаленного придворного, чтобы завоевать симпатии Вильгельма. Несмотря на внутреннее соперничество и подозрения, тройка Бюлов – Гольштейн – Эйленбург в течение некоторого времени чрезвычайно жестко удерживала в своих руках процесс выработки политики Германии[571]. Система работала, пока выполнялись три условия: (i) партнеры были согласны в отношении своих окончательных решений и цели, (ii) их политика была успешной и (iii) кайзер оставался пассивным.

Во время кризиса 1905–1906 годов в Марокко все три предпосылки истекли. Во-первых, Гольштейн и Бюлов обнаружили свои разногласия по поводу целей Германии в Марокко (Бюлов требовал компенсации; Гольштейн надеялся – что было нереально – разрушить англо-французскую Антанту). Затем на конференции в Альхесирасе в 1906 году, где германская делегация оказалась изолирована и переиграна Францией, стало ясно, что марокканская политика была полна катастрофических ошибок. Одним из последствий этого фиаско стало то, что кайзер, который всегда скептически относился к марокканскому демаршу, отмежевался от своего канцлера и вновь превратился в угрозу процессу выработки согласованной политики[572].

Это было полной противоположностью тому, что происходило примерно в то же время в России, где провал политики царя в Восточной Азии ослабил позиции самодержца и подготовил почву для усиления ответственности кабинета министров. В Германии, напротив, неудача высокопоставленных чиновников временно восстановила свободу действий кайзера. В январе 1906 года, когда офис статс-секретаря по иностранным делам внезапно оказался вакантным (потому что занимавший его министр умер от переутомления)[573], Вильгельм II навязал замену по своему собственному выбору, игнорируя совет Бюлова. Было широко известно, что Генрих фон Чиршки, близкий соратник кайзера, который часто сопровождал его в поездках, был назначен, чтобы заменить политику Бюлова–Гольштейна чем-то более примирительным. К началу 1907 года начались разговоры о вражде между «лагерем Бюлова» и «кружком Чиршки».

В последние годы своей работы на посту канцлера, который он сохранял до 1909 года, Бюлов безжалостно боролся за восстановление своего прежнего влияния. Он пытался, как это сделал Бисмарк в 1880-х годах, создать новый парламентский блок, членство в котором определялось лояльностью к его собственной персоне, в надежде сделать себя политически незаменимым для кайзера. Он помог спровоцировать сокрушительный скандал вокруг «Интервью Daily Telegraph» (ноябрь 1908), в котором некоторые остроумные замечания Вильгельма из якобы данного им интервью[574], опубликованного в британской газете, вызвали волну протеста со стороны немецкой общественности, уставшей от опрометчивых публичных выступлений кайзера. Бюлов даже косвенно участвовал в череде кампаний в прессе в 1907–1908 годах, разоблачавших гомосексуалистов в близком кругу кайзера, включая Эйленбурга, бывшего друга и союзника канцлера, которого Бюлов, вероятно, сам бывший гомосексуалистом, теперь поносил как потенциального соперника за благосклонность кайзера[575]. Несмотря на эти экстравагантные маневры, Бюлов так и не восстановил свое прежнее влияние на внешнюю политику[576]. Назначение Теобальда фон Бетман-Гольвега на пост канцлера 14 июля 1909 года принесло определенную стабилизацию. Теобальду фон Бетману, возможно, не хватало опыта в международных делах, но он был устойчивой, умеренной и авторитетной фигурой и быстро утвердил свою власть над министрами и имперскими секретарями[577]. Помогло то, что после шока и унижения публичных скандалов с Daily Telegraph и Эйленбургом Кайзер был менее склонен, чем в предыдущие годы, публично оспаривать авторитет своих министров.

Беспокойное господство сэра Эдварда Грея

Великобритания представляла совсем иную картину. В отличие от Столыпина и Коковцова или их немецких коллег Бюлова и Бетман-Гольвега, у министра иностранных дел Великобритании сэра Эдварда Грея не было причин опасаться нежелательного вмешательства государя. Георг V был совершенно счастлив, что его министр иностранных дел руководил международной политикой. Грей также пользовался безоговорочной поддержкой своего премьер-министра Герберта Асквита. Ему не приходилось бороться, как его французским коллегам, с могущественными чиновниками в своем собственном министерстве. Уже одно лишь время нахождения Грея на посту обеспечивало ему возможность более существенного и последовательного влияния на политику, чем когда-либо пользовалось большинство его французских коллег. За то время, что Эдвард Грей возглавлял министерство иностранных дел – с декабря 1905 по декабрь 1916 года, – во Франции были назначены и отправлены в отставку пятнадцать министров. Более того, приход Грея в министерство иностранных дел укрепил его влияние в неофициальной группе высокопоставленных чиновников, которые в целом разделяли его взгляды на британскую внешнюю политику. Без сомнения, Грей был самым влиятельным министром иностранных дел довоенной Европы.

Как и большинство его предшественников в девятнадцатом веке, сэр Эдвард Грей происходил из высшего эшелона британского общества. Он был потомком выдающейся линии сановников-вигов – его прадед был тем самым графом Греем, внесшим законопроект о избирательной реформе 1832 года[578] и в честь которого был назван популярный ароматизированный чай с бергамотом. Из всех политиков, которые выступали на европейской политической арене до 1914 года, Грей – один из самых сложных для понимания. Его надменный и выспренний стиль не подходил рядовым членам Либеральной партии. Он долгое время был членом парламента, но считал, что внешняя политика слишком важна, чтобы быть предметом горячих обсуждений в ходе парламентских дебатов. Он был министром иностранных дел, который мало знал мир за пределами Британии, никогда не проявлял особого интереса к путешествиям, не говорил на иностранных языках и чувствовал себя неловко в компании иностранцев. Он был либеральным политиком, чьи политические воззрения были чужды большинству либералов и поддерживались большинством консерваторов. Он стал самым влиятельным членом фракции, известной как «либеральные империалисты», но, похоже, его мало волновала Британская империя – его взгляды на внешнюю политику и национальную безопасность были сосредоточены на европейском континенте.

Возник любопытный диссонанс между личностью Грея как частной и общественной персоны и его modus operandi в политике. В молодости он не проявлял никаких признаков интеллектуального любопытства, политических амбиций или драйва. Он бездельничал в Баллиол-колледже в Оксфорде, большую часть времени потратив на то, чтобы стать чемпионом Университета по большому теннису, прежде чем получить третье место на выпускном экзамене по юриспруденции, предмету, который он выбрал, потому что тот считался легким. Его первый (неоплачиваемый) политический пост был организован ему за счет семейных связей. Став политиком, Грей всегда культивировал образ человека, для которого все это было утомительным долгом, а не призванием. Когда после поражения либералов при ключевом голосовании в 1895 году парламент был распущен, Грей, который тогда был членом палаты и парламентским заместителем министра иностранных дел, заявил, что ничуть не сожалеет. «Я никогда больше не буду членом кабинета, и дни моего пребывания в палате общин, вероятно,