паузу, и слышно было, как в стекло бьётся белая бабочка. – Это же улица притонов и кабаков!» Личико её пылало праведным гневом. До сих пор не пойму, каким местом рожают такие экземпляры. Не иначе оборотным… Так что за Париж я, можно сказать, пострадал, лишившись заслуженного приза, поскольку сорвал больше всего аплодисментов. Даже бабочка пыталась меня утешить, порхнув на мой лацкан и сложив крылышки, точно запоздалая ромашка. А господа президенты так и не удосужились меня пригласить. Сколько их сменилось в Пятой республике? Четыре или пять? И ни один… А сейчас уже и поздно. Поздно, месье де Голль. Поздно, месье Помпиду. И вам поздно. И почти мне… Поздно, месье Жискар. Поздно, дядюшка Миттеран. Поезд, который мог домчать меня до Парижа, ушёл. А на бронепоезде, который «стоит на запасном пути», я не хочу.

* * *

Чего я не успел? Многого. Пальцев не хватит, чтобы перечислить. Хотя сколько тех пальцев осталось! Как у Венеры Милосской.

Ха-ха-ха! Ехал грека через реку. Видит грека – в реке рак. Сунул грека руку в реку. Рак за руку греку – цап!

А чего успел? До сорока дотянул – успел. Женился – тоже успел. Орденок схватил – ещё как успел. Пятнадцать минут – и висюлька на лацкане. Как та бабочка-ромашка.

* * *

Тот заказ выталкивали досрочно – под премии и ордена. То ли к какому-то празднику, то ли к съезду – уже не помню. Да это и неважно. Лодка ушла в море. С полпути – тревога: «В районе реактора повышенные гамма-излучения. Подозрение, что в кожухе трещина. Требуется срочное обследование». Дня через три припёрли эту лайбу к причалу. Потроха из реактора вытянули. А меня, лаборанта, с прибором – туда. Сколько там светило – никто не сказал. «Родина слышит, родина знает…» Пихнули и всё. Сижу весь в белом – белые штаны, белая куртка, белая шапчоночка, вместо белых тапочек прозрачные белые бахилы, на рыле – респиратор, в кармашке под сердцем – личный дозиметр, на нём красно-желтая «ромашка» радиоактивности. Вот и вся моя броня. Сижу. Кругом тишина. Аж в ушах звенит – такая тишина. И вдруг звуки – много звуков. Музыка! Где? Откуда? Не могу взять в толк. Кошусь влево, вправо. И наконец, понимаю. Сквозь меня – вдоль хребта к голове – идёт какой-то поток. Аж волосы шевелятся. Я – музыкальный инструмент. То ли арфа, то ли виолончель. Кто-то неведомый касается этих струн, и они издают звуки. Звуки нездешние. Неслыханные. И… зловещие…

Мне дали на всё пятнадцать минут. Что можно сделать за пятнадцать минут? Видимость создать – не больше. Но я пытался. Щуп, как охотничий патрон, только вместо капсюля пьезоэлемент – то, без чего не пилят самопальные электрогитары. Тяну по смазке, чтобы плотнее… А на осциллографе – ни хрена, только два зубчика, точно чёртик зелёный рожки строит. Тяну дальше. Два, три, опять два зубчика, расчесочка как раз для моей нынешней шевелюры. Тяну. Чую, есть трещина. Нутром чую. Виолончель внутри меня стоном заходится. А прибор не ловит. Да и где поймать, когда пятнадцать минут. Даже прогреться ему нет времени…

Отчет обследования составлял завлаб. Моя подпись шла пятой. Каким в списке на орденок стоял, не знаю. Скорей всего, в том же порядке. Его успели пришпилить к предыдущему списку. Указ о награждении вышел через две недели. А ещё через три недели дошло известие, что на той лодке произошла авария.

* * *

Был такой мальчуган на свете – Стасик. Я учился в десятом, он – в четвертом. Я у них в классе политинформации вёл. Настригу заметуль из газет и иду к ним. Они смирно сидят, точно что-то понимают. А этот Стасик всё руку тянет. «А скажите, Рома, а правда, что на одном килограмме радиоактивного вещества подводная лодка может обогнуть земной шар? И кстати, какой из изотопов всего активнее – уран-238, стронций-90 или иридий? Да, кстати, как их хранят? Насколько надежна защита? И кстати…» Его так и звали – Кстасик.

Он получил ответы на свои вопросы, Кстасик. Сполна получил. Через шесть лет после меня он попал служить на атомную подводную лодку. На ту самую, реактор которой я, лаборант Роман Скатов, обследовал. Как она горела – я не видел. Но знаю. Потому что угли от неё дотлевают в моём нутре.

* * *

Спустя год мою жену увезли рожать. Я ждал сына и хотел назвать его Стасиком. Он умер в утробе. Ещё через год появился второй… Господи! Зачем ты явил его? Ты подставил мне зеркало? Меня показал, нынешнего, вытянув его на свет? Но разве я виноват? Разве я? Почему не они? Те, которые пихнули меня в ту сферическую утробу? Те, которые сами туда не полезли? Те, которые беспрестанно твердили «тш-ш!», гробя на это миллионы, и которые крохи не дали, чтобы как-то оградить меня?

* * *

Ну, всё… Финита! Встречай меня, белая бабочка!

* * *

Дальше шли машинописные листы, приколотые к конверту.

Из милицейского протокола: 17 апреля 1990 года в 14.20, как утверждают очевидцы, гражданин Скатов Р. А. бросился из окна онкологического центра (пятый этаж, палата № 8). Дежурный врач Ситкова Д. А. констатировала, что смерть наступила мгновенно, поскольку Скатов ударился головой.

Из показаний пациента Дерюгина В. А.: Я лежал со Скатовым Р. А. в одной палате. В тот момент, когда это произошло, я находился на процедурах, что могут подтвердить медсёстры Колпаковская Е. К. и Касаткина Б. В. Почему Скатов это сделал, не знаю. Видел, что его крепко ломало. Уколы уже не помогали. В последнее время почти не спал. Всё что-то писал. Зажмёт карандаш в культе и что-то выводит. А ещё видел раз в комнате отдыха. Там глобус большой стоит. Он зажал в культе шахматную ладью и все по глобусу водил. Да при этом шептал: «Трещины кругом. Сплошные трещины».

Из показаний лечащего врача Гольдберга Э. Л.: Лучевая болезнь протекала на фоне прогрессирующей шизофрении. Для консультации мной был приглашен врач-психиатр, кандидат медицинских наук доктор Луценко П. Я. Он подтвердил мои предположения.

Из показаний сестры-хозяйки Пономаревой Л. И.: Глобус (инв. № 1947) в комнате отдыха испорчен. По меридианам и параллелям он местами заклеен газетной бумагой, а местами прошит нитками. По утверждению специалиста, реставрации не подлежит.

Резолюция начальника следственного отдела капитана Загибина В. Г.: Показания свидетелей и данные судмедэкспертизы факт самоубийства Скатова Р. А. подтверждают. Дело закрыть (подпись).

Примечание. В качестве характеристики психофизического