Это все было опасно. Связываться с ними, идти на риск… Но разве не такого шанса он ждал? Собственных средств у Макса и правда осталось немного, а привлечение инвесторов — это дополнительный риск все по той же причине: уже и не знаешь, кто работает на «Белый свет».

Создав такой документальный фильм, они трое окажутся под ударом. Возможно, долго не проживут, их тоже быстренько устранят и выставят психами, которые не отличали великую истину от чайной ложечки. Но кто-то же должен начать!

— Ладно, — вздохнул Макс. — Уломала. Когда тебе удобно приступить к работе над сценарием?

— Да хоть сейчас. Я уже никуда не спешу.

* * *

Ника не знала, чем все это закончится. Не то чтобы это ее совсем не беспокоило, просто она четко понимала: нельзя оставлять мир таким, какой он есть сейчас. Это болото, которое рано или поздно поглотит их, и нужно что-то делать.

Так что фильм все-таки вышел, они пошли ва-банк.

Они выжили.

Они выиграли.

Такого успеха Ника, признаться, не ожидала. Она думала, что, даже если у них все получится, это будет лишь новая информационная волна, повод для дискуссий и интервью, такое уже случалось. Однако эффект разорвавшейся бомбы им все же удался.

Во-первых, многих уже конкретно так разозлил «Белый свет». Просто они, недовольные, были вынуждены молчать, придавленные «новой этикой» и «новой красотой». А тут им показали, что у них есть право голоса, они выступают против организации, у которой полно недостатков. И люди вышли на улицы, потребовали убрать замгарин из повсеместной продажи, запретить его детям и прекратить наконец «корректный террор», при котором любая компания вынуждена была не только нанимать адептов «Белого света», но и плясать вокруг них с бубном.

Во-вторых, не только простые люди поддержали новое движение. Оказалось, что стать против «Белого света» готовы крупные бизнесмены, политики, чиновники, медийные персоны. Все те, кому раньше внушали, что критиковать замгарин — стыдно, не принимать его — глупо. Плотину прорвало, и стало ясно, что это не очередная стычка — это новый переворот мировоззрения.

Это не означало, что «Белый свет» мгновенно пал, а замгарин был забыт. Куда там! Многие уже зашли слишком далеко, они не могли отказаться от пропаганды «новой красоты», потому что прежняя внешность к ним бы все равно не вернулась. Они были не так многочисленны, как твердили, но они были фанатичны, и с этим нужно было считаться.

К тому же их давняя стратегия пристраивать своих адептов везде и всюду дала плоды. Они контролировали значительное число организаций, которые отвечали за те самые запреты, которых требовала толпа. Они почти полностью контролировали соцсети и явно выигрывали на арене виртуальных новостей, хотя более традиционные СМИ вроде телевидения и печатных изданий им давались чуть хуже, но и там хватало «своих человечков». «Белый свет» упрямо гнул свою линию насчет того, что его адепты — люди тонкие, душевные и светлые, а те, кто смеет им противостоять, — агрессивное быдло.

Ника прекрасно понимала, с каким удовольствием ее бы придушили в темной подворотне. Однако пока нападений не было… По крайней мере, таких примитивных. Помоями полили всех, кто был связан с этим фильмом, начиная с покойного Аверина и заканчивая Юлей, которая дала деньги на съемку. Для адептов они были худшими врагами. Но верно было и обратное: для противников «Белого света» они стали героями. К удивлению Ники, слова благодарности она слышала чаще, чем проклятья.

Естественно, на новостной портал она больше не работала. Она даже не встречалась с Людой Клещенко, чтобы обсудить это, просто перестала приходить и все. Со своей нынешней славой она поднялась над такими условностями, как запись в трудовой книжке.

Как только Макс узнал об этом, он сразу же нашел ей работу — его самого пригласили ведущим на новый телеканал, да и другие проекты он не оставил. От его былого недоверия не осталось и следа, он уже убедился, что Ника на его стороне.

Ей нравилось наблюдать за ним. Успех преобразил его, исчезла затравленность во взгляде, он был уверен и спокоен. Должно быть, его новые наниматели понимали это, Макса ценили и берегли. Однако он уже прошел достаточно испытаний, чтобы не возомнить себя звездой, вот что было по-настоящему важно для Ники.

Они стали встречаться куда чаще — сначала по работе, а потом и просто так. Они оба медленно и неохотно доверяли другим людям, а в общении нуждались. Они теперь были на войне, пусть и информационной, а на войне ценится надежное плечо.

— Ну что, довольна? — поинтересовался Макс, подавая ей бумажный стаканчик с кофе. — Или жалеешь, что влезла во все это?

— Ни о чем я не жалею. Завтра на стену института, где преподавал Денис Владимирович, вешают мемориальную доску. Пойдешь со мной на церемонию?

— Пойду, конечно.

Реабилитацию Аверина Ника считала своим главным достижением. Это было непросто — напротив, когда стало ясно, что многие данные для фильма были взяты из его работ, «Белый свет» радостно припомнил свою байку про старого извращенца. Однако теперь уже Ника с помощью Макса и новых союзников запустила целую серию опровержений. Она организовывала интервью с коллегами Аверина, его учениками и близкими друзьями. Она опровергала истории о том, как он якобы кого-то насиловал — на многие из упомянутых дней у него было алиби, он оставался на виду, под объективами камер. Почему все это не открылось раньше? Да потому что всем было плевать. Как только имя Аверина сделали грязным, знакомые поспешили отстраниться, чтобы их не задело брызгами.

Но теперь можно было уверенно сказать, что у Ники получилось все исправить. Она чувствовала это, когда смотрела, как бронзовая доска с его лицом навсегда поселяется на стене здания, которое он любил больше родного дома. Аверин улыбался ей, словно одобряя ее решения и прощая мелкие ошибки.

Ника продолжила читать его книги, это помогало. И когда Макс в очередной раз начинал чему-то удивляться, она не то что могла дать ответы, не всегда, но всегда могла предложить теорию.

— Вот и где все они были раньше? — возмущался Макс. — Все эти отчаянных борцы, которые «не любили замгарин с самого начала».

— Хочешь точку зрения глобального заговора?

— А давай! Когда ж еще обсуждать глобальный заговор, как не за десертами?

Они снова обедали вместе. Они делали это все чаще. Ника для себя решила, что причиной тому — работа в одном здании и больше ничего. Думать по-другому сейчас