Образ учения в доме матери привлекает внимание как иудейских, так и христианских экзегетов. Блаженный Феодорит Кирский и святитель Амвросий Медиоланский видят здесь Церковь: «Введу тебя в покои матери Церкви и в покои таинств, чтобы ты мог пить чашу духовной благодати»[34], а таргум и вслед за ним Раши — упоминание о Храме: «Поведу тебя, о царь Машиах, и приведу в Храм, и Ты научишь Меня (общину Израиля) бояться Всевышнего и следовать Его путям» (Свиток Песнь Песней, 177).

Кто это восходит от пустыни, опираясь на своего возлюбленного? Под яблоней разбудила я тебя: том родило тебя мать твоя, том родила тебя родительница твоя (Песн. 8: 5).

Это третье упоминание возлюбленной как жены во славе, начинающееся восклицанием «Кто это?»; но каждый раз оно имеет особые смысловые оттенки. В первый раз (см. Песн. 3: 6) это описание брачного каравана дочери фараона, выходящей из пустыни навстречу жениху Соломону, — описание встречи; во второй (см. Песн. 6:10) — восторженный возглас царского гарема, тронутого красотой девушки, — описание реакции; в третий — те же дочери Иерусалима, на сей раз они говорят, что исходящая из пустыни исходит не одна, она не просто идет навстречу, она не просто прекрасна сама в себе — она выходит оттуда благодаря Возлюбленному, Он ее поддержка и опора.

Много раз община верных пыталась опереться на кого-то еще. Это были иные боги, политические союзники, в конце концов, благорасположенные к ней цари и правители. Но, попытавшись опереться на фараона, она была обращена в рабство фараоном; оперевшись на иных богов, была посрамлена народами, этих богов почитающими; а пытаясь найти опору в боголюбивых правителях, была так часто пленяема ими, что забывала о своей небесной родине и начинала жить по законам этого мира, лежащего в зле.

И только Тот, Кто больше фараона, сильнее ханаанских идолов и бескорыстнее коварных властителей, истинный Жених Церкви, был готов извести ее от рабства к свободе, хотя путь этот всегда пролегал через пустыню страдания — будь то исход из Египта вслед за облаком славы или движение вперед по велению Духа, оживившего Церковь после разрушения советского Молоха.

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепко, кок смерть, любовь; люта, кок преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; оно пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем (Песн. 8:6–7).

Эти стихи — богословский манифест книги. В них за пышными превознесениями возлюбленных, за описанием любовных ласк и хитросплетениями сложной истории отношений героев в новом Эдеме раскрыт смысл присутствия книги в Священном Писании.

Любовь есть прямая движущая сила бытия. Все, сотворенное «хорошо весьма», продолжает свое бытие по роду своему, и человек, созданный по образу и подобию Бога, кроме вертикальной устремленности — к высшему Первообразу — получает и горизонтальную — к «кости от костей моих и плоти от плоти моей» (Быт. 2: 23), к уникально подобному и в то же время не подобному другому — к женщине. Во встрече с ней Адам демонстрирует радость узнавания, но библейский текст указывает, что это еще и радость потенциального достижения полноты — в единстве с другим, с противоположным человек обретает целостность и завершенность, закрывается экзистенциальная дыра в его бытии: он становится «единой плотью», достигает полноты в движении по горизонтали. Секрет в том, что в рамках достижения этой полноты происходит и движение по вертикали — вверх, к Творцу, так как двое, реализующие любовь в этом обретении единства, приближаются к Любви — Богу, подобное тянется к подобному.

Безусловно, путь опытной теологии не универсален, и только им, без Откровения, к Богу приблизиться невозможно. Но здесь идет речь об идеальной ситуации Эдема, в которой Откровение было получаемо напрямую, а религии не существовало вовсе, — там, где нет разрыва, нет и необходимости в связи и соединении (религия, лат. religio — от глагола religare, «связывать, воссоединять»). И первая Церковь, первая Скиния, была не попыткой возвращения утраченного, а союзом возрастающих в любви в свете Любви абсолютной.

Потому героиня и говорит: Положи меня, как печать… как перстень; печать носили на шнурке на шее либо как камею вставляли в перстень. Печать — знак принадлежности, как бы «образ» хозяина. Христианское богословие говорит о Сыне: «…образ Твоей благости, печать равнообразная, в Самом Себе показывающий Тебя, Отца, Слово живое, Бог истинный», то есть печать — не вид или тень изображаемого, а как бы он сам в полноте действия, — так говорит о равнообразности Отца и Сына анафора литургии святителя Василия Великого. Героиня жаждет стать печатью своего возлюбленного — его полным образом, его истинным подобием, и это вполне соответствует как аллегорическому, так и прямому смыслу текста: человек желает достичь подобия Богу, любимая желает раствориться в любимом, достичь с ним полного единства. При достижении искомого единства происходит возрастание, а не растворение или поглощение. Входя в любовь, мы преображаемся и раскрываемся, а не нивелируемся.

В этом манифесте любви она описывается через категорию силы и власти — крайне непривычно для нашего восприятия, сформированного новозаветной парадигмой. Но важно знать, что не только в Ветхом Завете Бог есть Цебаот — «Бог воинств», но и в Новом Завете Христос одет в сияющие одежды победителя[35]. Бог извел народ из египетского рабства через победоносную войну с Ханааном к тиши Обетованной земли, и Он же изводит человечество из тлена в жизнь через Свою победоносную войну с диаволом. Поэтому такое описание любви вполне органично и целостно для Священного Писания двух Заветов. Любовь Бога и человека — не мягкое и тихое принятие, но сила и мощь, сокрушающая преграды, приводящая к цели и дарующая единство с любимым.

Последнее словосочетание стиха — пламень весьма сильный — стремится стать его квинтэссенцией, столь многозначно существительное шальхебетйах (в других переводах — «бушующее пламя»[36], «большой огонь»[37]). Слово шальхебет, «пламя», встречается в немногих стихах Писания (см. Иов. 15: 30; Иез. 20: 47). Йах может быть либо усиливающим смысл окончанием, либо единственным упоминанием имени Сущего в книге, и его необходимо отделить от первого слова: тогда получается, что любовь есть не что иное, как пламя Яхве — огонь, всему дающий жизнь, наполняющий вселенную, вечное движение, а в нынешнем состоянии человека, травмированного грехопадением, еще и первейший способ