Теперь перед нами начало нового повествования, и вновь главным действующим лицом его становится девушка. Непогода — туман или дождь — в античных серенадах часто являются для юноши приличным предлогом попроситься под кров дома возлюбленной. Как правило, просьбам хитрецов не внимают. В следующих стихах героиня начинает кокетничать, через дверь задавая вполне риторические вопросы, и подогревает воображение возлюбленного, описывая себя приготовленной ко сну — после омовения и без хитона.

Я сплю, а сердце мое бодрствует — эта фраза может как напрямую указывать на чуткий сон девушки, так и более многозначительно на то, что все дальнейшие события происходят, возможно, наяву, а может быть, и во сне — в ее «бодрствующем сердце».

Очень любопытную мысль в русле мистического истолкования предлагает преподобный Беда Достопочтенный. Я сплю он рассматривает в плане своей собственной недеятельности: в сравнении с прежними поколениями христиан, Церковью апостолов и мучеников, его жизнь (а наша и подавно) кажется мирным и беспопечительным сном. Но вывод он делает необычный — святой не бичует себя и современников за праздность, а указывает, что мирное время, свободное от внешних нападений, дает ему все более углубляться в жизнь Духа: «…чем свободнее я становлюсь от внешних нападений, тем глубже понимаю, что Он есть Господь»[30].

Я скинуло хитон мой; кок же мне опять надевать его? Я вымыло ноги мои; кок же мне марать их? Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него. Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка. Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искало его и не находило его; звало его, и он не отзывался мне (Песн. 5: 3–6).

Эти образы являются яркими сексуальными эвфемизмами. Однако, кроме скрытых под ними смыслов, стихи предельно ясно указывают, что даже любовь не склонна бесконечно прощать пренебрежение. Это видно из истории отношений Бога и человечества в Писании, это можно видеть и в истории конкретных человеческих отношений. Флиртуя, девушка не замечает, что своей медлительностью наносит обиду юноше, который не в первый раз (см. Песн. 2: 8–15) безрезультатно приходит к стенам ее дома. И вот она уже спешит, торопится открыть, но умащенные благовониями руки скользят по замку, и она не успевает — возлюбленный ушел…

Израиль, беззакониями Ахаза, Манассии и иных царей-идолопоклонников отпавший от Бога, в лице Иосии пытался успеть «открыть дверь» Богу, но пришел в себя слишком поздно — семя тли уже произросло в народе. Возлюбленный ушел, и на храм, город и страну пала тьма из Вавилона — Навуходоносор.

Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня; сняли с меня покрывало стерегущие стены (Песн. 5: 7).

В прямом смысле ситуация выглядит вполне обыденно: стражники — сторожа, охраняющие порядок в ночном городе, приняли девушку, гуляющую ночью одну, за блудницу и поколотили ее.

В аллегорическом плане стих читается не так однозначно. В первую встречу с девушкой стражи мирны и предваряют встречу с возлюбленным. Во вторую, после его ухода, они проявляют к ней агрессию. В этой разнице видна однозначная связь стражников с Любимым: когда благоволит он — мирны они, когда Он в негодовании — негодуют и они.

Стражниками Писание называет левитов — стражей скинии собрания (см. Лев. 8: 35; Чис. 1: 53; 3: 7; 1 Пар. 9: 18) и пророков — сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих, и будешь вразумлять их от Меня (Иез. 3:17); На стражу мою стал я и, стоя на башне, наблюдал, чтобы узнать, что скажет Он во мне, и что мне отвечать по жалобе моей? (Авв. 2:1). Те и другие, находясь на стороне Небесного Жениха, в годы мира с Богом наставляли народ в поисках Его, а в годы разлада бичевали — и мечом, и огненным пророческим словом. Но в их служении это было не проявлением ненависти, а трудом вразумления и обращения к первой любви — Святому Израиля.

В иудейской экзегезе образ ночных стражей представлен преимущественно негативно — это халдеи и Навуходоносор; нейтральный вариант — ангелы стражи, хранившие Иерусалим и участвовавшие в его разрушении по воле Бога (см. Свиток Песнь Песней, 128–129).

Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви. «Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой лучше других, что ты так заклинаешь нас?» (Песн. 5: 8–9).

Девушка вновь восхваляет любимого, но теперь это уже не обмен любезностями, а плач и сетование по утерянному.

Я изнемогаю от любви — эти слова еще раз показывают, что сказанное девушкой ранее было всего лишь позой, но привело к ужасным последствиям.

Как хрупка, непрочна может быть любовь человеческая. Это не означает, что она низка или ущербна. Сам человек предельно хрупок, все в нас, от телесного до духовного устроения, тонко уравновешено и легко приводится в смятение — как точно подмечено в «Ашар яцар», одном из благословений иудаизма, совершаемом после утренних гигиенических процедур: «Благословен Ты Г-сподь Б-г, Царь вселенной, Который создал человека в мудрости. И сотворил в нем многочисленные полости и отверстия. Открыто и известно пред престолом Славы Твоей, что, если откроется одна из них или закупорится одна из них, невозможно просуществовать и простоять перед Тобой. Благословен Ты Г-сподь, Исцеляющий всякую плоть и творящий чудеса» (Молитвенник Тегилат га-шем).

Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других: голова его — чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон; глаза его — как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве; щеки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы его — лилии, источают текучую мирру; руки его — золотые кругляки, усаженные топазами; живот его — как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами; голени его — мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях; вид его подобен Ливану, величествен, как кедры; уста его — сладость, и весь он — любезность. Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские! (Песн. 5:10–16).

В пространном описании возлюбленного используются образы, взятые из архитектуры и скульптуры и уподобляющие юношу изваяниям божеств