белые или с шерстью светлых оттенков. Поэтому волосы как стадо коз — черные, а зубы — белые.

Пасторальные образы описывают красоты родной земли. Они вполне могут звучать из уст и бедного юноши, и правителя этой страны. Все здесь прекрасно — дикие горы и животные, домашний скот и творение человеческих рук — башня Давида. Любовь к женщине выражается через любовь к родной земле. Этот ход вполне типичен для лирической поэзии, вплоть до русских классических — «глаз златокарий омут» у Есенина или развернутого образного ряда у Пушкина:

Туманский прав, когда так верно вас

Сравнил он с радугой живою: Вы милы, как она, для глаз И как она пременчивы душою; И с розой сходны вы, блеснувшею весной: Вы так же, как она, пред нами Цветете пышною красой И так же колетесь, Бог с вами.

…Каклента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблоко — ланиты твои под кудрями твоими… (Песн. 4: 3).

Румяные щеки сравниваются с гранатом. Гранат, равно как лотос и олени, — регулярный мотив в египетской любовной лирике. Однако еще два смысла не должны ускользнуть от нас — гранат в культуре имеет и негативное символическое значение: вкушением гранатовых зерен Персефона обрекла себя на брак с Аидом — на пребывание в мире мертвых; и не яблоко, а именно гранат многими воспринимается как библейский запретный плод. Кроме того, гранат, состоящий из множества зерен, считается у иудейских толкователей указанием на скрытую внутреннюю суть — так, в частности, 613 зерен плода символизируют полноту заповедей Торы (см. Свиток Песнь Песней, 101).

…Шея твоя — кок столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит но нем — все щиты сильных; два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями. Доколе день дышит прохладою и убегают тени, пойду я но гору мирровую и но холм фимиама.

Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! (Песн. 4: 4–7).

В этих метафорах смешаны яркие военные и пасторальные темы. Образ башни раскрывает тему недоступности, которая еще встретится в этой главе. Можно сказать, что рассматриваемый фрагмент — не просто восхваление любимыми друг друга, но и серенада, обращенная к недоступной возлюбленной с просьбой снизойти до поющего.

Столп Давидов — по всей видимости, некая башня, военное укрепление; в других местах Ветхого Завета оно не упоминается, поэтому невозможно соотнести его с конкретным памятником или географической точкой. Щиты (или колчаны), висящие на стенах, — частый мотив, подчеркивающий мощь и неприступность крепости. …Кругом по стенам твоим они вешали колчаны свои; они довершали красу твою (Иез. 27: 11), — говорит Иезекииль о гордом финикийском городе Тире.

Упоминание о сосках или грудях (ивритское слово может огласовываться и как «ласки» — что может быть сознательно введенной автором игрой слов) в нашей культуре не является приемлемым, а для Древнего Востока — вполне: египтяне сравнивали грудь девушки с померанцами, с подносом, полным яств[25] (впоследствии арабская поэзия довела этот образный ряд до совершенства[26]).

Созвучие ладана и Ливана слышно даже в русском языке, в иврите оно предельно ярко: лебона и лебанон. Юноша желает взойти на благоухающий холм — приблизиться к любимой, а в следующем стихе — совлечь ее с вершин неприступности. Не следует искать прямого смысла в названиях того или иного горного пика, автор использует их лишь как гиперболизированное указание на неприступность желанной.

Как важно соотнести самоисповедание героини в 1-й главе и похвалу ей от героя! Черна я, но красива (Песн. 1: 4), …моего собственного виноградника я не стерегла (Песн. 1: 5) — мы подробно говорили об этом указании на возможную нечистоту, утерю невинности. Но юноша свидетельствует: Вся ты прекрасна, вся чиста! Творец мира этими словами обращается к человеку! Приняв как неотменимую реальность нашу падшесть и греховность и смирясь с этим состоянием, мы позволяем себе пребывать в нем, не просто стагнируя, а все глубже погружаясь в бездну. Только поверив Любимому, увидев в себе воспеваемую Им красоту, мы поймем, что в нас действительно есть место для света, есть точка роста, в нас есть что любить!

Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! (Песн. 4: 8).

Говоря о доме любимой, юноша использует нелестные метафоры — скала, в расщелине которой спрятана голубка, логова львов и барсов. Он желает вырвать девушку из цепких объятий отеческого крова, исполнить слово Господне о союзе любящих — оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть (Быт. 2: 24).

Действительно, опыт многих семей показывает, сколь хрупко оказывается счастье двоих, если к нему протягиваются руки родственников, друзей, доброжелателей и проч. Наступает время, когда молодому человеку необходимо выйти в жизнь, покинуть стены дома. И хорошо и правильно, если за этими стенами уже ждет любимый, тогда, по слову Екклесиаста, никакие трудности не будут им страшны: Горе одному! Ибо если лежат двое, то тепло им. А одному как согреться? (Еккл. 4: 12).

Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей (Песн. 4: 9).

Сестра моя, невеста: безусловно, ни о какой родственной связи между возлюбленными речь не идет. Образ восходит к египетской любовной поэзии:

Как лотос нераскрывшийся, уста

Сестры моей, а груди — померанцы.

Нет сил разжать объятья этих рук[27].

В египетской культуре образ сестры-невесты, возможно, возник неслучайно, так как фараоны часто вступали в брак с родными сестрами. Однако здесь может иметься в виду и другое: в последней главе возлюбленная скажет: О, если бы ты был мне брат… тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы (Песн. 8: 1) — пара жаждет открытых отношений, но в патриархальном обществе какие-либо явные знаки любви и принятия возможны лишь среди близких родственников. Таким образом, именование «сестра» или «брат» указывает как на литературный штамп, так и на желание сократить дистанцию.

О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вино, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! (Песн.