И встала она со снохами своими и пошло обратно с полей Моавитских, ибо услышала на полях Моавитских, что Бог посетил народ Свой и дал им хлеб. И вышла она из того места, в котором жила, и обе снохи ее с нею. Когда они шли по дороге, возвращаясь в землю Иудейскую, Ноеминь сказала двум снохам своим: пойдите, возвратитесь каждая в дом матери своей; до сотворит Господь с вами милость, кок вы поступали с умершими и со мною! до даст вам Господь, чтобы вы нашли пристанище каждая в доме своего мужа! И поцеловала их. Но они подняли вопль и плакали и сказали: нет, мы с тобою возвратимся к народу твоему (Руфь. 1: 6–10).

Время всякой вещи под небом (Еккл. 3:1), — говорит премудрый Екклесиаст. Время гнева Божия прошло, настает время Его милости — в стране Иудейской кончился голод, и об этом услышали даже в Моаве.

В этой небольшой истории маленьких людей есть два великих действия Бога. При множестве человеческих предприятий, описанных в книге, Бог, упоминаемый здесь под именем, которое Он открыл Моисею у неопалимой купины, — Яхве, дважды действует открыто и оба раза изливает благодеяния. Первый раз — в начале повествования, дав хлеб народу, и второй раз — в самом конце книги, благословив Руфь, а в ее лице и Ноеминь, ребенком.

Восточная почтительность предполагала как нечто само собой разумеющееся проводы свекрови до границ страны, но переселение молодых моавитянок в Израиль видится Ноемини совершенно бессмысленным предприятием. Относительно своей собственной судьбы она, как мы увидим ниже, не питает никаких иллюзий, но невесткам желает благополучия.

Отношения свекрови и невесток могут складываться очень по-разному, даже если они принадлежат к одному народу, а уж когда в семейном котле варятся бытовые традиции и мировоззрения разных народов, шансы на мирное сосуществование невелики. Достаточно вспомнить супругу кроткого патриарха Исаака — Ревекку, которая прямо заявляла мужу: я жизни не рада от дочерей хеттейских (Быт. 27: 46) — иноплеменных снох, приведенных в дом старшим сыном Исавом.

Здесь же мы видим редкое взаимопонимание между снохой и невестками, выросшее за годы мирной жизни их семей — да сотворит Господь с вами милость, как вы поступали с умершими и со мною. Потому Ноеминь и отсылает их не в «дом отца», а в «дом матери» — чрезвычайно редкое для Ветхого Завета словосочетание, по-видимому указывающее на будущее замужество, приготовление к браку и в этом смысле упоминаемое в Бытии (24: 28) и Песни Песней (3: 4).

В этом фрагменте мы впервые в книге встречаем ее важнейший термин — хесед, «милость», краеугольный камен всего повествования.

Ноеминь же сказала: возвратитесь, дочери мои; зачем вам идти со мною? Разве еще есть у меня сыновья в моем чреве, которые были бы вам мужьями? Возвратитесь, дочери мои, пойдите, ибо я уже стара, чтоб быть замужем. Да если б я и сказала: «есть мне еще надежда», и даже если бы я сию же ночь была с мужем и потом родила сыновей, — то можно ли вам ждать, пока они выросли бы? можно ли вам медлить и не выходить замуж? Нет, дочери мои, я весьма сокрушаюсь о вас, ибо рука Господня постигла меня (Руфь. 1:11–13).

Слова Ноемини — описание закона левиратного брака. Сама эта форма брака получает название от латинского levir «деверь, брат мужа»; о левирате сказано в Книге Второзаконие: Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жену, и жить с нею, — и первенец, которого она родит, останется с именем брата его умершего, чтоб имя его не изгладилось в Израиле (Втор. 25: 5–6). Эта практика восходит к патриархам — мы видим ее, например, в семействе Иуды (в истории Иуды и его невестки Фамари много общего с историей Руфи, подробнее об этом позже).

В данном случае подобное развитие событий невозможно, и Ноеминь говорит снохам, что с ней не нужно идти, от нее нечего ждать, она не может дать им новых сыновей и устроить их семьи. Важно, что во всем происшедшем Ноеминь видит руку Господа — воздаяние за неверно совершенные поступки.

Они подняли вопль и опять стали плакать. И Орфа простилась со свекровью своею [и возвратилась к народу своему], а Руфь осталась с нею. [Ноеминь] сказала [Руфи]: вот, невестка твоя возвратилась к народу своему и к своим богам; возвратись и ты вслед за невесткою твоею. Но Руфь сказала: не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою. [Ноеминь,] видя, что она твердо решилась идти с нею, перестала уговаривать ее (Руфь. 1:14–18).

Здесь мы впервые слышим о религиозной жизни в семьях сыновей Елимелеха. Оказывается, Орфа, возвращаясь в дом матери, возвращается и к своим богам. Значит, поселившись в доме одного из сыновей Ноемини, она ушла от своих богов, прилепилась к Богу Израиля, и теперь оставляет Его. Святитель Павлин Ноланский замечает:

Руфь идет за свекровью, которую Орфа бросает, — В одной вероломство, в другой изобилует вера: Первой родина более жизни, второй — более Бог[39].

Хотя последнее утверждение, скорее, поэтическое преувеличение: изначально Руфь стремилась не к Богу, она принимает решение идти в Израиль, не желая расставаться с Ноеминью. И в этой преданности чувствуется решимость Руфи разделить со свекровью все — от крова до Бога Небесного. Впоследствии именно эти слова Руфи стали формулой, которая используется при присоединении человека другой национальности к общине израильского народа — при совершении гиюра.

И шли обе они, доколе не пришли в Вифлеем. Когда пришли они в Вифлеем, весь город пришел в движение от них, и говорили: это Ноеминь? Она сказала им: не называйте меня Ноеминью, а называйте меня Марою, потому что Вседержитель послал мне великую горесть; я вышла отсюда с достатком, а возвратил меня Господь с пустыми руками; зачем