Именно поэтому «пламень Яхве» не способны потушить воды — здесь слышны отголоски ближневосточной истории борьбы небесного божества с хтоническими силами темных вод, несколько раз встречающиеся в культурном поле Библии, борьбы с Левиафаном и Рахав. Как истинный Божий дар, «пламень Яхве» не может быть получен и вообще соизмерим с какими бы то ни было дарами, деньгами и приношениями (см. Ис. 1:13; Мк. 12: 41–44), а лишь свободно дарован и свободно принят в чистоте сердца и намерений.

Есть у нас сестра, которая еще мала, и сосцов нет у нее; что ном будет делать с сестрою ношею, когда будут свататься за нее? Если бы оно была стена, то мы построили бы на ней палаты из серебра; если бы она была дверь, то мы обложили бы ее кедровыми досками. Я — стена, и сосцы у меня, как башни; потому я буду в глазах его, кок достигшая полноты (Песн. 8: 8–10).

Впервые на страницах произведения возникает хор юношей — братьев героини. То, о чем они говорят, кажется анахронизмом — на протяжении всего текста на все лады восхвалялась зрелая красота героини, в 5-й главе воспевался брак, история была полна потерь и обретений, и вдруг эти стихи о незрелой девочке, к которой слишком рано свататься.

Учитывая категорическое несогласие героини, ее слова я буду в глазах его как достигшая полноты, можно сделать вывод, что братья противятся отношениям возлюбленных, потому гневались в начале книги на сестру (см. Песн. 1: 4–5), а здесь говорят о том, что ее нужно усиленно стеречь — украшаются зубцы стены и еще толще и неприступнее становится обшитая красивыми кедровыми досками дверь. Украшения же, о которых говорил юноша, совершенно иные — они подчеркивают красоту, а не неприступность: золотые подвески мы сделаем тебе с серебряными блестками (Песн. 1: 10).

Это признак, позволяющий отделить настоящую любовь от любви как жажды обладания. Большинству из нас знаком второй опыт, гениально выраженный в советском мультфильме «Зимняя сказка», где медвежонок говорит снегирю: «Ты красивый! Я тебя съем, и ты будешь у меня в животе!» Желание привязать к себе, не отпускать, сделать частью своей жизни, не допустить никакого самостоятельного и уж тем более автономного от меня существования. Этим часто грешат родители и ревнивые супруги — мы готовы тебя украсить, дать тебе многое, но только с нами и в нас; отсюда в книге образы стены и двери. Настоящая любовь стремится высветить прекрасное, подтолкнуть, развить, дать возможность роста и движения.

Виноградник был у Соломона в Ваал-Гамоне; он отдал этот виноградник сторожам; каждый должен был доставлять за плоды его тысячу сребреников. А мой винограднику меня при себе. Тысяча пусть тебе, Соломон, а двести — стерегущим плоды его (Песн. 8:11–12).

Прекрасны царские виноградники, богат их урожай, царь волен распоряжаться этим как угодно, но все это для меня не важно, говорит юноша, так как мой виноградник, моя возлюбленная, со мною. И Баал-Гамон здесь скорее не какое-то конкретное место (сейчас достоверно не идентифицируемое), а нарицательное наименование «господин множества», возможно — множества упоминаемых у Соломона наложниц и жен: Есть шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц и девиц без числа, но единственная — она… (Песн. 6: 8–9).

Жительница садов! товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать его. Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических! (Песн. 8:13–14).

История образует цикл, за встречей следует расставание и новая встреча. От взлета к кризису и вновь наверх движутся отношения каждой пары влюбленных, по тому же пути движется история Бога и Его общины, и все они — и истории людей, и истории народов — идут к сияющему свету невечернего дня, где исполнится всякое благое слово, сказанное Творцом, где любое наше нецелостное добро обретет завершенность, а всякая жажда будет утолена — и отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое… (Откр. 21: 4–5).

Комментарий к Книге Руфь

תור

Руфь — одна из самых лиричных книг Ветхого Завета. Здесь есть дружба, верность, любовь и простая человеческая история про «малых сих», как их определяет Христос, — про двух слабых женщин, Ноеминь и ее невестку Руфь, оставшихся в жестоком мире без мужчин-заступников.

А еще эта история про то, что сила и слава, а также самые громогласные победы и прорывы часто начинаются с малого и незначительного. Скромная незначительная Руфь — прабабка царя Давида, величайшего героя и царя Израиля, одного из самых известных монархов всех времен.

Глава 1

В те дни, когда управляли судьи, случился голод на земле. И пошел один человек из Вифлеема Иудейского со своею женою и двумя сыновьями своими жить на полях Моавитских (Руфь. 1:1).

У книги горестное начало: первая глава повествует о тяжелых испытаниях, выпавших на долю главных героев. Автор сразу уточняет, что все описываемое происходит не в некое мифическое «время оно», а в конкретный период истории Израиля — в эпоху Судей, длившуюся около 450 лет (XVI–IX века до Р. X.), одну из самых драматичных в ранней истории Израиля. Народ, осевший в Палестине после блестящей военной кампании Иисуса Навина, через несколько десятилетий после его смерти подвергся нападениям воинственных соседей. Почему же? Был нарушен договор — завет, заключенный между Богом и Израилем при Моисее. При жизни Иисуса Навина, ученика и соратника Моисея, народ верно соблюдал слово Закона. Поэтому Книга Иисуса Навина, стоящая в каноне между книгами Моисеевыми — Пятикнижием и Книгой Судей, представляет собой описание череды ярких побед израильтян. Народ верен Богу — и Бог верен Своему обещанию, данному еще Аврааму: потомству твоему отдам Я землю сию (Быт. 12: 7), а потом повтореному и Моисею (см. Исх. 33:1; Втор. 34: 4). Но когда умер Иисус, сын Навин, раб Господень, будучи ста десяти лет… и когда весь народ оный отошел к отцам своим [то есть те, кто были его современниками], и восстал после них другой род, который не знал Господа и дел Его, какие Он делал Израилю, — тогда сыны Израилевы стали делать злое пред очами Господа