– Беспокоит? – поинтересовался Виктор, указывая на следы потасовки.

– Не очень, – качнул головой Третьяков. – Другие пострадали сильнее!

– А ты, гляжу я, драчун?

– Только когда меня хотят убить или покалечить, а вообще-то я мирный и безопасный, как белый кролик.

– Женщины, которых ты грохнул и изнасиловал, не согласились бы с этим утверждением!

Третьяков поморщился, словно от зубной боли.

– У вас нет доказательств, – буркнул он. – И не может быть, потому что я никого не убивал и уж тем более не насиловал: для этого нужно быть полным ублюдком!

– А ты, значит, не такой?

Артист промолчал – действительно, что на это скажешь?

– Знаешь, – продолжил Логинов, не дождавшись ответа, – я слышал, серийные убийцы рано начинают. В детстве, в юности… Ты кошек убивал? Или, может, птичкам лапки отрывал?

– Если здесь и есть маньяк, то это вы, – процедил Третьяков. – Только маньяку может такое взбрести в голову!

– То есть сразу с людей начал? – уточнил опер. – С женщин? Кем они были – твоими одноклассницами? Ты их убивал или только насиловал, а они боялись пожаловаться?

Третьяков не счел нужным отвечать. Вместо этого он скрестил руки на груди, уйдя в глухую оборону, что не вязалось с далеко идущими планами Логинова, который вознамерился этим допросом доказать всем, и в первую очередь Медведице, что единственно правой стороной с хорошо развитой интуицией является он, а они – дилетанты и трусы, попавшие под обаяние лицедея, фальшивого от макушки до пяток.

– Значит, говоришь, Дорофееву не знаешь? – напуская на себя задумчивый вид, сказал оперативник. – Странно, ведь она входила в ближний круг твоей матери, Евгении Демидовой!

Впервые Третьяков продемонстрировал признаки беспокойства: лицо его осталось спокойным, однако руки, лежавшие на столе, непроизвольно сжались в кулаки.

– Что, удивлен? – ухмыльнулся Виктор, страшно довольный собой. Между прочим, Суркова могла бы и сама вывести подонка на чистую воду, ведь у нее достаточно информации, полученной от командированных в Екатеринбург оперов, только она почему-то даже не попыталась этого сделать! – Думал, Россия большая и мы не узнаем?

Третьяков молчал.

– А мы вот узнали, – продолжил Логинов. – И не только о Дорофеевой, а еще и об Ольге Кременец… Помнишь такую?

– Помню, – неожиданно отозвался артист бесцветным голосом.

– Да ну? Значит, Дорофееву ты не знал, а Ольгу…

– Я не говорил, что не знал Дорофееву, – перебил он, и это была чистая правда. – Я сказал, что не слышал этого имени, но, возможно, видел ее: мать вечно таскала в дом кого ни попадя, и там постоянно был проходной двор!

– Кажется, вы с родительницей были не особенно близки? – предположил Виктор.

– Вы правы, не особенно, – подтвердил артист сквозь зубы.

– Ее ведь тоже убили, верно?

– Зачем вы спрашиваете, если и так знаете?

– Убийство осталось нераскрытым.

– Вы хотите сказать, что это первый случай в правоохранительной практике?

Черт, а у Третьякова крепкие нервы: даже упоминание о гибели мамаши не лишило его способности проявлять сарказм!

– Не первый, однако твоя мать ведь была не единственной, верно?

– Не понимаю.

– Правда? Ольга Кременец тоже мертва!

– Это, насколько я слышал, был несчастный случай, а не убийство.

– И у тебя имеется алиби на день, гм… несчастного случая?

– Я не знал, что мне может понадобиться алиби. В любом случае она умерла в Екатеринбурге, а я находился здесь.

– И ты можешь это доказать?

– Доказать то, что имело отношение к случившемуся несколько лет назад?

– Два года.

– Что?

– Ольга Кременец погибла два года назад.

– Пусть так, все равно это слишком давний срок, чтобы я мог предоставить алиби! Может, конечно, я ошибаюсь, но мне кажется, это вы должны доказать, что я находился в Екатеринбурге в день смерти Ольги, нет?

– Докажем, не сомневайся! За что ты ее убил: она узнала о твоей матери?

– Узнала что?

– Что это ты ее…

– Я – что? – с вызовом спросил Третьяков, но Виктор видел, что близок к цели: артист определенно теряет самообладание, и нужно только чуть-чуть поднажать, и он «посыплется».

– А вот что, – сказал Логинов. – Ты убил свою мать, а Ольга Кременец об этом узнала и… Она тебя шантажировала? Или рассказала Дорофеевой, и та решила нажиться за твой счет?

– Я же говорю, что не помню, кто такая Дорофеева, хотя и не отрицаю, что она могла входить в окружение моей матери!

– Почему ты сбежал из Екатеринбурга?

– Я вовсе не сбежал…

– Нет, сбежал: ты типа ушел в армию служить, но мы-то в курсе, что ты смылся, чтобы не мозолить глаза следователю и поклонникам своей мамаши, чтобы тебя снова не взяли за бока!

– Это ваши инсинуации, – пожал плечами артист. – Я ушел в армию, а потом переехал, считая, что карьеру лучше строить в Москве или в Питере, а не в Екатеринбурге. Не знал, что это запрещено!

– Это – нет, а вот убивать – да! Гляди сюда, – Виктор бросил на стол снимки Дорофеевой и Понизовой с мест преступления. – Скажи, Третьяков, а свою мамашу ты тоже «расписал»? Это что, ритуал какой-то или игра твоей больной фантазии? Имей в виду, ты не выйдешь из этой комнаты, пока не расскажешь все как было! Говори, за что ты убил мать и остальных?! Сколько еще женщин пострадали из-за тебя?! Что означает грим на их лицах? Почему ты разрисовал лица Дорофеевой и Понизовой, но не сделал этого с матерью, Ольгой Кременец и Дианой Кочакидзе? Если ты полагаешь, что Суркова или Медведь избавят тебя от допроса, то ошибаешься: никого из них сейчас здесь нет, а я – есть, и я не слезу с тебя, пока ты, тварь, не расскажешь мне правду и не объяснишь, зачем ты все это устроил! Дело против тебя прекратили только потому, что ты пропал с радаров, но тот следак до сих пор спит и видит, как бы вернуть тебя на родную землю и отправить в камеру, где тебе самое место!

Логинов умолк, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы продолжить, но неожиданно заметил, что с Третьяковым что-то не так: его руки сжимали и разжимали край стола, словно мяли невидимую скатерть, а лицо побелело, причем у рта и глаз кожа приобрела странный синеватый оттенок. Он вдруг закашлялся – вернее, как будто попытался это сделать, но из его груди вырвались только какие-то хриплые звуки, напоминающие лай старого пса. Третьяков попытался встать, Логинов тоже вскочил с места, начав подозревать прекрасную актерскую игру: в конце концов, подозреваемый – профессионал своего дела и может изобразить любое состояние!

– Что, черт подери, здесь происходит?! – раздался громкий окрик, и