Вместо этого я жажду монстров.

«Колин тоже был монстром, – шепчет голос в моей голове. – Он просто пытался это скрыть. По крайней мере, эта троица – монстры, не прячущие своих личин».

* * *

После ухода Мэлиса я целую вечность не могла заснуть, а поскольку вечеринка состоялась в четверг вечером, на следующее утро у меня занятия. В стандартное время звонит будильник, и я едва вытаскиваю себя из постели, чувствуя похмелье не только от выпитого, но еще и от всего остального.

Лицо опухло от недостатка отдыха, под глазом уже начал появляться синяк, а на затылке – шишка, но я не останусь дома. Я не допущу отставаний в учебе из-за поступка Колина.

Проведя довольно много времени перед зеркалом, замазывая синяки и накладывая немного консилера под опухшие глаза, я собираю волосы в растрепанный хвост и тороплюсь успеть на автобус вовремя. Все, что мне нужно сделать, это не высовываться и попытаться пережить этот день, а еще надеяться, что не увижу его.

Направляясь на первое занятие, я прохожу мимо группы студентов – они стоят тесной группой и разговаривают приглушенными голосами. Я даже не слушаю их, пока они не произносят имя Колина. Сердце замирает, и я замедляю шаги, чтобы прислушаться.

– Дичь какая-то, – говорит один из них, качая головой. – На него напали прошлой ночью. Он в больнице.

– Что случилось? – спрашивает девушка с ужасом в голосе.

– Кто-то ограбил его, наверное? – отвечает первый парень. – Ему здорово надрали задницу. Я слышал, у него сломаны все пальцы на обеих руках.

У меня скручивает живот. Ведь я знаю, что с ним случилось. Я знаю, кто это сделал, и это был не просто какой-то случайный грабитель.

Я почти совсем останавливаюсь, подслушивая их, и тут одна из девушек оборачивается и видит, что я стою неподалеку. Я узнаю в ней одну из подружек Эйприл. Она бросает на меня недружелюбный взгляд.

– Эй, Уиллоу. Разве не ты вчера с вечеринки с Колином ушла? – спрашивает она.

Сердце учащенно бьется от такого намека. Не думаю, что кто-то видел нас вместе на поле для гольфа, поэтому никто не знает, что произошло – ни тогда, ни после, – но все студенты вокруг нее поворачиваются и с интересом смотрят на меня, ожидая ответа.

– Эм, да, – отвечаю я, кивая. – Но мы быстро разошлись. Даже не знаю, куда он пошел после этого.

Девушка выглядит подозрительной, и вся компания смотрит на меня как на что-то отвратительное. Похоже, теперь я им не нравлюсь еще больше, если такое вообще возможно. Они будто подозревают, что я имею какое-то отношение к нападению на Колина.

Я пытаюсь не обращать на них внимания, отворачиваюсь и продолжаю идти, но внутри у меня все переворачивается. Особенно, когда я вспоминаю вчерашний вечер, когда Мэлис ушел, а я даже не попыталась его остановить.

На подобный исход надеялась какая-то часть меня? То есть я такая? Та, кто хочет жестокого возмездия любому, кто причинит мне боль?

С другой стороны, Колин такой же, как тот парень с остановки, который преследовал меня и хотел изнасиловать. Если бы у него был шанс, он забрал бы у меня все, что мог. Так что действительно ли мне стоит испытывать к ним жалость?

К концу второй пары стук в голове начинает утихать, и к моменту, когда я выхожу с третьего занятия, я снова чувствую себя человеком. Пока иду по кампусу, замечаю рядом с собой тень. Как и раньше, когда ко мне в аудиторию заявился Мэлис, я знаю, кто это, еще до того, как он заговаривает.

Я оборачиваюсь, и, конечно же, это Рэнсом.

Он засовывает руки в карманы и бросает на меня взгляд, отмечая синяки на моем лице.

– Как ты держишься? – спрашивает он. – После прошлой ночи.

Значит, он в курсе.

– Я в порядке, – отвечаю я. – Утром немного болела голова, но сейчас уже лучше. – Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы подслушать. Вокруг безлюдно, но я все равно понижаю голос. – Мэлису не следовало вмешиваться.

Рэнсом качает головой, бронзовые пряди его волос сверкают на солнце.

– Конечно, следовало.

– Почему?

Он смотрит на меня, и в его глазах мелькает какая-то эмоция, которую я не могу опознать.

– Потому что ты – наша ответственность. А мы не позволяем ранить тех, кто принадлежит нам.

Это напоминает мне о том, что сказал Мэлис прошлой ночью, когда прикасался к синякам и порезам на моей коже.

Наше дело.

Наша ответственность.

Наша.

Конечно, подвергаться угрозам и шантажу было отвратительно, но я, по крайней мере, понимала это. Я понимала, что они пытаются использовать меня в своих целях, рассматривая меня как инструмент, которым можно манипулировать или от которого можно избавиться по мере необходимости. Но этого я не понимаю. И сейчас мне становится еще страшнее, чем когда Мэлис приставил пистолет к моей голове.

Прежде чем я успеваю открыть рот, Рэнсом проводит пальцами по моей ушибленной щеке, запечатлевает на ней поцелуй, а затем отступает на шаг.

– Береги себя, хорошо, ангел?

Он слегка кивает мне, прежде чем повернуться и уйти.

Я смотрю ему вслед, сдвинув брови так сильно, что становится больно. Он сворачивает за угол по дорожке, пересекающей кампус, вероятно, направляясь туда, где оставил свой мотоцикл, и когда он исчезает из виду, я открываю рот, как будто собираюсь окликнуть его.

Но нет. Вместо этого я чихаю.

24

Уиллоу

Остаток пятницы и всю субботу до воскресенья я провожу в постели, мучаясь с простудой, которую подхватила, пока лежала без сознания на поле для гольфа, мокрая и замерзающая.

В воскресенье я все еще лежу, свернувшись калачиком, окруженная беспорядком, вызванным болезнью. По всей комнате разбросаны салфетки, которые не попали в мусорное ведро. Я была слишком измучена, чтобы встать и выбросить их, так что они просто валяются на полу.

Сейчас я чувствую себя намного лучше, простуда начинает отступать, но я все еще не хочу вставать с постели.

И по-прежнему не могу прийти в себя от действий Мэлиса и слов Рэнсома.

Как это произошло? Что это вообще значит?

Я поняла, что влипла по уши, когда они начали преследовать меня после увиденного мною в борделе. Но это совсем другое, и я в полном замешательстве. Я не понимаю их одержимости мной.

Почему я?

Как я уже говорила Мэлису, во