Уиллоу сильно дрожит, ее кожа кажется холодной и липкой. И я решаю это исправить. Направляюсь прямо в ванную. Заталкиваю ее в душевую кабину и включаю воду. Жду, пока вода нагреется до нужной температуры, затем направляю на нее насадку для душа.

Ее тело слегка вздрагивает от неожиданности, руки обхватывают живот. Она стоит под струями, как мокрый котенок, уставившись на плитку перед собой. Она выглядит так, будто у нее гребаный шок или типа того, но через некоторое время дрожь проходит. Я позволяю ей согреться, прежде чем выключить воду.

Затем с тихим ворчанием вытаскиваю ее из кабины и начинаю снимать с нее грязную, порванную одежду.

Оказавшись передо мной обнаженной, Уиллоу снова начинает дрожать и пытается прикрыться, отворачиваясь от меня. Когда она это делает, я замечаю, что значительная часть ее тела покрыта толстыми шрамами. Возможно, это следы ожогов.

Когда она замечает, что я смотрю на нее, ее щеки вспыхивают, и я закатываю глаза.

– Да забей ты уже на хрен, – бормочу я, все еще злясь. На нее, на весь мир. На все. – Как голова?

Тонкие мышцы ее горла напрягаются, она сглатывает, а после протягивает руку, чтобы дотронуться до затылка, а затем до пореза у глаза.

– Нормально. Больно, но… не так сильно, как раньше. И мир больше не кружится.

– Хорошо.

Схватив с ближайшего крючка видавшее виды полотенце, я грубо провожу им вверх-вниз по ее телу. И Уиллоу снова не сопротивляется. Да уж, она определенно в шоке от того, что с ней произошло.

Как только она почти высохла, я оборачиваю ее полотенцем и жду, станет ли она двигаться. Уиллоу стоит на месте, и я тихо чертыхаюсь, снова подхватываю ее на руки, несу в спальню и укладываю на кровать.

Я натягиваю на нее одеяло, и, когда она устраивается под ним поудобнее, ее дрожь замедляется, а затем и вовсе прекращается. Затуманенность из глаз уходит, и она наконец смотрит на меня. Теперь, когда глаза прояснились, я вижу в их выражении нечто похожее на стыд и страх.

– Как ты меня нашел? – шепчет она.

Я не отвечаю на этот вопрос, позволяя ей самой прийти к выводам.

– Что, твою мать, случилось?

Уиллоу качает головой, плотнее закутываясь в одеяло.

Чтоб тебя. Она всегда такая чертовски упрямая, это жутко бесит. Руки сжимаются в кулаки, и я смотрю на нее сверху вниз, почти желая встряхнуть ее, чтобы получить хоть какие-то ответы.

– Уиллоу, скажи, что на хрен произошло. Какого хрена я нашел тебя вырубившейся на поле для гольфа посреди ночи?

– Я не хочу об этом говорить, – шепчет она.

– А мне насрать, что ты там хочешь или нет, – огрызаюсь я. – Ты расскажешь мне, солнышко, и если мне придется спрашивать снова, ты пожалеешь об этом.

Либо она действительно верит моей угрозе, либо слишком устала, чтобы спорить, потому что она закрывает глаза и наконец дает мне то, что я хочу.

– Кое-кто напал на меня. Один парень из школы захотел «девственную киску» и подумал, что я с радостью предоставлю ему ее.

Когда она это говорит, в ее голосе звучит горечь, а из уголка глаза вытекает слеза.

– Кто? – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. – Мне нужно гребаное имя. Кто тебя обидел?

– Мэлис, просто оставь это. – Она отворачивается. – Все не так серьезно.

Я беру ее за подбородок большим и указательным пальцами, наклоняя ее голову к себе, и нависаю над ней.

– Не серьезно? Ты могла умереть от переохлаждения.

Глаза Уиллоу распахиваются, в их мягкой карей глубине еще больше слез.

– Да какая вообще разница? – шепчет она. – Парень, который это сделал, не имеет никакого отношения к Николаю, так что это не твоя проблема. Это не твое дело, ясно?

– Это мое гребаное дело. Потому что ты – мое дело.

Это заставляет ее замолчать. Ее рот слегка приоткрывается от удивления. Затем Уиллоу снова качает головой, и в выражении ее лица появляется нечто глубоко уязвимое.

– Нет, неправда, – тихо произносит она. – Я никто. Я ничье дело.

Похоже, она говорит серьезно. Видимо, привыкла к тому, что ее используют и недооценивают. Привыкла не придавать себе значения.

Ее уязвимая сторона почему-то трогает меня.

Не знаю, что это за хрень, но я так сильно сжимаю челюсти, что зубы скрежещут друг о друга. Это чувство заставляет жестокого зверя, живущего у меня в груди, царапаться о стенки грудной клетки и рычать, требуя выхода. Протянув руку, я прижимаю пальцы к порезу у нее под глазом.

– Ты ошибаешься, – ворчу я. – Вот это? Мое дело. – Рука движется к другому небольшому синяку у нее на шее, темно-розовому пятну, скорее всего появившемуся от нажатия большого пальца. – Это? Мое дело. – Я веду ниже, к царапине на ее груди, чуть выше того места, где она обернута полотенцем. – И это тоже.

Уиллоу делает глубокий вдох, ее грудь приподнимается навстречу моим пальцам, и я немного опускаю лицо. Мы смотрим друг на друга, и мой голос становится еще тверже.

– Кто-то причиняет тебе боль? Кто-то прикасается к тебе? Это мое гребаное дело.

Из горла Уиллоу вырывается тихий стон, губы приоткрываются. Зверь внутри меня рычит от этого зрелища, жаждущий секса, насилия или того и другого сразу. Она слегка приподнимает голову с подушки, приближая свое лицо к моему, и что-то просто щелкает.

Наши губы встречаются, и я жадно целую ее. Во мне бушуют ярость и едва сдерживаемое желание. У нее вырывается тихий вздох, и я проглатываю его. Инстинкт берет верх – я балансирую на одной руке, позволяя другой скользить по ее телу. Провожу ладонью по ее грудной клетке, грубо хватая ее за сиськи через полотенце, и издаю стон ей в рот, когда чувствую, как бугорки ее сосков становятся тверже.

Уиллоу стонет тихо, с придыханием. Она выгибает спину, прижимаясь еще теснее, и я тону в аромате ее возбуждения и ее собственного естественного аромата.

Он легкий и цветочный, с небольшим оттенком чего-то более резкого и темного. Ее желания.

Это невозможно игнорировать.

Проклятье, мне нужно знать, какая она на вкус.

С того самого дня, как я пришел в ее аудиторию, я не могу выбросить из головы ее гребаный вкус. Мне нужно знать, как она ощущается, когда ее соки не смешаны с привкусом моей собственной кожи. Это как наркота, и я хочу получить ее в чистом виде.

Когда я с рычанием отстраняюсь, Уиллоу задыхается. Ее щеки раскраснелись, а губы в ссадинах от поцелуев. Она выглядит так, будто уже кончила, а я только начал.