я чуть не задыхаюсь при следующем вдохе. За исключением того короткого момента в конце вечера, когда Рэнсом спросил об увиденном, он позволил мне притвориться, будто ничего не произошло. Я вроде как надеялась, что остальные братья поступят так же, но от Мэлиса этого ожидать, видимо, не следовало.

– Я знаю, ты завелась, – продолжает Мэлис, наклоняясь ко мне и говоря вкрадчивым голосом, от которого у меня мурашки бегут по спине. – Тебе понравилось смотреть, м-м? Как я трахаю какую-то девчонку. Ты тащилась. Неужто под этим невинным личиком скрывается страсть к вуайеризму [1]?

Я не отвечаю, но чувствую, как пылают щеки. Мне бы разозлиться на него за подобные слова, но вместо этого я чувствую реакцию своего тела. При воспоминании о том, как Мэлис прижал ту девушку к дивану и брал у нее все, что хотел, меня захлестывает возбуждение. Сердцебиение гулко отдается в голове, а каждое нервное окончание напряжено и готово откликнуться на малейшее прикосновение.

Как будто почувствовав это, Мэлис протягивает руку и кладет ее мне на бедро.

– О… – вырывается с придыханием звук, и я застываю на месте.

Блокнот раскрыт на столике передо мной, ручка зажата в руке и занесена над бумагой, но я не делаю ни единой пометки. На большом экране в передней части лекционного зала воспроизводится фильм, но все, что я ощущаю, – это тепло ладони Мэлис на моем бедре.

– Может, мне выяснить, м-м? – бормочет он. – Может, посмотреть, заводишься ли ты при мысли о том, как я ее трахаю?

Он поднимает руку выше, едва касаясь местечка между моих бедер кончиками пальцев. Я роняю ручку и хватаюсь за край стола. Когда по конечностям пробегают искры, исходящие от клитора, бедра непроизвольно дергаются вперед.

– Вели мне остановиться. – Низкий голос Мэлиса обжигает мне ухо. – Если не скажешь, солнышко, я узнаю ответ на этот вопрос.

О. Мой. Бог. Он ни за что не сделает этого… Только не в аудитории.

Но он делает.

Когда я не отвечаю и даже не качаю головой, его рука пробирается под пояс моих брюк, проскальзывает под трусики и находит клитор. Я сильно прикусываю губу, когда он обводит чувствительный бутон подушечкой грубого пальца.

– Да, – задумчиво произносит он. – Я был прав. А если бы ошибался, ты бы сейчас не была такой мокрой.

Его голос такой тихий, что слышу его только я, но проникает он прямо в мое нутро.

Я сжимаю ноги вместе, боясь, что кто-нибудь обернется и увидит, но Мэлиса, похоже, совсем не беспокоит такая возможность – он опускает руку чуть ниже, неглубоко погружая в меня два пальца. Затем вынимает их и снова подносит к клитору, надавливая и потирая его так, что меня пронзает волна горячего, интенсивного удовольствия. А потом еще одна.

Я продолжаю пытаться подавить это, дышать и сохранять бесстрастное выражение лица. Но упорство Мэлиса ужасает. Ясно, что он не успокоится, пока не добьется своего.

А хочет он, похоже, чтобы я кончила прямо здесь и сейчас.

Боже. Чтоб меня.

Я прикусываю нижнюю губу и закрываю глаза, пытаясь бороться с нахлынувшим чувством. Это оказывается ошибкой, поскольку с закрытыми глазами я живо представляю, как прошлой ночью мельком увидела член Мэлиса, и мозг тут же заполоняет мысль о том, как сильно мне бы хотелось ощутить его внутри себя.

В горле зарождается стон, и я проглатываю его, резко открывая глаза. Очередная ошибка – я смотрю на Мэлиса, а он в ответ смотрит прямо на меня.

В его темных глазах – костер, он смотрит на меня, наполовину сердито, наполовину… как-то иначе. В тусклом свете аудитории он еще больше похож на бога теней, чем обычно.

– Оглянись вокруг, – шепчет он, наклоняясь еще ближе, так что его губы почти касаются моего уха. – Никто в этом зале не знает, что ты вот-вот кончишь. Никто, кроме нас с тобой. Они не знают, какая ты, черт возьми, скользкая, там, внизу, и как ты трешься о мою руку. Они не знают, какая ты, сука, жадная девчонка.

Я качаю головой, но на самом деле даже не знаю, против чего возражаю.

Может, против всего этого. Но все же я не говорю ему остановиться.

Он зажимает мой клитор между двумя пальцами, слегка пощипывая его, и это вызывает во мне такие сильные ощущения, что у меня почти перехватывает дыхание. Я сильнее прикусываю губу, за секунду до того, как прикрыть рот рукой, чтобы не издать ни звука.

Жар во мне нарастает, становясь все острее и интенсивнее. И вдруг, совершенно внезапно, это становится невыносимо контролировать. Я не могу остановиться, и Мэлис, кажется, это понимает. Он двигает пальцами быстрее, заставляя меня приблизиться к краю.

Когда я кончаю, мне кажется, будто у меня начинается припадок или что-то в этом роде. Он охватывает все мое тело, раскаляя добела и наэлектризовывая, заставляя меня содрогаться с головы до ног. Я цепляюсь за Мэлиса, впиваясь пальцами в его мускулистое предплечье, и отчаянно пытаюсь вести себя тихо, чтобы никто не обратил на нас внимания.

Когда волны ощущений, наконец, начинают спадать, я задыхаюсь, ноздри раздуваются, и я изо всех сил стараюсь, чтобы мои отчаянные вдохи не стали слишком громкими.

Мэлис высвобождает руку и вытаскивает ее из моих джинсов.

Удерживая мой взгляд, он облизывает пальцы, один за другим, его язык практически ласкает каждый. Затем он проводит двумя пальцами по моей щеке, и немного его слюны и следов моего возбуждения остается на коже.

– Если увидишь, что кто-то еще следит за тобой, дай нам знать, – говорит он, и его тон снова становится жестким и деловым.

Не говоря больше ни слова, он встает и выходит из аудитории, а фильм продолжает идти.

Как только за ним тихо закрывается дверь, я откидываюсь на спинку стула. Сердце все еще колотится, а все тело горит, как в лихорадке.

Остальная часть лекции проходит как в тумане, и я понятия не имею, как мне удается собрать вещи и выйти из здания вместе со всеми остальными, когда она заканчивается. Ноги дрожат, и время от времени я ощущаю призрачную пульсацию между бедер, как будто отголоски оргазма все еще проходят через меня.

Выходя из здания, я моргаю от яркого солнечного света, и едва глаза привыкают к яркости после затемненной аудитории, я замечаю Колина, направляющегося по дорожке в моем направлении. Он бежит ко мне и машет рукой.

– Привет, Уиллоу. Как дела?

Мне требуется секунда, чтобы отлепить язык от неба и вспомнить, как разговаривать с нормальным