Из землянки Рощин вышел одновременно с Сергеевой. Густая тьма раннего зимнего вечера охватила их сразу за порогом.

— Ой, ничего не видно! — воскликнула Сергеева.

— А вы за меня держитесь, за хлястик, — пошутил Рощин.

— А как там, товарищ старший лейтенант, по строевому уставу не положено в беде девушке-военнослужащей руку подать? — озорно спросила она.

— Я просто не посмел, — он хотел назвать ее по имени, но не решился.

Они подошли к спуску. Вспомнив, как Рощин съехал к их землянке, Сергеева засмеялась и хотела напомнить ему об этом, но не успела вымолвить и слова, как Рощин поскользнулся опять и сбил девушку с ног. Они скатились вместе почти до самой двери. Подавляя смех, Сергеева старалась подняться. Обескураженный Рощин не делал и этой попытки. Но поняв, что Сергеева не ушиблась, он громко рассмеялся.

— Не смейтесь так! — закрыла ему рот Валя. Она встала первой и подала Рощину руку. — Вы, наверное, по привычке?

Она стояла близко к Рощину. Он ощущал запах ее волос, теплоту дыхания и не мог выпустить ее руку.

— Разрешите идти, товарищ старший лейтенант? А то от командира взвода попадет, — пошутила она.

— Я часто вспоминаю, как впервые увидел вас, — проговорил Рощин. — А вы?

— Не знаю, прошептала она и, не прощаясь, исчезла в землянке.

11

Получив от Жадова приказ назначить Золину двух рейдовиков, Алов остановил свой выбор на Гулыме не потому, что тот был опытным агентом, а потому, что лучше многих других знал пограничный район. До прихода японцев, пока на границе было не так строго, занимался Гулым контрабандой. Были у него знакомые и в Жарикове и в таежных селах Чугуевского района принимали неохотно, но и вражды особой к нему не питали. Старого Гулыма считали порядочным мужиком и удивлялись: «Какой черт надоумил его бежать в Маньчжурию? Если был у белых, так не по своей воле…»

Когда труднее стало на границе, перестал Гулым ходить на «ту сторону». Но в 1939 году Алов вспомнил, что брат Гулыма был у красных, и прижал казака. Страх перед японцами заставил идти через рубеж…

Гулым тяжело вздохнул и встал. Порывшись в кармане, вытащил кусок газеты. Потом разгреб пальцами остывшую золу до углей, раздул огонек и зажег семилинейку без стекла. Поежившись, принялся натягивать сапоги. О предстоящем переходе границы Гулым сейчас не думал. Он чувствовал только вскипевшую злобу на Алова.

— Все же идешь? — спросил разбуженный шуряк.

Гулым промолчал.

— Маньчжурки прельстили? — не унимался тот. — Мало, видать, одного урока? Только языком, как кобель, лаял. Не забывай, они к стенке вашего брата ставят.

— Да тебе-то какая печаль? — вяло огрызнулся Гулым, услышав, как заплакала жена Анисья.

— А такая печаль, — выговаривал уже зло шуряк, одногодок Гулыма. — Ты человек или волк? Если за кровью идешь, то начинай вон с Анисьи. Она такая же, как те. Что они тебе сделали? Завод забрали, или землю, или капитал? Вшей твой батька там оставил, так ты здесь своих завел. Неужто из-за маньчжурки решил жизни лишиться? Или атаманские десятины заслуживаешь? Не видать тебе этих десятин, как своих ушей!

Натянув один сапог, Гулым надолго уставился взглядом на коптящий язычок лампы.

— Да кто с моей волей считается? — тяжело вздохнул он. — Не пойду — здесь смерть. Пойду — может, жив останусь.

Надев второй сапог, рейдовик подошел к широкой самодельной кровати за полушубком. На него смотрели умоляющие глаза жены.

— Какого черта уставилась? — уже сердито прикрикнул Гулым, чтобы подавить жалость. — Жизнь волчья…

Одевшись, он вышел из дому. Морозная вьюга перехватила дух, и Гулым плотно запахнул полушубок. По пути к дому Алова, на Чертовом пустыре, навстречу попались двое. «Варькин сродственник, — узнал он гармониста. — Куда это он китайца ведет?»

— О-о, господин Гулым! Рано вставай, много денег получай, — поравнявшись с ним, воскликнул Ли Фу.

— Ладно, вали, вали! — недовольно отозвался Гулым. — Тут голова бы уцелела…

— Идешь? — прямо спросил Любимов.

— Куда денешься? — неохотно ответил Гулым. — А тебе не один черт?

— Интересно все же. Может и сам когда-нибудь напрошусь.

— Жить надоело? — подозрительно посмотрел, на него Гулым.

Любимов понял, что от этого больше он ничего не узнает…

* * *

Для прикрытия перехода агентов майор Танака решил провести пограничный инцидент в районе могилы убитого солдата. Сам переход намечен был в две группы: при провале одной вторая должна выполнить задание.

— Убирая могилу, наши солдаты возмущаются русским недобрососедством. В патриотическом порыве бегут к границе и стреляют, — пояснил Икари Золину и Рябоконю. — Расположенные на сопках роты поддерживают их огнем. Вы в это время переходите границу.

Когда утром Золин зашел к Алову, там уже ожидал Гулым. Переодетый в красноармейскую форму, он мало напоминал прежнего увальня. Казалось, даже лицо его стало более располагающим.

— Здравствуйте, товарищ боец! — деланно строго приветствовал его Золин.

Гулым встал и отдал честь.

— Красноармеец войсковой части 34167 Деменчук, Следую в 316 рембазу, город Хабаровск.

— Прошу документы.

— Есть! — Гулым достал из кармана гимнастерки красноармейскую книжку и командировочное предписание.

— Так, так, — бормотал Золин, просматривая документы. — Кто командир части?

— Майор Кольченко.

— Сами уроженец какой местности?

— Новосибирской области, Колыванского района, поселок Вьюны.

— Далече забрались от дому.

— Порядком, товарищ командир, — заулыбался Гулым. — Сидеть бы дома, — искрение выдохнул он.

— Не лезь со своими дурацкими разговорами. Отвечай обдуманно и только то, что спрашивают, — оборвал его Золин.

Гулым сел, раскуривая затухшую самокрутку.

— Чертищев не приходил? — обратился Золин к Алову, осматривая снаряжение.

— Нет. Вчерась вечером был у него, дома не захватил, — поспешно доложил Алов, следя за тем, как Золин снимал дно коробки противогаза, в которой находилась мина.

— Капсюля где? А то нам каюк будет раньше, чем кому другому.

— Упакованы в патронах, как яички. Первосортно! Хоть оземь бей, — похвалился Алов.

— Да, работа — ничего не скажешь, — заканчивая осмотр, согласился Золин и начал быстро переодеваться.

— Тут вот еще патроны имеются специальные, по три десятка у каждого в левом подсумке. Они не стреляют, чем-то другим снаряжены… Там знают, — пояснил Алов. — В правом подсумке — по три десятка настоящих. Вот эти намордники, — показал он на противогазы, — малы на харю Гулыма и Кривого. Напяливать-то не будут, небось?

— Я тебя, негодяя, пристрелю, — предупредил Золин, — если не подберешь по размеру!

Алов испугался. Так когда-то его отец, служивший надзирателем в тюрьме, трепетал перед отцом Золина.

Чертищев пришел с запозданием и, выслушав выговор, напялил на себя красноармейское обмундирование. Взглянув на его обросшее одноглазое лицо, Золин не выдержал и рассмеялся.

— Вот это Циклоп! Лошади шарахаться будут, а не только люди. — И уже негодуя добавил: — Распустился! Чучело какое-то,