захотел». Говорю: «Места не знаешь? Неловко так, других учить должен». Оробел и выложил: каждую ночь, говорит, за Савчуком смотрим. Да и за другими тоже. Объяснил я, что это не нужно, и прогнал его в землянку.

— Да, Петр Семенович, мнительность для нас вредна, — задумчиво подтвердил Бурлов. — А как думаете, что нужно предпринимать?

— Думать тут можно одно: разъяснить, научить народ нужно. Это ясно. А вот как полезней: поодиночке или всех собрать.

По-моему, Петр Семенович, лучше говорить совсем народом, — сказал Бурлов. — Соберемся для беседы. Передай коммунистам.

— Есть, товарищ старший политрук! — вставая, ответил Новожилов. — Разрешите идти?

— Больше ничего нет? Как Селин?

— А он у вас не был? — спросил Новожилов. — Собирался с утра зайти… Во всем себя винит: «Не спи я на дежурстве, говорит, ничего этого не было бы». Вины не умаляет и от ответственности не бежит. Людям в глаза смотреть стыдится. На что Федорчук злой на слова стал, а и тот жалеет. Нужно бы поддержать его.

— А не рано ли?

— Это уж вам виднее, товарищ старший политрук.

— Подумаю. Да, отделение-то принял?

— Принял, товарищ старший политрук, и доложил старшему сержанту Ошурину. Селина просил бы оставить в отделении на моей должности. Беды в этом нет, да и просится. Парнишка он дельный. Помогать будет.

— Это можно, — согласился старший политрук.

9

По приказу начальника харбинской военной миссии белогвардейский центр направил в распоряжение майора Танака двух опытных агентов: бывшего есаула Рябоконя, дородного, двухметрового роста, и сухого юркого маршрутника Золина. Каждый из них имел на счету несколько диверсий, с начала войны оба выполняли особо важные акции.

Рябоконя отправили в Новоселовку первым. Золина, для конспирации, задержали на два дня. На третий день утром его пригласили в штаб главнокомандующего белогвардейскими отрядами — к Карцеву.

— Слушайте и запоминайте, — медленно проговорил Карцев, задыхаясь от приступа астмы. — Японская разведка поручает вам доставку в Уссурийск взрывчатых веществ и некоторых других сюрпризов, содержимое которых для вас безразлично. Получать их будете в Новоселовке на квартире фельдфебеля Алова. Явка — в Уссурийске у Белозерского. Первая встреча с ним — на вокзале около выхода, по нечетным числам в семь вечера. У связного должен быть перевязан правый глаз. Пароль: «Не устроите ли переночевать?» Ответ: «Этим занимается комендант!» Агентов подбирать из Новоселовского диверсионного отряда и менять каждую ходку. Вам лично у Белозерского не появляться и с ним не встречаться. К концу этого месяца все доставленное в Новоселовку должно быть переброшено через границу. В противном случае… — Карцев пожевал губами. — Впрочем, господин Золин, вас предупреждать не приходится… Вот пакет. С ним явитесь к господину Танака.

В Новоселовку Золин прибыл в воскресенье вечером. Продрогнув за дорогу и чувствуя ломоту в ногах, он спрыгнул с саней около дома Алова.

В светлой большой горнице за простым столом, накрытым белой скатертью, в расстегнутом старом кителе сидел хозяин дома, а около окна — изрядно охмелевший и сердитый казак Гулым. На столе стояла бутылка чуринской водки «медведь» и миска с солеными помидорами. При входе Золина Алов вскочил, вытянулся по-военному и подобострастно произнес:

— Здравия желаю, ваше благородие! — и, заметив брошенный на Гулыма внимательный взгляд, добавил: — Этот с вами пойдет.

Из соседней комнаты доносилось пиликанье гармоники. Золин кивнул головой на завешенную китайкой дверь.

— Гармонист. Сродственник кабатчицы Варюхи Лавруновой. Сынка обучает, — улыбнулся Алов. — Говорит, слышимость у него музыкальная.

Раздевшись, Золин присел к столу. Алов быстро налил стакан водки:

— С морозцу, ваше благородие?

— До костей продрог, — поежился Золин.

Он выпил, скривился и закусил помидором. Потом, пристально взглянув на Гулыма, ткнул пальцем в сторону границы:

— Был?

— Приходилось, — отозвался Гулым.

— За эту операцию получишь в Сибири двадцать десятин, а сейчас — сто маньчжурок.

— Скупы японцы стали, — разочарованно проговорил Гулым. — Раньше платили больше.

— Раньше, раньше! — с сердито вмешался Алов. — Раньше ходил на заработки, а теперь собираешься хозяйничать там.

— Устал. Отдохнуть нужно, — прервал Золин разговор. — Когда тронемся, узнаешь у фельдфебеля, — пояснил он Гулыму.

Гулым выпил на дорогу еще стакан водки и молча направился к дверям.

— Второго не подыскал? — спросил Золин, когда вышел Гулым. — У них вдоль границы ходят не меньше, чем втроем.

— Еще нет, — ответил Алов.

— Может, своего Степана пошлешь?

— Ваше благородие! — бледнея, взмолился Алов. — Христом-богом молю…

— Чертищев где сейчас? — спросил после раздумья Золин.

— Дома. Он же кривой, вашброд, и пьет без просыпу.

— Знаю. Дурь выбью, а глаз забинтуем. Спать хочу, — заторопился Золин.

Из боковой комнаты с футляром в руках вышел Любимов.

— На сегодня хватит, Гордей Калистратович, — проговорил он.

Алов налил и ему стакан водки.

— Один можно, — согласился тот.

— А второй? — спросил Золин.

— Пальцы слушаться не будут, а мне еще в кабаке играть, — пояснил Любимов.

— Сыграй-ка, учитель, Соколовскую, — насмешливо бросил. Золин.

— Изволь платить! — отозвался гармонист, придвигая закуску.

— Откуда будешь? — поинтересовался Золин.

— Гармонь или меня будешь слушать? — поднял брови Любимов.

Золин хмыкнул и бросил на стол деньги. Гармонист присел на край табуретки, достал инструмент, развернул меха. Золин с застывшей улыбкой мечтательно закрыл глаза.

— Как здоровье его превосходительства? — неожиданно спросил гармонист, когда Алов вышел из горницы.

Золин вздрогнул и быстро открыл глаза. Он и Любимов скрестились взглядами.

— А ты откуда знаешь?

— Спрашивать много любишь, — недовольно одернул его Любимов.

— Здоров, — ответил Золин, а сам подумал: «Карцевский контрразведчик. Быстро, значит, сообщили… Здорово! Вот тебе и гармонист!»

— У Танака были? Когда идете?

— Нет еще, я ведь только что приехал.

— Поезда там идут по четным числам, — учтите, а о разговоре никому, кроме как в Харбине, — шепнул Любимов, заслышав шаги Алова.

— Хватит. А то Варвара Гордеевна недовольна будет моим запаздыванием, — громко проговорил он и вышел.

На второй день, в десятом часу, Золин был у Танака. Майор принял Золина холодно.

— Я скотского языка не понимаю, — раздраженно ответил он на произнесенное по-русски приветствие.

— Простите, господин майор, — извинился Золин. — Но не подумайте, что злоупотребляю вашим расположением: просто я безобразнейше владею японским языком.

Золин извлек пакет и подал майору.

— Хорошо. Для вашего перехода я буду делать шестого пограничный инцидент. Остальное узнаете у капитана Икари, — сказал тот, прочтя предписание.

Постучав осторожно в дверь соседнего кабинета, Золин приоткрыл ее и увидел, что капитан занят с Рябоконем. Недовольный тем, что ему помешали, Икари уставился на Золина и выругался.

— Мы с ним знакомы, господин капитан, и оба знаем причину нашего пребывания здесь, — выручил Рябоконь, кивая Золину.

— Тогда садитесь, — Икари развернул карту. — Нам нужно спешить. Вот смотрите: здесь застава…

— Простите, господин капитан. Карту мы знаем лучше, чем тот, кто ее составлял, — с подчеркнутой