Аналогичным образом встречали в дагестанских селах гостей. О широком распространении данного института, а также о наличии у всех дагестанцев особой комнаты-кунацкой (тавхана, хъун къатта) для гостей писали многие исследователи[498].

Гостеприимство оказывали всем без исключения, даже военным, которые по своей службе оказывались в «мирных» аулах. Так как многие военные гарнизоны были расположены повсеместно, то населению, безусловно, приходилось взаимодействовать с военными.

В «Кавказском сборнике» за 1859 год говорилось, что жители Итум-Кале оказывали гостеприимство в саклях солдатам и офицерам[499]. По сведениям сборника, гостей, как людей давно знакомых, принимали в том числе и женщины[500].

У народов Дагестана гостя в отсутствие хозяина могла встретить и женщина – хозяйка дома. Во второй половине XIX века это было уже нередким явлением.

Так, К. Ф. Ган, посетивший Дагестан в конце 90‑х годов XIX века, писал в своем очерке, что в доме старшины селения Хосрех его встречала собственно жена хозяина[501]. Не оставил без внимания автор и свободно хлопочущих по хозяйству женщин семейства старшины, которые помогали хозяйке[502]. К. Ф. Гана удивило, что хозяйка, здороваясь с ним, подала ему руку[503].

У горских народов, в частности у лакцев, аварцев, даргинцев, женщины здороваясь, подавали руку и мужчине. У тюркоязычных народов это было недопустимо[504]

При этом, независимо от социального статуса, женщины могли радушно встречать гостей согласно дагестанским обычаям. Так, Н. И. Воронов, посетивший аул Кумух, оставил свои впечатления о посещении вдовы Агалар-хана Казикумухского Шамай-бике, которая гостеприимно его принимала и угощала. Автор отмечал, что ханша лично присутствовала за ужином, объясняясь через переводчика[505]. Затем автор, будучи в Кумухе, посетил дом второй вдовы Агалар-хана, которая также оказала гостю самое радушное гостеприимство[506]. По замечанию Н. И. Воронова, ханша, еще молодая женщина, принимала гостя, сидя на ковре, с поджатыми ногами[507].

Н. И. Воронов обратил внимание на внутреннее убранство ханского дома вдовы, которое представляло собой смесь туземного и русского стилей[508].

Безусловно, в процессе этнокультурного взаимодействия дагестанских народов с русскими происходило заимствование и элементов материальной культуры. Эти заимствования, очевидно, наблюдали и современники, посещая дома представителей знатных сословий.

Одной из форм, характеризующих межэтническое взаимодействие, безусловно, являлся традиционный институт куначества.

Куначество – отражение взаимодействий дагестанских народов с живущими по соседству терскими казаками. Надо сказать, что казачьи власти неоднократно поднимали вопрос в станицах о запрете куначества[509]. Очевидно, что этому способствовали и события Кавказской войны, когда горцы и казаки оказывались в центре конфликта. Опять-таки причина конфликта находилась в политической плоскости. Этому немало способствовала и российская администрация на местах. Особенно ярко это проявлялось в пореформенный период. Реформы, проводимые российской администрацией, необдуманная переселенческая политика царизма часто ущемляли интересы местного населения, что вызывало у последних недовольство.

Но несмотря на это, кавказский институт куначества оставался важным средством взаимодействия соседних народов в различных аспектах повседневной жизни. Уникальной спецификой этого периода является массовое заимствование традиций и обычаев горского общества.

Л. Н. Толстой, будучи на Кавказе в период Кавказской войны, отмечал в своих произведениях дружеские отношения, которые имели место между казаками и горцами[510].

Конечно, важную роль в этих взаимодействиях играла женщина. По сведениям Толстого, терские казачки стали на кавказский манер украшать коврами стены хат, а на них развешивали медные тазы и оружие[511].

Горское влияние заметно в материальной культуре, в частности в одежде казачек. Так, широкое распространение получило длинное до пят платье горского типа (архалук). По сведениям Е. Бутовой, казачки станицы Бороздиновской проявляли большую страсть к нарядам, особенно к азиатским костюмам[512]. По наблюдениям автора, эти костюмы носят во всех станицах Нижнего Терека, начиная с Червленной, и казачки называют их гребенскими[513].

Подражая горянкам, замужние казачки стали носить большие платки, повязывая их на горский манер, совершенно закрывая лоб[514]. Замужняя казачка без платка на людях не появлялась.

Горское влияние выразилось в обязательном включении в состав приданого и свадебных подарков ювелирных изделий, как это было принято у дагестанских народов, а также заимствования элементов свадебной одежды, украшений[515].

Отражением межэтнического взаимодействия являлась пища казаков. Казачки заимствовали у дагестанок технологии приготовления мучных изделий, например добавка в пресное тесто соленого творога или сыра.

В свою очередь, и дагестанцы заимствовали у соседей многие элементы материальной и духовной культуры. В процессе интеграции кавказских народов в состав Российской империи это было неизбежно. Конечно, более приверженными к таким изменениям оказались представители высшего и среднего сословия, которым приходилось чаще контактировать с русскими властями.

Под влиянием русских происходило заимствование предметов материальной культуры: мебель, одежда, утварь и др.

Женщины из состоятельных семей, подражая русским переселенцам, заменяли традиционные предметы внутреннего убранства европейской мебелью. По сведениям Т. А. Невской, обычным явлением в домах состоятельных кавказских семей стали металлические кровати, шкафы и комоды, а также зеркала[516]. Ранее мебель была местного кустарного производства, теперь это были фабричные предметы мебели.

Обычным явлением в гардеробе представителей кавказской аристократии стала европейская одежда. По сведениям военного писателя, генерала М. Я. Ольшевского, они очень быстро усвоили не только европейский костюм, но и образ жизни[517]. Особенно рельефно это проявлялось в одежде горожанок высшего сословия, наряды которых выделялись своим богатством и изысканностью. Женщины из столичных и уездных кавказских городов, подражая русским дворянкам, становились законодательницами моды. По замечанию М. Я. Ольшевского, в пышности туалетов кавказские женщины даже перещеголяли русских дворянок[518].

В городской среде Темир-Хан-Шуры, Дербента и Порт-Петровска особо выделялись жены и дочери из дагестанских аристократических кругов. Под влиянием города трансформировалось поведение дагестанских женщин. Их одежда соответствовала модным европейским тенденциям: корсеты, турнюры, трены, шляпки, обувь на каблуке. Наряду с европейской одеждой женщины носили и традиционные платья къабалай, имевшие распространение среди кумычек. Платья къабалай носились по особому случаю, были очень нарядными: приталенные, с облегающим лифом, с широкой длинной юбкой и рукавами на манжете. Другие народы Дагестана заимствовали платье къабалай, внося в него некоторые новые детали.

Среди горожанок пореформенного периода особо выделялись жены и дочери зажиточных кавказских купцов. Следует сказать, что кавказское купечество, как и дворянство, придерживалось в одежде сословности. С появлением капиталистических отношений местные купцы превратились в предпринимателей, что не могло не сказаться на их образе жизни, манере одеваться и т. д. Имея немалые финансовые возможности и стараясь подчеркнуть свой социальный статус, новоиспеченные предприниматели отдавали предпочтение европейской одежде. Особенно выделялись дербентские купцы, которые существенно разбогатели на торговле с Россией