Детальное описание переправы княгинь А. Чавчавадзе и В. Орбелиани из Грузии в резиденцию имамата Дарго – Ведено, имеется у Дж. Баддели. Автор писал, что переправа в горы проходила в экстремальных условиях, а с женщинами обращались жестоко[437]. В любой момент их могло унести сильное течение реки[438]. Страшным испытанием для женщин была трагическая гибель маленьких детей, четырехлетняя дочь княгини Чавчавадзе был затоптана лошадьми[439]. Матери были свидетелями, как их детей засовывали вниз головой в мешок, а обессиленную няню грудного малыша зверски убили[440].

Несмотря на строжайший приказ Шамиля не обижать княгинь и неминуемое наказание ослушавшихся, по сведениям М. Н. Чичаговой, мюриды все равно не исполняли его[441]. По мнению автора, они беспощадно обращались с княгинями во время всего путешествия до Дарго-Ведено[442]. Чичагова считает, что мюриды были уверены: об их жестоком обращении с княгинями Шамилю никто бы не донес, а сами пленницы об этом и не подумали бы[443].

После тяжелых испытаний переправы, княгинь доставили в резиденцию имама, в селение Ведено. Женщинам пришлось адаптироваться к новым условиям жизни, привыкать к быту, строить отношения с окружающими их людьми.

М. Н. Чичагова в описании повседневной жизни пленниц ссылалась на книгу Е. А. Вердеревского[444], опубликованную в 50‑е годы XIX века. Учитывая, что Вердеревский услышал трагическую историю пленения княгинь из их собственных уст, материал, изложенный в книге, у М. Н. Чичаговой не вызвал сомнений в достоверности[445].

Знатные пленницы не были обделены вниманием со стороны семейства имама, даже сам Шамиль проявил заботу: по его распоряжению в их комнате был переделан камин[446]. Скорее всего, под камином автор подразумевала традиционный очаг, которым отапливалось жилище горцев. Заботились и о надлежащем питании княгинь. По сведениям Чичаговой, имам Шамиль гневался, если видел, что для пленниц готовилась скудная еда[447].

Дж. Баддели, описывая пребывание пленных княгинь, отмечал, что отношение к женщинам не было жестоким, но кормили более чем скромно[448]. По мнению автора, княгинь больше тяготила долгая неопределенность их дальнейшей судьбы.

Описывая моральное состояние женщин, М. Н. Чичагова предположила, что бежать княгини не пытались, но не теряли надежду на спасение, которое должно было прийти от правительства[449].

Безусловно, тяготы пленной жизни скрашивало общение. Особую моральную поддержку княгини видели от жен имама Шамиля, с которыми у них сложились доверительные отношения. Вероятно, среди жен имама они выделяли Шуанет. Похожая среда, происхождение сближали их с Шуанет, которая и сама не упускала случая поговорить с грузинками. Душевный комфорт княгиням давало общение с гувернанткой детей Чавчавадзе, француженкой Анной Дрансе, которая напоминала им о привычной жизни в Грузии[450].

Надо отметить, что после освобождения из плена Анна Дрансе одной из первых в своих мемуарах поведала миру о долгих восьми месяцах плена. По сведениям Дрансе, участь княгинь была незавидной, им многое пришлось пережить в Ведено. Их не смогли сломить ни опасность пути из Цинандали в Ведено, ни смерть детей[451].

Анна Дрансе отмечала содействие в освобождении пленниц жен Шамиля Шуанет и Заидат. Так, по совету Шуанет княгиня Варвара Орбелиани обратилась к Заидат, чтобы та попросила своего отца шейха Джамалуддина вмешаться в переговоры об освобождении пленниц. Княгиня, желая вызвать сострадание у Заидат, ссылалась на ухудшение здоровья сестры, на мучения маленькой дочери[452].

Переговоры были сложными, среди мюридов не было единого мнения: одни были настроены враждебно, требуя большего выкупа, другие предлагали продать знатных пленниц. В итоге при содействии шейха Джамалуддина Казикумухского, которого имам Шамиль безмерно уважал, мюриды все же согласились за сумму в 40 тысяч рублей обменять княгинь на сына Шамиля – Джамалуддина.

Наконец 10 марта 1855 года состоялся долгожданный обмен. Княгини Чавчавадзе и Орбелиани с детьми и гувернанткой Анной Дрансе покинули столицу имамата Ведено и смогли вернуться к своей привычной жизни в родном имении Цинандали.

Провожать княгинь с их семейством вышли многие жители Ведено, в том числе жены имама. Особо выделялась среди провожающих Шуанет, которая нашла нужные слова для каждой из бывших пленниц, в том числе гувернантки Анне Дрансе. Шуанет, успокаивая ее, говорила, что та скоро увидит своих родных, оставленных в Париже, сына и старую мать[453]. Конечно, за долгие месяцы плена женщины привязались друг к другу.

Как отмечалось выше, среди пленниц, захваченных мюридами во время набега на Телавский уезд Грузии, было 349 женщин. Как же сложилась судьба этих безымянных пленниц в Ведено? Если судить по сведениям, которые приводил Н. Ф. Дубровин в своей книге, то отношение к ним было вполне достойное, и жизнь их в неволе особо не отличалась от жизни свободных женщин. Автор утверждал, что когда одна из женщин родила там сына, жители аула встретили эту весть выстрелами в воздух и даже зарезали барана[454]. Мясо прислали и княгиням, пленницам Шамиля[455].

Мюриды нередко похищали и представительниц дагестанской феодальной знати. Одно из резонансных похищений было связано с вдовой Ахмед-хана Мехтулинского – ханшей Нух-бике, которая была увезена из ханского дома наибом Шамиля – Хаджи-Муратом.

В материалах архивного дела (РГИА) имеются документы, касающиеся похищения вдовы Нух-бике. Указывая на факт похищения ханши, князь Бебутов сообщал Н. Н. Анненкову, командовавшему войсками в Дагестане, что вдова хана Мехтулинского похищена, но неизвестны обстоятельства похищения[456]. До определенного времени похититель ханши не был известен.

Но уже в письме князя М. С. Воронцова к военному министру А. И. Чернышеву сообщалось о деталях похищения ханши Нух-бике. Из письма следовало, что глубокой ночью с 13 на 14 декабря наиб Хаджи-Мурат прибыл в село Большой Джангутай. Убив караульных на подступах села, он подошел к дому ханши Нух-бике. По мнению князя М. С. Воронцова, ворота Хаджи-Мурату открыла служанка ханши Фатима, она же отдала ему все драгоценности[457].

Уже после возвращения ханши Нух-бике из трехмесячного плена в апреле 1847 года дело «О похищении из Дженгутая ханши Мехтулинской» было возвращено в канцелярию Военного министерства[458], о чем Анненков сообщал в своем письме к князю Бебутову[459]. Выяснилось, что ханшу обменяли на 11 мюридов, попавших в плен к русским, заплатив при этом 5000 рублей серебром.

В этой истории представляют интерес разные точки зрения о причинах и мотивах похищения ханши Нух-бике. Так, например, по заключению князя Орбелиани, управляющего Мехтулинским ханством, к похищению ханши Нух-бике были причастны конюх ханши и ее служанка Фатима, которая приходилась родной сестрой похитителю Хаджи-Мурату[460]. Уже в упомянутом заключении князя Орбелиани подчеркивалось также, что к служанке Фатиме когда-то испытывал чувства