же время такое показательное радушие и такие знаки внимания пленнице не что иное, как пример для кавказских народов. Это должно было оказать влияние на мировоззрение людей, изменить их стереотипы, что от империи исходит только зло.

Дальнейшая судьба Тамахан Моловой также не была обделена вниманием, о чем свидетельствуют архивные данные. В частности, при обсуждении предполагаемого места постоянного жительства генерал-майор Фрейтаг в своем рапорте к генерал-майору Траскину писал, что желательно «предоставить ей свободное возвращение в Чечню»[364], не поселяя ее в крепости Грозный.

Приводя аргумент в пользу возвращения пленницы в Большую Чечню, генерал-майор Фрейтаг писал:

облагодетельственная Государем Императором, она может рассказами в Чечне о Высочайшей Императорской фамилии более принести нам пользы, чем пребыванием в Грозном, которое она будет считать для себя наказанием[365].

Как видим, царские власти и военная администрация не упускали случая для создания положительного имиджа среди непокорного населения, прибегая даже к таким методам.

Конечно, немногим из горских пленниц была уготована подобная честь. Повседневная жизнь тысяч пленниц проходила обыденно, в постоянных бытовых и моральных тяготах. Плен для женщин становился экстремальной повседневностью, сказывался на физическом и психическом здоровье. Лишь надежда на освобождение согревала их сердца.

Судьбы пленниц складывались по-разному. При определенном стечении обстоятельств они могли выйти замуж за иноверца. В частности, в фондах Главного штаба Кавказской армии имеются документы, содержащие сведения о том, что рядовые русские солдаты обращались с ходатайством к своему военному начальству, чтобы те разрешили им вступать в брак с пленницами[366].

Имели место случаи, когда девушка-горянка выходила замуж за иноверца, перейдя в его веру. Но это случалось крайне редко. В свете сказанного представляют интерес сведения русского офицера царской армии Палавандова, который поведал о судьбе пленницы горянки. По имеющимся сведениям, попав в русскую семью и со временем излечившись от раны, она смирилась со своей судьбой[367]. Мало того, приняв православие, удачно вышла замуж[368].

Учитывая масштабы пленения, стали издаваться специальные указы в отношении пленниц. Анализ этих актов позволяет нам выявить особенности политики государства в отношении пленных женщин.

Представляют интерес указы императора за 1833 и 1842 годы, которые касались пленниц с Кавказа. Учитывая, что это был период активных военных действий, то пленных было много. Указом 1842 года разрешалось пленниц с их личного согласия отдавать на воспитание тем, кто этого пожелает[369]. При этом большое внимание уделялось моральным качествам тех лиц, которые брали на воспитание девочек-пленниц, а возраст опекуна должен был быть не менее 25 лет[370].

В подтверждение сказанному можно привести историю, которую в своей книге поведала М. Н. Чичагова:

Во время взятия Гуниба случился трогательный эпизод. В пещере, около которой происходила схватка Ширванского полка с мюридами, нашли женщину с грудным ребенком. Женщина была убита, а ребенка спас прапорщик <…>. Командир полка, полковник Кононович, взял малютку к себе, окрестил ее, дал ей имя Св. Нины и положил ей на зубок значительную сумму денег[371].

По сведениям автора, участие в судьбе ребенка принимали и сослуживцы полковника Кононовича, а в полку ее стали называть Ниной Ширванскою[372].

Безусловно, в наиболее кровавые периоды в истории Кавказской войны, когда русская армия проводила успешные боевые операции, число горских пленниц многократно увеличилось. Как правило, пленниц сначала отправляли в Новочеркасск, а затем уже решалась их дальнейшая судьба.

Издавались специальные указы, которые касались только девочек аристократического происхождения. Так, например, указом Николая I от 5 мая 1842 года определялось будущее черкесских пленниц. В указе также было прописано, как поступать с несовершеннолетними черкешенками, в частности

тех из них, кои дворянского происхождения и коих пожелают взять на воспитание женатые офицеры, отдавать им, а всех прочих затем отправлять, как было назначено и прежде, в Московский Воспитательный Дом[373].

Помимо этого, в указе отмечено, что при достижении 25 лет девушки сами могли решить свою дальнейшую судьбу.

Восстановление в 1844 году кавказского наместничества позволило наместнику князю М. С. Воронцову с учетом местной специфики определить судьбу пленных. Безусловно, правила обращения с пленниками не должны были противоречить российским законам. Особое внимание в документе уделялось судьбам женщин, членам их семей и сиротам.

В частности, наместником были юридически оформлены правила попечительства над пленницами-горянками. По этим правилам разрешалось не отправлять пленниц в Новочеркасск[374]. При этом обязательно принималось во внимание согласие самих пленниц, а также особое значение придавалось моральным качествам попечителя, которому доверялись юные пленницы-горянки.

Что касается указа императора об отправке в Московский воспитательный дом, то здесь детально были прописаны все пункты. Особое внимание было уделено пленницам из семей знатных горцев.

1) Таковых детей отправлять из Новочеркасска в Московский Воспитательный Дом при уряднике или благонадежном казаке, с отпуском прогонных денег, как для сопровождающего, так и на каждых трех девочек на одну одноконную подводу.

2) Вменить в обязанность препровождающему уряднику или казаку сдавать сих детей в Воспитательный Дом по списку, в котором означать лета, имена и прозвания каждой девочки.

3) Для сокращения издержек отправлять означенных детей в летнее время, и именно: в мае и августе месяцах; а до того содержать их в богоугодных заведениях, подведомственных Войсковому Приказу Общественного Призрения.

4) Малолетним девочкам и препровождающему их уряднику или казаку производить в сутки на продовольствие по пятнадцати копеек серебром на каждое лицо, и сверх того снабжать девочек одеждою по табели, для сиротского дома установленной, с тем, чтобы одежда эта, если она не нужна будет для них в Воспитательном Доме, поступала обратно в ведение Войскового приказа Общественного призрения.

5) Всю издержку на этот предмет <…> отнести на счет казны[375].

В 1847 году наместником М. С. Воронцовым было подписано специальное распоряжение, согласно которому определялись правила в отношении пленных горцев, было рекомендовано отправлять их в губернии Российской империи[376]. В распоряжении особо оговаривались условия содержания пленных «женщин и девиц», которые могли оставаться при желании на попечении. А. Н. Маремкулов, давая оценку инструкциям в отношении пленниц, писал:

…нижним чинам дозволялось вступать с ними в брак при условии принятия христианства, причем прозелитизм не должен был носить насильственный или обольстительный характер[377].

В соответствии с «Правилами о поступлении с пленными и добровольными выходцами из горцев» важным пунктом являлся последующий обмен пленных горцев на русских пленных.

За всеми этими указами таится неприглядная практика государства, «благие намерения», мнимая забота о пленницах. Безусловно, никого не заботила их дальнейшая судьба. К сожалению, за редким исключением, нет сведений о том, как сложилась судьба пленниц на чужбине.

В годы Кавказской войны торговля пленными кавказскими женщинами становилась серьезным источником обогащения для офицеров – участников военных операций. Они не упускали возможности продать пленниц в