При этом отмечалось, что все это необходимо делать с крайней осторожностью, по собственному желанию[292]. Власти выражали опасения, что в случае злоупотребления отцы и родственники могут встревожиться, что детей-аманатов будут наставлять в христианском законе[293].

Архивный материал свидетельствует, что дети-аманаты являлись своеобразными проводниками российской культуры на Кавказе, конечной целью такой политики было обеспечение пророссийских настроений в дагестанском обществе.

Для достижения поставленных целей власти старались продвигать аманатов на русской службе, давая им возможность сделать в России успешную военную карьеру. Специально для этих целей во многих городах Кавказа – Тифлисе, Гори, Владикавказе, Нальчике, Моздоке, Георгиевске, Дербенте, Кизляре – были открыты аманатские школы. Перед руководством учебных центров стояла главная задача – обучить и воспитать аманатов в лучших традициях российской культуры. После окончания школы аманаты продолжали обучение военному искусству в полках и военных училищах. Некоторые из них отправлялись также в столицу, где им оказывались особые знаки внимания как «почетным заложникам».

В высочайших указах императора содержались предписания в отношении детей почетных мусульман Кавказского, квота для их обучения в кадетских корпусах, от 20 до 30 человек в год, но не более[294].

Барон Розен в своей записке, адресованной императору Николаю I, особо подчеркивая важность данной политики, предлагал отправлять в аманаты детей из знатных родов Северного Кавказа, в их числе и из семей дагестанских феодальных сословий. Особо обращали внимание на преданность семьи России. Эти аманаты в перспективе должны были обеспечить лояльность Российской империи других жителей края.

На самом высоком уровне следили за вопросами содержания, образования и воспитания аманатов. Приоритетными являлись вопросы их материального обеспечения. Так, сумма содержания аманата зависела от условий соблюдения договоренности со стороны семьи. Нарушения договоренностей были чреваты сокращением денежного обеспечения аманата.

При этом, несмотря на существенные траты казны на аманатов, условия их жизни были недостаточными для поддержания существования на должном уровне.

По имеющимся сведениям, из‑за нехватки специальных помещений для аманатов их нередко содержали вместе с преступниками и арестантами на гауптвахтах[295].

Вопросы, касающиеся содержания аманатов, поднимались на разных уровнях власти. Так, например, генерал Вельяминов предписывал в своем письме к тифлисскому полицмейстеру от 6 января 1820 года находящегося в аманатах сына Сурхай-хана Казикумухского Джафар-агу отправить в Георгиевск[296]. При этом особо отмечалось, чтобы арестант был пристойно содержан в пути и обеспечен необходимой теплой одеждой, учитывая, что была зима[297].

Недостатки в содержании детей-аманатов из знатных семей нередко указывали и высшие военные чины. Так, в письме военному министру А. И. Чернышеву барон Г. В. Розен отмечал, что крайне необходимо улучшение содержания аманатов, «заложников народа»[298]. Отмечая недостаточное, скудное содержание аманатов, барон Розен полагал, что это вредит мерам, принимаемым к покорению горцев[299]. По его мнению, терпя бытовые тяготы, дети-аманаты оставляют в своей памяти самые негативные воспоминания о времени, проведенном в России[300].

В связи с этим барон Розен считал важным существенно увеличить расходы на аманата – вместо 25 копеек довести до 1 рубля ассигнациями, что должно было обеспечить сносные условия их жизни[301].

При этом барон Розен резонно замечал, что российской казне от ущемления аманатов особой выгоды не будет[302].

Несмотря на все предписания, аманаты не были обеспечены необходимой по сезону одеждой, а продовольственное обеспечение было самое скудное. Конечно, все эти тяготы были тяжелым испытанием для малолетних детей, которые страдали в физическом и психологическом плане. Оторванные от своих родителей в очень юном возрасте, дети испытывали страх перед неизвестностью. Негативные эмоции сопровождали их на протяжении долгого адаптационного периода. Только став взрослым, аманат начинал постепенно привыкать к чужбине.

Одним из таких аманатов был сын имама Шамиля Джамалуддин. Он был взят в заложники летом 1839 года в Ахульго. Ему на тот момент было всего девять лет. Шамилю это решение далось нелегко. По сведениям генерал-адъютанта Граббе, он до последнего не решался выдать своего сына аманатом, надеясь на возможность покинуть осажденный Ахульго[303]. Как писал Граббе, только поняв, что если он не отдаст сына, то с ним не вступят в переговоры, Шамиль пошел на это[304]. Шамиль был вынужден выдать своего сына в качестве аманата, так как это было одним из условий капитуляции[305].

Особенно тяжело горечь разлуки с детьми переживали матери, для которых это была незаживающая рана на всю оставшуюся жизнь. Как правило, они последними узнавали о том, что их сыновьям предстояло пойти в аманаты.

Так, жена имама Шамиля Патимат, узнав о том, что ее старшего сына Джамалуддина отправляют в качестве аманата в Петербург, не находила себе места. Убитая горем, она страдала от неизбежности расставания со своим любимым сыном. Но в минуты прощания постаралась не показать сыну своего душевного состояния[306].

Ей так и не суждено было увидеть Джамалуддина. Джамалуддин смог вернуться на родину лишь в 1855 году, спустя 15 лет. В слезах и тоске она прожила шесть лет в ожидании сына и умерла в 1845 году. Ей было всего лишь 35 лет.

В период Кавказской войны дети-аманаты являлись средством достижения целей и для мюридов. В бытность трех имамов Гази-Магомеда, Гамзат-бека и Шамиля, – принуждая население принять шариатские нормы в повседневной жизни, детей забирали в качестве аманатов. Понятно, что аманаты становились залогом выполнения условий договоренности. Как отмечал Р. А. Фадеев, «насаждая шариат в обществе, поборники мюридизма шли к своей цели кратчайшей дорогой»[307].

По свидетельству К. И. Прушановского, имам Гази-Магомед в качестве залога принятия шариата жителями селения Аракан Аксальского общества потребовал, чтобы те выдали ему в аманаты тридцать детей[308]. В противном случае это грозило араканцам жестокими санкциями со стороны мюридов. Страх наказания вынуждал население выполнять требования и обеспечивать аманатов.

Аналогичную тактику для достижения своих целей применял и имам Гамзат-бек. Так, например, принуждая ханшу Паху-бике принять шариат в Аварском ханстве, Гамзат-бек вынудил ее отдать в аманаты младшего сына Булач-хана. Указывая на эти обстоятельства, Дж. Баддели писал, что она согласилась принять условия мюридов и отправила к ним в заложники своего восьмилетнего сына Булач-хана[309]. Затем трагическую судьбу младшего сына повторили старшие сыновья Паху-бике. Отданные в заложники, все трое были коварно убиты по приказу Гамзат-бека.

По свидетельству современника Мухаммед-Тахир аль-Карахи, младший сын ханши малолетний Булач-хан был брошен в реку Аварское Койсу по приказу Шамиля[310]. По мнению автора, Шамиль, будучи правой рукой Гамзат-бека, в уничтожении наследников Аварского ханского дома видел лишь