к покорности[267], отрывая их на долгие годы, а нередко и навсегда, от семьи и родины. По существующей практике детей-пленников отправляли в батальоны военных кантонистов. Объяснялось это тем, что в российском правительстве уделялось особенно пристальное внимание пополнению регулярной армии за счет кантонистов. Их число увеличивалось с каждым годом, в основном за счет солдатских детей[268]. Если в начале активных военных действий оно составляло не более 40 тысяч человек, то к 1856 году достигло порядка 400 тысяч человек[269].

По мнению П. П. Щербинина, некоторые солдатские дети изъявляли добровольное желание попасть в ряды кантонистов, так как это гарантировало им крышу над головой, пищу, а также возможность получить военное образование и профессию[270].

Наряду с солдатскими детьми в кантонисты отправляли и малолетних сыновей кавказских народов. В отличие от солдатских детей это были дети убитых во время зачистки покоренного аула мюридов.

Военные власти держали на особом контроле вопросы, связанные с горскими детьми-пленниками, регулярно докладывали статистические сведения в вышестоящие инстанции. Все несовершеннолетние дети, захваченные в плен, вскоре пополнили ряды кантонистов. Другой стратегии выживания у них не было.

Надо сказать, что указ Николая I от 1835 года, дозволяющий родителям содержать сыновей до достижения 20-летнего возраста, на сыновей кавказских народов не распространялся. Указом императора от 1836 года были специально прописаны правила, касающиеся детей из семей, враждебно настроенным к русским властям[271]. Это были дети из бедных горских семей, как правило, сироты[272].

В зависимости от политической обстановки в Кавказском крае число таких воспитанников менялось, а командир корпуса мог сам регулировать их численный состав[273]. Не вызывает сомнения, что в период активных военных кампаний число воспитанников в отрядах кантонистов росло.

По некоторым сведениям, только из Ахульго было взято в кантонисты детей мюридов в количестве 40 человек[274]. В рапорте генерала Е. А. Головина от 4 декабря 1839 года докладывалось военному министру графу А. И. Чернышеву, что все пленники младше двадцатилетнего возраста были отправлены в батальоны военных кантонистов[275].

Конечно, малолетние мальчики, которых забирали в кантонисты, тяжело переносили разлуку с родными, если таковые оставались. Добавим к этому и языковой барьер, что ограничивало возможности для адаптации в инородной среде. Тяжелым испытанием неизбежная разлука с малолетними сыновьями была и для матерей. Это были долгие годы ожидания, которые, как правило, не оправдывали их надежд.

Война породила и такое явление, как детское аманатство, которое стало своеобразным рычагом давления на кавказские народы. Практика детского аманатства, предложенная генералом А. П. Ермоловым императору Александру I, своей основной целью ставила «замирить» непокорных горцев, используя в качестве заложников их сыновей[276]. Главным образом, институт аманатства активно использовался российскими властями в качестве политической практики во взаимоотношениях с непокорными горцами. В первую очередь в отношениях с кавказской знатью. Это был канал, через который осуществлялись контакты российской администрации с национальной аристократией края[277].

Выдача в залог детей из знатных родов как одна из форм аманатства широко практиковалась российской стороной на протяжении XVII–XVIII веков. Архивные источники сохранили материалы, отражающие специфику политики властей в отношении детей-аманатов. Так, в одном из архивных дел (ЦГА РД) содержится рапорт о приеме в аманаты сына Андреевского владельца Айдемирова[278]. Обращаясь к кизлярскому коменданту, Темир Хамзин писал, что своего сына младшего давал на смену старшего сына[279].

С началом Кавказской войны правительство стремилось усилить контроль над аманатами и превратить аманатство в хорошо налаженную систему. Специальными распоряжениями несовершеннолетние аманаты с Кавказа должны были распределяться по всем военным частям. Первый транспорт с кавказскими детьми-аманатами отправился в Петербург еще в 1830 году. Учитывая, что шла кровопролитная война, число покоренных аулов постоянно росло, а вместе с ними росла и численность пленников. По имеющимся сведениям, ежегодно в столицу направлялось до 30 человек горских детей-аманатов[280].

В особую категорию правительство выделило аманатов из «неблагонадежных» семей горцев. Разумеется, отношение власти к ним существенным образом отличалось от отношения к детям-аманатам из числа «мирных горцев». Разнились вопросы, связанные с денежным содержанием, питанием, сопровождением до места назначения и пр. Так, например, малолетнего сына «изменника» Сурхай-хана Аварского Ермолов требовал «арестовав, отправить к генерал-майору Сталю»[281]. Кроме того, Ермоловым были определены расходы на его содержание в сумме по 1 рублю ассигнований в день[282], которая была очень маленькой. Желая еще больше усугубить положение малолетнего мальчика, находящуюся при нем прислугу Ермолов порекомендовал отправить на работу в Сибирь[283]. Оказавшись без женского присмотра, малолетний сын Сурхай-хана особенно болезненно переносил повседневные тяготы плена.

По сведениям В. А. Потто, за свое двуличное поведение уцмий Кайтагский Адиль-Гирей был вынужден отдать в аманаты своего сына Мамед-бека[284]. По замечанию автора, такие меры к Адиль-Гирею были предприняты генералом Ермоловым в наказание за то, что уцмий допустил нападение акушинцев на русский отряд в Башлах в 1818 году. Расплатой за содеянное уцмием стал его сын, которого определили на долгие годы в аманаты.

Вместе с тем нередко делались исключения и для сыновей изменников и «мятежников», которые не оставались без покровительства.

Так, например, в предписании генерала Ермолова полковнику Верховскому от 11 января 1820 года речь шла о судьбе детей «изменника» Хасан-хана, которых следовало принять в подданство государя императора, обеспечить им покровительство и сохранить их имущество[285]. Кроме того, Ермолов указывал в письме полковнику Верховскому, что если старший сын Хасан-хана пожелает явиться под покровительство императора, следует его принять и обнадежить[286]. А по достижении совершеннолетия он должен был получить все права владельца[287]. Таким образом, сын-сирота «изменника» получал не только возможность сохранить свои права на имущество отца, но и перспективу сделать в России военную карьеру.

С началом военных действий на Кавказе все вольные общества Дагестана также должны были регулярно предоставлять России своих аманатов. Так, в предписании генерала Ермолова к генералу Вельяминову от 25 декабря 1819 года за № 76 отмечалось, что из Акуша аманаты были представлены от всех обществ[288].

На особом счету у государства были дети-аманаты из семей дагестанских феодальных владетелей, которых выдавали как залог особой преданности Российской империи. На протяжении всей Кавказской войны детей-аманатов из знатных кавказских семей использовали как инструмент обеспечения лояльности горской знати к России. Так, указом императора Николая I от 1836 года дети горцев, воспитанники кадетских корпусов должны были привлекаться для службы на благо империи[289].

В архивных источниках сохранились материалы, отражающие специальные предписания русской администрации в отношении детей-аманатов. В одном из архивных документов рекомендовалось стараться искоренять в воспитанниках традиции