Шрифт:
Закладка:
В 1829 году Паху-бике вместе с Гихили инициировала переговоры с русским командованием о российском подданстве[178]. Представители хунзахской знати отправились на аудиенцию к императору в Санкт-Петербург. Переговоры через несколько месяцев закончились успешно – Аварское ханство приняло российское подданство. В знак признания от императора Николая I ханскому дому были отправлены щедрые подарки. Примечательно, что подарки были дарованы не только ханству – знамя с российским гербом, но и женщинам, представительницам ханского дома, – одежда, парча, атлас и меха.
Кроме того, Паху-бике предпринимала попытки наладить хорошие отношения с Турцией и Ираном, для чего отправляла туда для ведения переговоров делегации из Хунзаха[179].
В дальнейшем покровительство России Паху-бике умело использовала в борьбе с мюридами, которые пытались насаждать идеологию мюридизма в ханстве. Так, например, в 1830 году началось открытое противостояние с первым имамом Гази-Магомедом. Он считал ханшу воплощением зла.
По сведениям Дж. Баддели, Паху-бике проявляла свой сильный характер, изворотливость и гибкость, открыто выступив против мюридов[180]. Лояльность Паху-бике и аварского ханского дома к России отмечалась в донесениях барона Розена графу Чернышеву в 1831 году. Розен сообщал, что Нуцал-хан Аварский и его мать Паху-бике, проявляя русским преданность, выставили на границах своих караулы, чтобы не пускать «ни Кази-муллу, ни сообщников его»[181].
При Гамзат-беке Паху-бике умело лавировала между мюридами и царскими властями. Такое неопределенное поведение ханши, конечно, пришлось не по душе русским властям, последовала немедленная реакция. В письме Розена к Нуцал-хану Аварскому от 19 августа 1833 года за № 592 отмечалось, что ханша Паху-бике не проявляла усердия в истреблении Гамзат-бека[182]. Барон дал знать Нуцал-хану, что следующее жалованье от русских властей и он, и ханша получат лишь тогда, когда истребят Гамзат-бека[183].
По мнению барона, доводы ханши Паху-бике о том, что уничтожить Гамзат-бека, поборника и защитника исламизма, было бы нарушением шариата, звучали неубедительно[184]. При этом Розен особо подчеркивал в письме, что «жалованье Высочайшее даруется одним усердным подданным», дав тем самым понять, что ханша Паху-бике к их числу не относится[185].
Розен предупреждал Нусал-хана о том, чтобы ни он, ни его мать-ханша не совершали ошибку Кази-муллы, ибо их ожидает та же незавидная участь[186].
Аналогичное послание барон Розен адресовал и Федору Карловичу Нессельроде от 24 августа 1833 года за № 594, где выразил свое отношение к происходящему[187].
Будучи дальновидной женщиной, не желая лишиться российского пенсиона, Паху-бике вскоре открыто перешла на сторону России. Об этом красноречиво свидетельствует письмо барона Розена военному министру графу Чернышеву от 23 февраля 1834 года за № 135. В частности, в письме отмечалось, что Паху-бике и оба ее сына стали действовать против имама Гамзат-бека[188].
Лояльность ханши Паху-бике к Российской империи стоила ей очень дорого: она заплатила за нее ценой жизни своих сыновей и своей собственной[189]. Не желая преклоняться перед мюридами, она до последнего вела себя достойно, чем снискала к себе уважение своего народа.
В политической жизни исследуемого периода оставила свой след и ханша Нух-бике, вдова Ахмет-хана Мехтулинского. В 1843 году, после смерти мужа, ей было поручено управление ханством.
Ханша находилась под пристальным вниманием военной и гражданской администрации. По существовавшей тогда практике ей в помощники был приставлен русский штаб-офицер. Согласно архивным данным, действуя во всем как бы с ее согласия, на самом деле он был полным правителем ханства[190]. Надо отметить, что народ ханства изъявлял желание, чтобы управление ханством после смерти Ахмет-хана Мехтулинского было передано Нух-бике. Но, с другой стороны, народ опасался, что она может не справиться со своими полномочиями. Так, в рапорте генерал-лейтенанта князя Бебутова к генерал-адъютанту Нейдгардту, датированном 19 января 1844 года, докладывалось о положении в шамхальстве Тарковском и Мехтулинском ханстве. Обращаясь к русским властям, представители знатных семей ханства подчеркивали, что, лишившись хана, которого очень любили, они вынуждены повиноваться женщине[191]. При этом в письме отмечалось, что, уважая дом хана, они уважают и ее, правительницу, но они сомневались, что женщина сможет управлять Мехтулинским ханством[192].
В связи с этим было представлено ходатайство о назначении правителем старшего сына Гасан-хана, а до наступления его совершеннолетия приставить к нему одного русского офицера, которому народ обещал «служить очень хорошо и усердно»[193].
При этом сам князь Бебутов понимал, что женщине будет очень сложно управлять мехтулинцами, которые не только отличались буйным характером, но и относились неприязненно к русским властям[194].
Князь полагал, что в имеющихся смутных обстоятельствах самой Нух-бике будет сложно управлять Мехтулинским ханством, поэтому считал разумным поручить управление ее брату шамхалу Тарковскому до совершеннолетия ее сына[195].
В качестве альтернативы князь Бебутов предлагал предоставить управление ханством вдове Нух-бике, назначив к ней «одного опытного и благоразумного офицера»[196].
По имеющимся сведениям, объектом обсуждения в самых высоких правительственных кругах стали спорные земли, некогда переданные генералом Ермоловым во владения шамхала Тарковского и Сурхая-хана. После смерти Ахмет-хана Мехтулинского эти территории перешли к ханше Нух-бике.
В архивном деле содержатся материалы официальной переписки кавказского командования с царскими властями по вопросу касательно трех деревень, подаренных шамхалом Тарковским его племяннику Султану Амет-хану[197]. Отмечая лояльность покойного Амет-хана Мехтулинского к России, власти оставили этот вопрос без изменения.
Одним из предметов переписки кавказского командования стала личная жизнь ханши Нух-бике. После похищения ханши в декабре 1846 года наибом Шамиля Хаджи-Муратом судьба самой ханши и ее детей оказалась в поле зрения высокопоставленных чинов Российской империи и даже самого императора Николая I[198]. Мы уже писали о том, что социальная поддержка вдовы Нух-бике являлась предметом обсуждения военных и гражданских властей Российской империи.
Похищение ханши Хаджи-Муратом воспринималось российской стороной как дерзость. Учитывая, что он был врагом Ахмет-хана Мехтулинского вплоть до перехода на русскую сторону, отношение к нему оставалось негативным.
Судя по архивным данным, понимая, что на молодую вдову хана заглядывались многие мужчины знатных фамилий, русские власти опасались ее повторного замужества[199]. Кроме того, такой брак был нежелателен и для русских властей, так как они исходили из политической выгоды[200]. Женщиной легче манипулировать. Это настолько заботило русские власти, что в переписке военных чинов отмечалось, что после возвращения из плена ханши Нух-бике никто ей руку не предлагал[201]. Власти полагали, что и сама ханша вряд ли могла согласиться на новый брак[202].
В результате вплоть до назначения в
