Не остановило работорговлю и прописанное в 1845 году в «Уложениях о наказаниях уголовных и исправительных» наказание за похищение и продажу подданных Российской империи. Особое место в «Уложении» отводилось торговле женщинами. В частности, в «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года» был наложен запрет на продажу женщин в Турцию, а имеющийся факт рассматривался как уголовное преступление.

Во второй половине XIX века работорговцы, стараясь обойти российское законодательство, нередко вывозили девушек из Черкесии под видом собственных жен[344]. Приток пленниц-горянок на невольничьи рынки в силу спроса на «живой товар» был существенным.

Как же проходила повседневная жизнь кавказских пленниц в турецком плену? Насколько экстремальными были для них условия плена? Положение пленницы зависело от многих факторов: возраста, физических данных, характера и пр. Кавказских пленниц условно делили на три группы. В первую входили женщины, которых покупали для физической работы, и цена на них была невысока. Во вторую группу входили юные невольницы с миловидной внешностью, лет пяти–семи, купленные с целью последующей перепродажи.

По сведениям Е. И. Иноземцевой, нередко женщины из высших слоев османского общества покупали у работорговцев юных кавказских девушек, обучали их хорошим манерам, а затем перепродавали с большой для себя выгодой[345]. В третью группу входили самые красивые пленницы, лет двенадцати–шестнадцати, изначально предназначавшиеся для роли наложниц в гареме.

И только после запрета, введенного российским правительством на работорговлю с Турцией, «живой товар» стал средством натурального обмена между сторонами военного конфликта – русскими и горскими народами. Нередко обмен происходил между самими горцами. По мнению И. Ф. Бларамберга, не имея возможности продать пленных туркам, горцы продавали их друг другу[346].

В условиях Кавказской войны захват пленных, с одной стороны, стал служить гарантом их возвращения в результате обоюдного обмена, а с другой – средством наживы. Как уже отмечалось выше, к таким методам прибегали как горцы, так и русские, в том числе казаки. Женщины становились объектом обмена, предметом продажи, нередко в качестве рабынь – прислуги в хозяйство дворян.

Отмечая распространенную практику пленения женщин и детей в годы Кавказской войны, современники объясняли это тем, что они были самой беззащитной категорией населения[347]. И горцы, и казаки, жившие на кордонной линии, не гнушались продажей женщин-пленниц.

Так, исследователь О. В. Матвеев, отмечая схожие черты характера горцев и казаков, приводил сюжет из Кавказской войны, где одна из казачек вспоминала, что не только горцы их обижали, но казаки «не давали им спуска»[348].

Кроме того, военные власти на местах нередко использовали набеги на непокорных горцев, руководствуясь распоряжениями, которые давались свыше. Так, например, в бытность наместничества М. С. Воронцова генерал-майору Ковалевскому было дано право производить набеги на непокорные аулы[349].

Во время карательных операций против «непокорных аулов» захватывали большое число оставшихся в живых пленников, среди которых самой беззащитной и уязвимой категорией были дети и женщины. Так, во время карательной операции против Гази-Магомеда в селении Чири-Юрт было взято в плен 482 человека разного возраста. В письме к барону Розену в октябре 1831 года генерал Вельяминов докладывал, что большая часть пленных – это женщины и дети[350]. Безусловно, плененная женщина-горянка становилась для русской армии своеобразным трофеем, который являлся лишним свидетельством покорения горцев.

Карательные операции сопровождались мародерством и неоправданной жестокостью по отношению к населению, которая вызывала нередко негодование у самих русских. Так, например, в газете «Кавказ» за 1854 год были опубликованы воспоминания офицера, очевидца военных событий тех лет, где он писал о пленных горских женщинах.

Какое сильное сердечное волнение снова произвела во мне группа уцелевших полуобнаженных женщин! Некоторые из них не могли ни стоять, ни идти, потому что отморозили себе ноги. Одна мать старалась отогреть младенца на остывшей груди своей; другие с тихим прискорбием смотрели на трупы детей, прикрывая их своими рубашками: материнская любовь пыталась согреть холод смерти. Я приказал этих несчастных присоединить к прочим пленным; тогда две из них, молодые, с лицами, искаженными страхом и холодом, приползли ко мне на коленях, уцепились за мои стремена и говорили слова непонятные, между которыми я мог только различить «Боги милость», слова, которые легко узнать на каждом языке, потому что они заимствованы из словаря сердца и очей <…>[351].

Нередко в русский плен попадали женщины – непосредственные участницы военных сражений, – о чем имеются сведения в архивных документах. Так, например, в письме генерал-адъютанта графа Клейнмихеля, датированном 8 мая 1842 года, сообщалось о том, что в числе 24 пленных, захваченных во время сражения 15 апреля 1842 года близ урочища Большая Яндырка, находилась женщина по имени Тамахан Молова, одетая в национальный костюм[352].

Из материалов архивного дела следовало, что Молова руководила одним из отрядов ополченцев, принимая участие в набегах горцев более десяти лет, под предводительством наиба Ахверды Магомеда[353].

Как же сложилась судьба пленницы? По высочайшему указу императора Николая I Тамахан Молова была отправлена в Петербург. Кроме того, было дано особое распоряжение снабдить ее всем необходимым для дальней дороги, одеждой и питанием[354].

В архивном деле имеется «отчет о деньгах, употребленных на пленную азиатку Тамахан Молову, отправленную в июле 1842 года по Высочайшему повелению в Санкт-Петербург»[355], где были расписаны все статьи расходов, включая питание, ночлег и одежду. Сначала пленница была отправлена из Владикавказа в Ставрополь, а на дорожные расходы ей выделена сумма в размере 10 рублей ассигнациями, а также с учетом расстояния до Ставрополя еще 11 рублей 94 копейки серебром[356].

Кроме того, было предписано предоставлять ей необходимое жилье для отдыха в любое время суток, а также суточное содержание в сумме 28 копеек серебром на 39 дней дороги[357]. Среди прочих предписаний было кроткое и ласковое обращение с пленницей[358].

В материалах архивного дела имеются сведения о том, что по пути следования для пленной Тамахан Моловой были куплены: «рубаха и штаны холщовые, штаны бурметовые, чувяки, бешмет, бурка»[359].

Более того, по прибытии в Санкт-Петербург Тамахан Молову удостоили чести быть представленною государю императору и получить из рук императрицы драгоценную золотую цепь[360]. Затем по указу императора она была отправлена на родину с денежным довольствием 100 рублей серебром, которые были ей выданы на дорожные издержки[361]. Отмечалось также, что в качестве обмундирования ей был выдан мужской костюм[362].

Всех этих почестей пленница была удостоена в знак особого преклонения императора перед ее храбростью[363]. В то