нервозность. Сильную нервозность. Он боялся?

– А вчера я их не заметил. – Кэл почесал в затылке. Теперь Джемма обратила внимание, что он был не просто спокоен: умиротворен, как дзен-буддист. Что-то здесь не так. – Обошел весь лагерь… Не было их здесь.

Что здесь происходит?

– Нужно возвращаться, – обведя их взглядом, сказала Джемма. – Собираемся и выходим, пока лес снова не решил показать фокус с исчезновением единственного светила в этой звездной системе.

Никто ей ничего не ответил, только Норман отвел взгляд, а Кэл, наоборот, посмотрел на нее с такой концентрацией умиротворения во взгляде, что ей стало не по себе.

– Ну? – нетерпеливо спросила она. – И в чем весь сыр-бор?

– Я попытался вернуться.

Ты попытался… Ты попытался что? Вопрос, наверное, так ярко отпечатался на ее лице, что Кэл тут же продолжил:

– Когда рассвело. Я оставил Сайласа за главного, пока вы спали, и решил первым выдвинуться к машине, чтобы прорубить короткий путь через буреломы. Ты знаешь, я передвигаюсь быстрее, когда один.

Он так и не понял. Так и не понял, о чем она вчера говорила!

– Я… – Джемма выставила вперед ладони, когда он попытался сказать что-то еще, – нет, я поверить не могу… После всего, что мы рассказали? – Она ткнула пальцем в сторону Блайта, а затем Кэлу в грудь. – Ты, на хрен, сбрендил?!

Что они будут делать, если оно почувствует, что Кэл в одиночестве, и затуманит ему мозги?! Да, он двигается быстрее, а они хуже ориентируются в лесу – если с ним что-то случится, они никогда его не отыщут!

– Я не разрешала тебе это делать. – Ее голос взвился так, что эхо боли прокатилось по голове, но Джемма не остановилась: – Хрен с ней, с пробежкой, но это!..

– Джемма, – мягко надавил Кэл. – Не время злиться.

– Ты должен был разбудить меня!

У нее болела челюсть, болела голова, она беседовала с призрачным придурком, вместо того чтобы спать, – а теперь еще и Махелона выкидывает цирковые фортели. О, у Джеммы были все права злиться столько, сколько она хочет!

– Ты была в отключке. – Кэл успокаивающе приподнял руки, но это взбесило Джемму еще больше. – А я могу сам принимать решения.

Джемме нечего было на это ответить: если кто-то считал, что она имеет над Кэлом хоть какую-то власть, этот кто-то был полным идиотом. Тем не менее, если он хотел пободаться норовом, то Джемма могла ему это устроить.

– Ты сказал Доу, что он не может делать то, что ему вздумается, да? – чуть помолчав, деловито спросила она. Кэл вздохнул, опуская руки. – Воспитательный момент. Если мне придется тебя воспитывать, Махелона, я это сделаю. С этого момента ты докладываешь мне о каждом решении, которое хочешь предпринять, даже если захочешь пойти поссать.

– Хорошо, детка, – покорно согласился Кэл. – Договорились.

Черт. Он всегда, всегда так поступал! Кэл был куда хитрее, чем люди о нем думали, – и прекрасно знал, как вытечь из любого конфликта, словно вода сквозь пальцы. Джемма любила это в нем – но иногда, боже, как же она это ненавидела!

– Раз с этим разобрались, теперь вы можете рассказать. – Возвращаясь к делу, она раздраженно обвела всех троих взглядом, и только Норман виновато опустил глаза. – Почему там было слово попытался.

– Ну, это просто, – ответил Кэл. – Потому что я так никуда и не дошел.

Они снова посмотрели друг на друга. Недовольство Джеммы в момент улеглось, потому что она тут же поняла: ей не понравится то, что она услышит, куда больше всего остального.

Кэл продолжил:

– Вошел в лес, двинулся по направлению к дороге… А вышел обратно к лагерю. – Он слегка развел руками. – Сколько бы раз я ни пробовал, в какую бы сторону ни шел. Я все время возвращался сюда. Думается мне, ребята… – И голосом, спокойным, таким, каким удерживают от всеобщей паники, Кэл закончил: – Что обратно нас уже не выпустят.

Вы не можете уйти. Простите. Мне очень жаль.

Глава 11. Эй, профессор

Он пережил эту ночь.

Может быть, не одну, может, их было больше, – время, проведенное в лесу, превратилось в размазанный в памяти след, без канвы, без рамок, без ориентиров. Остался только страх.

У этого страха были имя и лицо. И голос. Голос, извивающийся между деревьев, ползущий к нему между корней и ветвей, голос, который…

– Прием на базе.

Норман вздрогнул и вскинул голову. Джемма стояла чуть дальше по пригорку, возвышаясь над ним еще больше, чем обычно. В смешной желтой шапке, украденной из какой-то палатки, громкая, знакомая – она с легкостью вернула его в реальность:

– Все в норме, птенчик?

Одновременно с ее голосом вернулись и другие звуки: успокаивающее шуршание курток, – он не один, – звук чужих шагов, – он не один, – насвистывание Кэла и треск веток, – он не один.

Норман выдохнул.

– Вообще-то, я старше тебя. – Он сделал попытку улыбнуться. Получилось, наверное, не очень, потому что Джемма так выразительно вскинула брови, словно Норман попытался ее обмануть самым наглым образом. – Но да. Все в порядке. Так что ты говорила?

– Что насчет заклинаний? Арканов? – напомнила Джемма, а затем развернулась и продолжила подъем. – Магии каких-нибудь редких тварей из сверхъестественной Красной книги? Хоть чего-нибудь?

– Она называется книгой Папюса, – пробормотал себе под нос Норман, взбираясь вслед за ней.

– Потрясающе. Так написано в ней что-нибудь стоящее или нет?

На утро Джемме были нужны ответы. Много, очень много ответов.

Когда Кэл сказал, что не смог выбраться, она поверила сразу – по-другому и не бывало; Норман не раз замечал, что Кэл был единственным, кому Джемма верила на слово и безоговорочно, – и не стала тратить время на эксперименты. Норман был даже благодарен: он-то, проснувшись раньше, видел каждую попытку Кэла добраться до дороги. И каждый раз, когда тот возвращался, Норману становилось все страшнее. Панические мысли, словно рой мух, наполнявший голову, бились внутри него, но ни одна не давала себя поймать.

Джемма сказала, что в таком случае они пойдут за туристами, – раз следы уходили прочь, а самих туристов в лагере не было, значит, группа смогла выбраться. Куда она выбралась, конечно, вопрос другой.

И это сработало: они двигались по следам уже больше двух часов и каждый раз Норман боялся, что из-за деревьев появится поляна, – но в лагерь они так и не вернулись. В сером, унылом свете лес вокруг казался… притихшим. В нем больше не таилась жуть, а в корнях не прятался кошмар, но Норман не мог отделаться от ощущения, что это просто маска, которую лес сбросит, когда придет время. И больше всего он боялся быть здесь, когда это произойдет.

Он боялся быть здесь, когда снова стемнеет.

В самом начале, еще в первые полчаса их пути по чужим следам, Доу в привычной пессимистичной манере посоветовал не обольщаться: вряд ли из такой мощной зоны резонанса можно выбраться так легко. Никто ему не возразил, даже Джемма.

И от этого Норману тоже стало страшно.

Он не раз бывал в зонах резонанса: проклятые дома, общежития, где студенты неудачно вызывали духов, портовые склады, где проводили весьма мерзкие ритуалы, становятся твоей рутиной, если ты работаешь в Управлении. Но рутина Нормана протекала в оживленных городах, в местах, огороженных желто-черными лентами, с зеваками, собравшимися у ограждения. Не в машине посреди тумана, где он просыпался в одиночестве. Не в ночи, где голоса преследовали его по пятам. Не в глухом лесу, откуда не было выхода.

Эта зона резонанса не похожа на те, с которыми привык иметь дело Норман.

– Страх, – внезапно сказала Джемма, словно прочтя его мысли. Норман не видел ее лица, но получилось у нее раздраженно, даже злобно. – Меня интересует страх.

– Как эмоция? – уточнил Норман, а затем вздрогнул от треска ветки позади, оступился, охнул, чуть не соскользнув вниз по насыпи, сдул грязные волосы с лица и прокряхтел: – Или… как воздействие?

Джемма втащила его наверх за рукав,