Шрифт:
Закладка:
– А ты кто еще такой?
– Меня зовут Норман. Норман Эшли. – Он дружелюбно улыбнулся. – Простите, что вмешался. Я историк по образованию.
– О, правда? – Брадан оживился. – Как замечательно получилось! Бабушка ведь…
– Помолчи, – шикнула на него старуха, но смотреть продолжила на Нормана.
Тот не стушевался под ее взглядом и встретил его приветливо. Вот уж у кого не возникало проблем со сварливыми леди за семьдесят.
– Разбираешься в кельтской истории, мальчик?
– Совсем немного. – Голос Нормана звучал с неподдельным энтузиазмом. – Я не специализировался на кельтской культуре в университете, но кое-что знаю. Самайн, Имболк, Белтейн и Лугнасад, – перечислил он, а затем, отпив из кружки, невзначай спросил: – Две недели назад как раз прошел Самайн, верно?
– Прошел Самайн, – повторила старуха. По ее тону не было понятно, согласилась ли она с Норманом, или это показалось ей чушью. Она покачала головой, а потом схватила клюку и поднялась со стула. – Самайн. Имболк. Белтейн. Лугнасад. Это ты верно назвал.
Она будто рассердилась на Нормана за что-то: может быть, он задел ее языческие чувства? Любопытно. Джемма бросила на Кэла я-же-говорила взгляд. Вот видишь!
– Но это не праздники, Норман Эшли, историк по образованию, – отрезала она. – Это четверти года. Тебе нужно было лучше учиться. Я устала, – обратилась она к внуку. – Уберешь за ними и покажешь им комнату. Понятия не имею, поместятся ли они там. Ты привел в дом целую дюжину.
Кэл постарался закончить знакомство шуткой:
– Ну, до дюжины нам не хватает восьмерых, мэм.
Та кинула на него неприязненный взгляд, но ничего не сказала. Только, уже уходя в коридор, пробормотала что-то на ирландском. И вряд ли это было что-то приятное.
За столом воцарилось молчание, которое в итоге нарушил Кэл:
– Пирог, кстати, высший класс!
Тук. Тук. Тук. Тук.
– …Их уход оставил нас с глубокой скорбью и пустотой в сердцах…
Дождь громко тарабанил по шляпке зонта, дробя реальность вокруг на отдельные части. Речь отца Маркуса, звуки проезжающих мимо ограды машин, шум ветра в листьях – все это имело смысл только по отдельности. Не собиралось в одну картинку.
Ей стоило запомнить этот день, но вместо этого он распадался на кусочки.
Джемма выглянула из-под зонта, упрямо смотря наверх, но не вниз. Холодная рука в ее ладони не дрожала, она была вялой, и отпусти ее сейчас Джемма – просто безвольно бы повисла. Именно поэтому Джемма продолжала ее держать. Кто-то ведь должен.
– …Они были примером для нас всех, свидетельствуя о том, что настоящая любовь и душевная связь могут… – Тук, тук, тук, тук. – Они учили своих близких…
Пасмурное небо было одинаковым и скучным от кладбища и до самого горизонта. Наверное, дождь, пришедший с озера Мичиган, сейчас висит над доброй половиной штата. Что-то об этом говорили в утреннем прогнозе погоды.
Кто-то в ряду напротив, по другую сторону от вырытой ямы, громко всплакнул, и взгляд Джеммы машинально переместился. Блондинка в изящной шляпке вытерла слезы платком. Странно. Разве она значилась в списке приглашенных? В том, что Джемма отправила ритуальному бюро, ее точно не было… И ее спутник, мужчина с запонками… Серьезно, разве у них есть такие знакомые? Здесь все из Вест-Энглвуда. Откуда здесь взяться парочке в дорогих костюмах? Джемма в тревоге огляделась, и постепенно страх сдавил пустой желудок. Ее начало подташнивать.
Она не знала этих лиц. Вокруг стояли не их соседи, не те, кого она приглашала, она понятия не имела, кто все эти богачи!
Неожиданно она ощутила себя очень маленькой – так, как давно себя не ощущала. Люди возвышались вокруг нее, и ее взгляд то и дело упирался в одинаковые плечи в черных пиджаках. Разве была она такой низкой? Ей должно быть тринадцать, раз это похороны, она уже должна быть выше, чем многие здесь! Нужно уйти отсюда, найти того парня с залысиной из ритуального бюро, разобраться с этим, нужно… Но если это чужие похороны, то кого тогда они хоронят?.. Нужно забрать отсюда Мэйси!
Пытаясь сжать чужую руку, Джемма ощутила пустоту и посмотрела вниз. Никого. Она не сжимала чужую маленькую ладонь. Мэйси здесь не было.
Медленно повернув голову, чтобы ее не вывернуло от паники, Джемма уставилась на чужой профиль. Вместо Мэйси рядом с ней стоял другой ребенок. Мальчик лет десяти-одиннадцати.
Тук. Тук. Тук.
– В этот грустный момент нашей жизни мы обращаемся к вере, которая давала Джонатану и Шейле силы и надежду… – Теперь голос отца Маркуса заглушался стуком дождя: Джемма почти его не слышала. – Мы верим… нашли свое место рядом с Богом… покой и утешение…
Но священника на похоронах должно звать не Маркус. Нет, как-то по-другому. Лиам, вспомнила Джемма, точно, отец Лиам. Единственный священник их трех ближайших приходов, который согласился провести церемонию прощания. Это она хорошо помнила: ей пришлось договариваться с ним лично, зная, что он не сможет отказать тринадцатилетнему ребенку.
– Сегодня мы горько оплакиваем их уход, но также празднуем их жизнь и наследие…
Мальчик заметил, что на него смотрят, и повернулся к ней. Теперь Джемма поняла, что в его лице было что-то ужасно знакомое. Светленький, с непослушной челкой, которую явно недавно подрезали. Точно. Рикки Пайтон прилепил ему жвачку в волосы. Пришлось срезать. Это случилось на прошлой неделе.
– Тедди? – взволнованно шепнул мальчик. – Ты в порядке?
– Я… – сказала Джемма еще не сломавшимся мальчишечьим голосом. – Я…
А затем лицо мальчика пропало. Стало темно. Чья-то холодная ладонь легла ей на глаза, спрятав от нее то, что она не должна была видеть.
Когда рука исчезла, Джемме снова стало двадцать восемь, а Фогарти-Мэнор опять приветствовал ее скрипом старого прогнившего дома. Дождь прекратился.
Джемма развернулась и чуть не столкнулась нос к носу с Купером. Его лицо отозвалось внутри как нечто знакомое, нечто – почти – долгожданное.
Джемма проморгалась, и, когда свет от вечного костра в холле Махоуни-Мэнор перестал слепить, оказалось, что это знакомое и долгожданное лицо было полно злости.
– Это должно было быть твоим воспоминанием! Не моим.
О, да иди ты к черту. Как будто она могла это контролировать.
– Держись своего сознания, Роген! Оставайся внутри своей собственной головы.
У этого парня не в порядке с нервами. Не то чтобы Джемма думала об этом впервые; просто срывы со сдержанных, вежливых интонаций на эмоциональные выкрики уже порядком ее достали. Купер – ее достал. Нужно спасти этого пацана и надрать ему зад, чтобы Купер больше не доставлял ей проблем.
– И не лезть в твою? – хмыкнула Джемма. – Как мило. Я думала, у нас теперь все общее.
Купер раздраженно прошел мимо нее и костра, в тень, которая никогда не уходила из этого холла, и уставился в окно между заколоченных досок. Конечно, ничего там не было – только туман. За пределами комнаты мира вообще не существовало, и они оба это знали.
Он просто пытался успокоиться, чтобы она снова не залезла ему в голову.
Не нашла его секреты.
Джемма ничего не сказала, только повернулась к костру – и ее лицо опалило жаром. Лишь прикрывшись от него рукой, Джемма заметила, что рядом с дырой в полу, где было устроено кострище, валяется что-то белое. Прямоугольное. Сложенный лист бумаги?
Она подошла ближе, чувствуя, как в куртке и свитере становится жарко.
Это был не лист бумаги, а перевернутая лицом вниз фотография. На обороте виднелась дата, но Джемма даже не вглядывалась: она отлично знала этот почерк. И знала, что там, на той стороне листа.
Прежде чем наклониться, она пнула фото мыском кроссовка и досадливо пробормотала:
– А может, я ненавижу собственную голову.
Джемма многое сделала для того, чтобы больше никогда не возвращаться к этой фотографии. Конечно же, ничего удивительного, что здесь, в собственной голове, Джемму ждала именно она.
– Сейчас вам нужно сосредоточиться на том, чтобы найти путь вниз, – наконец перестал
