Смеяться больше не хотелось.

«С кем-то. Хотя и не со мной». Я почти услышал это, как если бы тоже читал его мысли, и не нашёлся с ответом. Просто закрыл глаза.

Скэр принялся болтать дальше, уже о чём-то своём. Я почти не слушал. Я снова думал о своих границах, о том, как хотел бы разрушить хотя бы часть из них. Ради него.

Но не мог.

26

Я был счастлив увидеть Оливера. Он выглядел поникшим, исхудавшим и с мешками под глазами, но при встрече искренне улыбался нам.

– Меня заперли дома, оставив без связи, так что я сейчас чертовски рад вас видеть, – прошептал он, обнимаясь.

Мама Оливера отпустила его в спортивный зал после того, как мы с Леоном потратили два дня на уговоры и обещания, заверив, что физическая тренировка ему сейчас нужна как никогда и что он будет под нашим неусыпным наблюдением. Она согласилась только на условиях, что сама привезёт и заберёт сына после тренировки. Мы были согласны на всё.

Устало выдохнув, Оливер снял с рук утяжелители, каждый весом по килограмму, и проворчал:

– И это надо постоянно носить? Кошмар. Десять минут, и у меня уже всё болит.

– У меня тоже. Не понимаю, как Леон это выдерживает, – тяжело вздохнул я, сев на полу по-турецки. Последовав примеру Оливера, избавился от неудобной ноши и теперь болезненно разминал кисти рук.

Леон сидел перед нами в поперечном шпагате с утяжелителями на ногах и ловко разминался: сначала опускался вперёд правым плечом, почти касаясь пола, удерживал тело в такой позе пять секунд, затем возвращался в исходное положение, чтобы сделать вдох и приняться за левое. Оливер с восторгом наблюдал за тем, как напрягается тело Леона – сильное, гибкое. Он казался крепким и в тоже время изящным и грациозным.

Я ничего не понимал в балете, но знал одно: Леон Кагер – потрясающий танцор. То, как он управлял своим телом, какие у него получались прыжки, – тут нам только и оставалось, что молча восхищаться. Оливер вычитал в еженедельном выпуске газеты – после того, как прогремела премьера «Щелкунчика», – что у Леона «сочетание природной харизмы, актёрского таланта и виртуозной техники», а ещё «артистичность, мягкая пластика движений, тягучесть и выразительность изгибов тела в танце». Известный критик пророчил Леону большое и светлое будущее в театрах Октавии.

– Готье, ты в курсе, что мы учимся со знаменитостью? – пошутил Оливер, пока Леон нас не слышал. – Пора брать автографы.

– Габриэлла нас опередила. У неё три автографа Леона, – авторитетно заверил я.

– Она его поклонница? – удивился Оливер.

– Хуже. Кажется, она в него влюблена.

Леон выпрямился и улыбнулся нам.

– Утяжелители только для разогрева, – объяснил он. – Со временем привыкаешь и уже не чувствуешь вес.

– Слабо верится. – Оливер показательно разминал запястье. – Это больно?

– Что именно?

– Твой шпагат. – Он махнул рукой, указав на Кагера.

Леон перевёл взгляд на свои ступни: сначала на одну, потом на вторую, будто не сразу понял вопрос. Он всё ещё сидел в шпагате – так непринуждённо, словно нежился в кресле.

– В детстве было очень больно. Я кричал и плакал. – Леон вздохнул. – Дядя сказал, что если всё так плохо, то он заберёт меня из студии. После этого я терпел.

– Ты так сильно любишь балет? – недоверчиво спросил я.

Взгляд Леона замер на какой-то видимой только ему точке на стене напротив, и он тихо, бесцветно произнёс:

– Балет – всё, что у меня осталось после смерти родителей. Моя мама в молодости была балериной.

Я внутренне весь съёжился от неловкости. Как это вылетело у меня из головы?! Я слышал про это от своей мамы, но никогда не вдавался в подробности. Миссис Кагер была примой в одном из театров.

– Прости, – виновато проговорил я.

Леон вновь улыбнулся, но мне показалось, что улыбка в этот раз вышла натянутой. Нужно было срочно сменить тему. На помощь пришёл Оливер.

– Этот шпагат выглядит максимально болезненно! – заявил он, на что Леон усмехнулся. Эти его усмешки мне нравились: они были безобидными, не такими колкими и резкими, как у Гедеона.

– Отец знает, что ты здесь? – спросил я.

– Нет, конечно. Он бы в жизни меня не отпустил. Мама решила всё сама и, честно говоря, сильно удивила нас. Даже Ви сначала не поверила, что мама пойдёт против решения отца. Так что наша сегодняшняя тренировка – это большой секрет. Не говорите никому.

Мы с Леоном горячо закивали.

– Не знаю, чья это была идея, но спасибо.

– Леон предложил, – ответил я, указывая на друга.

– А Готье предложил обратиться к твоей маме, – добавил Леон.

– Люблю вас, – театрально прослезился Оливер. – Не будь у меня сейчас руки как две макаронины после этих утяжелителей, так бы и обнял вас. А может, и расцеловал.

Мы все втроём прыснули со смеху.

Оливер обошёл Кагера и встал за спиной, наблюдая, как друг разминает шею.

Леон принялся за новое упражнение: лёг на живот в шпагате и потянулся руками вперёд. Между нами стояла полупустая бутылка и лежало полотенце Оливера. Я отодвинул их в сторону, сел и тоже попытался растянуться, но у меня ничего не выходило. Тело было будто деревянным.

– И так каждую репетицию? Боги, хорошо, что мы не пошли в балет, – прокомментировал Оливер, наблюдая за движениями Леона.

– Нас бы и на порог не пустили, – добавил я, плюнув на свои никчемные попытки и удобно улёгшись на полу.

Самая комфортная поза за всю тренировку. Ещё бы кондиционер на полную мощность…

– Эти танцевальные легинсы настолько обтягивающие, – продолжал Оливер. – Тебе ничего там не жмёт?

– Нет, я уже привык, – хохотнул Леон.

Оливер задумчиво принялся разминаться. Мы ненадолго замолчали.

– Хотите после тренировки перекусим? – внезапно предложил Леон, не поднимая головы.

– А? – Оливер с трудом вынырнул из собственных мыслей.

– Он спрашивает про перекус, – подсказал я, закинув руки за голову. – Думаю, что мне точно не помешает. Я проголодался.

– Если мама позволит, – задумчиво проговорил Оливер. – Она меня ждёт в ресторане за углом. Не хочется её подставлять после всего, что она сделала.

– Спросим у неё после тренировки, – ответил я.

Оливер уставился на ноги Кагера.

Леон сел и лукаво посмотрел на него со спины.

– О чём ты задумался?

– О том, что в балете мне уж точно ничего не светит, – торопливо отозвался Оливер, заливаясь краской. – Я бы даже в эти девчачьи легинсы не влез.

– Они не девчачьи, – возмутился я.

– Выглядит всё именно так.

– Вроде бы в детстве тебя это не сильно смущало, – с хитрой улыбкой парировал Леон.

Я с любопытством посмотрел на Оливера. Тот разинул рот и в следующую секунду набросился на Леона с обвинениями:

– Это ты что, с Оливией сдружился?! Я запрещаю вам общаться. – Он так закипел, что, похоже, сам не заметил, как весь встрепенулся и раскраснелся, даже с самым грозным видом наставил на Леона указательный палец.

Хихикая, Леон поднялся, попутно поправляя обтягивающую белую футболку.

Оливер и я поднялись следом. Я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.

– Что? – нахмурился Оливер.

Я безобидно развёл руками. Леон достал из спортивной сумки, брошенной на подоконник, бутылку с водой и теперь не спеша пил.

– Есть упражнение, которое ты не любишь? – спросил я, присоединившись к нему.

Бутылка была холодной, и я приложил её ко лбу и щекам, чтобы освежиться, а затем сделал большой глоток. Сам не заметил, как в горле пересохло.

– Дай-ка подумать. – Леон вытер губы тыльной стороной ладони. – Наверное, «лягушка».

– И что это? – Оливер тоже сделал глоток из своей бутылки.

Леон оставил бутылку на широком подоконнике и подошёл к Оливеру, деловито уперевшись руками в бока.

– Надо лёжа на животе раскрыть колени.

– Ничего не понятно, но очень интересно, – хохотнул Оливер.

– Сейчас объясню. Встань на четвереньки.

– Это точно для упражнения? – Оливер поиграл бровями, но Леон не обратил на это внимания, а я лишь закатил глаза.

Он послушно опустился на пол, и его лицо покраснело от неловкости.

– Раскрывай колени, – Леон командовал, как опытный тренер, не терпящий возражений.

– Интересное начало, – Оливер снова нервно пошутил, но подчинился. – Мне нравится, мистер тренер, продолжайте.

– Дальше уже будет не так весело, – хмыкнул Леон.

Он с силой надавил на поясницу Оливера, и тот взвизгнул, едва не распластавшись на полу:

– Ай, больно!

– Для этого упражнения нужна хорошая растяжка. – Леон снова надавил, но теперь плавнее. – Опускай таз, он должен лечь на пол.

– У меня довольно хорошая растяжка, – пыхтя, произнёс Оливер. Похоже, натянутые мышцы в ногах отдавались острыми вспышками боли, судя по его напряженному лицу. Вскоре он шумно