– Хочу вернуться в Кузбасс!

– Аман, ты что? – искренне изумился Виктор Степанович. – Разве мы с тобой плохо работаем? Не горячись! Подумай как следует, может, и не стоит уезжать.

А что думать, если решение я уже принял. Окончательное и бесповоротное. Возможный отъезд на малую родину несколько раз обсуждался в семье. Жена видела, что мне не по себе, маюсь я в московской политической тусовке. За долгие годы совместной жизни Эльвира Федоровна научилась чувствовать и понимать меня, она не сомневалась: мое возвращение в Кузбасс обязательно состоится. Поэтому и к Москве не особенно привыкала. В столице ей, конечно, было спокойнее, но, когда сказал, что скоро можем вернуться в Кемерово, она искренне обрадовалась: «Наконец-то снова окунешься в родную стихию».

Я особо не обольщался из-за предстоящих губернаторских выборов и того, чего ждать от них. Понимал, что кампания предстоит грязная, изнурительная.

Не знаю, как сложилась бы борьба за пост главы региона, если бы не случилось непредвиденное. Меня вызвали в администрацию президента и спросили:

– Вы твердо намерены выставлять кандидатуру на выборах губернатора Кемеровской области?

– Да, – ответил я без колебаний.

– А как вы посмотрите, если президент назначит вас на эту должность своим указом?

Неожиданный ход! Хотя, строго говоря, в той ситуации у Кремля не оставалось иных вариантов. В регионе провели несколько соцопросов, из которых стало ясно, что обстановка в регионе завязана на меня. Люди в любом случае проголосовали бы за Тулеева. Понимая это, Ельцин и предложил своим указом назначить меня губернатором.

Безусловно, схема сулила определенные тактические преимущества: не нужно было напрягать силы и нервы в предвыборной борьбе, состязаться с нечистоплотными конкурентами. Но в коллизии с указом я видел и много отрицательного. Став назначенцем Ельцина, я невольно принимал на себя ответственность за все его шаги и решения, из-за чего мог потерять доверие своих земляков. Было над чем поразмышлять!

Но на раздумья времени практически не оставалось. Приближалось 12 июля – день начала очередной всекузбасской забастовки. Если бы стачка состоялась, пришлось бы разруливать небывалую по сложности политическую и экономическую ситуацию. А Кузбасс – политический барометр России. Социальный взрыв грозил перерасти из регионального в общероссийский. Поняв это, категорически заявил переговорщикам из Кремля:

– Если назначать, то немедленно! Разгорится пожар – не потушим.

Фактически я принял предложение, согласился возглавить Кемеровскую область. Отказ выглядел бы как попытка спрятаться от ответственности. Я искренне переживал за Кузбасс, который превратился в зону беспросветного социального бедствия.

И вот 1 июля 1997 года в новостях передали: «Указом Президента Российской Федерации министр по делам СНГ Аман Тулеев назначен главой администрации Кемеровской области».

На следующий день состоялась моя встреча с Ельциным.

– Давно не виделись, Аман, – Борис Николаевич начал таким тоном, будто мы до этого регулярно ходили друг к другу в гости на чай. – Как поживаешь? Министром ты поработал неплохо.

Я молчу, жду, что скажет дальше.

– Обстановка в Кузбассе хреновая, твои землячки не ровен час возьмутся за топоры. Я этого не допущу, придется вводить в область внутренние войска. Если не угомонятся, солдаты будут стрелять, а это гражданская война. Как все остановить? Поезжай домой, поговори с ними! Ты умеешь с этой публикой общий язык находить, они тебя слушают. Указ я еще вчера подписал. Мне сказали, ты согласен… Кузбасс в тяжелейшем положении, сделай все возможное, Аман.

Он не спрашивал, готов я, согласен ли. По сути, ставил перед фактом, информировал.

– Сильно запустили процесс, дров поналомали, – говорю.

Кивает головой:

– Знаю…

– Без денег сложно, Борис Николаевич.

– Поможем. Сколько нужно?

– Минимум триста миллиардов рублей. Это только на долги бюджетникам.

Ельцин даже подскочил в кресле:

– Сколько-сколько? Хорошо, если найдем сто! На большее не рассчитывай.

Откровенно говоря, мне понравилось, что он не стал обещать того, что не выполнит. Я понял, что Борис Николаевич держал цифры в голове, понимал, какую сумму реально готов выделить. Бюджет-то у него был расписан.

Долго не рассусоливали, Ельцин встал, пожал руку и сказал на дорожку:

– Срочно вылетай, докладывать будешь лично.

Не скрою, в глубине души был уверен, что меня посылают в Кузбасс лишь затем, чтобы я попытался заглушить предстоящую забастовку, уговорил людей и не допустил дальнейших социальных взрывов. На этом моя партия будет сыграна: в дотационном регионе ни один глава не удержится без денег и поддержки правительства. А через годик мне заявят: «Тебя же предупреждали, чтобы не лез в Кузбасс, сам напросился. Теперь все убедились: губернатор из Тулеева нулевой».

Шел я уже по территории Кремля, на душе было паршиво, тоскливо. Понимал, что вляпался в историю, из которой нет красивого выхода. У Царь-пушки неожиданно меня догнал Сергей Ястржембский, тогдашний пресс-секретарь президента:

– Борис Николаевич просит вернуться.

Разворачиваюсь, возвращаюсь в кабинет. Ельцин сидит за столом, но выглядит совершенно иначе: как-то весь обмяк, поник. Взглянул в мою сторону, потом опустил взгляд и сказал единственную фразу:

– Аман, надо! Сделай хоть что-нибудь. Ты сможешь…

И тут у меня внутри все перевернулось. Я слышал разговоры, будто из-за постоянных пьянок Ельцин потерял контроль над страной, ничем не интересуется и не управляет ситуацией. Я понимал, что это полная ерунда и, конечно, все президент знает, обладает информацией о положении дел в регионах. Но для меня стало неожиданным, что Борис Николаевич искренне, по-человечески тревожится из-за нависшего над Россией социального взрыва, старается его не допустить. Нормальный он был мужик, вот только с окружением не повезло, не на тех ставку сделал…

Помню, как-то попал к президенту на прием. Он сразу предупредил: «Аман, давай коротко! Дел много». А я завел речь на час. Другой бы руководитель не выдержал, оборвал. Борис Николаевич терпеливо слушал, хотя и не со всем соглашался. С глазу на глаз мы всегда хорошо общались, понимали друг друга. Была в Ельцине понятная и близкая мне по духу мужицкая основа.

Думаю, и он относился ко мне с симпатией, уважал как человека слова. Поэтому и на Кузбасс назначил в критический момент.

Я возвращался в Кемерово в приподнятом настроении, хотя и понимал, что впереди предстоит тяжелая работа. Но не зря ведь говорят, что дома и стены помогают. За свою жизнь я побывал во многих странах. Конечно, в основном по службе, на осмотр достопримечательностей времени не оставалось. Перед глазами мелькали аэропорты, вокзалы, отели, офисы, кабинеты… Иногда успевал заехать по пути в какой-нибудь замок или дворец, пробежаться по залам с экскурсией. Ну да, богато, красиво. Но из любой поездки через три дня меня неудержимо тянуло домой.