Шрифт:
Закладка:
Самая тяжелая пора началась, когда наглухо встали пассажирские поезда дальнего следования – в московском и дальневосточном направлениях. Одно дело, когда остановлены грузоперевозки – вагоны с мукой и стройматериалами есть не просят, а в пассажирских составах ехали дети, старики, женщины. Кто-то отправился на операцию, другой – на похороны, третий – на свадьбу. Да мало ли в жизни обстоятельств, заставивших человека пуститься в путь! В вагонах-ресторанах заканчивалась еда, вода. Людям ни помыться, ни сходить в туалет. Вонь, грязь и антисанитария. А на улице – пекло. Пассажирам надоело терпеть бардак, они тоже объединились в мощную организованную силу и начали конфликтовать с шахтерами. «Пропустите пассажирские поезда, а потом сидите хоть до посинения!»
Больше всего я опасался рукопашной на рельсах. И было чего бояться: с одной стороны – разъяренная толпа шахтеров, с другой – не менее разозленные и возмущенные пассажиры. И все готовы вцепиться друг в друга. Приходилось разводить потоки, чтобы взвинченные до предела пассажиры не встретились с остервеневшими горняками. Иначе мордобоя избежать не удалось бы.
Поразительно, но остановка главного железнодорожного хода страны всерьез не встревожила ни президента, ни кого бы то ни было из руководства государства. Приехал, правда, лидер ЛДПР Владимир Жириновский, выступил с привычными сольными концертами, пообещав, как всегда, «каждой бабе – по непьющему мужику, а каждому мужику – по ящику водки», и скрылся в пучине московской политики.
Потом заявился депутат Госдумы от КПРФ, уже и фамилию его не вспомню. С ходу принялся рвать на груди рубаху, призывать: «Шахтеры должны стоять до конца, до победы!» А до какого конца, какой победы? Лучшего способа, чтобы добить экономику, и не придумаешь. Ситуация действительно была на грани, еще несколько суток, и остановились бы крупнейшие металлургические комбинаты Кузбасса. Непрерывный технологический цикл предполагал бесперебойную доставку железной руды, а запас сырья почти иссяк. Семьдесят тысяч металлургов лишь в нашей области оказались бы выброшенными на улицу. А если добавить к этой цифре членов их семей? Подумать страшно, что могло произойти.
Естественно, металлургов крайне встревожило перекрытие Транссиба. Помню, я попросил послать делегатов с Запсиба к шахтерам, чтобы те поговорили с бастующими на доступном и понятном рабочем языке. Ход на самом деле был правильный: пролетариям легче договариваться друг с другом.
Но и здесь следовало все заранее тщательно продумать. Металлурги отправили к шахтерам здоровенного детину ростом под два метра, тучного, живот свисает через ремень. Начал он говорить: «Мы такие же работяги, как и вы, страдаем, голодаем, жрать нечего…» Шахтеры его на смех подняли: «Это ты-то голодаешь? Штаны с брюха сползают…» Ну и все, переговоры оказались сорваны. А послали бы тощего мужика, глядишь, и ситуация сложилась бы иначе…
Между тем обстановка становилась все более критической. Из-за перекрытия Транссиба сильно осложнились поставки в Кузбасс продуктов питания, могли начаться перебои с самым необходимым.
Двадцатого мая 1998 года я был вынужден подписать распоряжение «О чрезвычайной ситуации в Кемеровской области». В оперативный штаб включил председателя областного совета, своих заместителей, руководителей силовых структур, железной дороги, финансов, здравоохранения. Глав городов предупредил о личной ответственности за банки, вокзалы, телеграф, телефон. Приказал взять под охрану водозаборы, электростанции, опасные производства.
Лишь в этот момент в правительстве отреагировали на мои сигналы SOS. Двадцать второго мая прилетела правительственная комиссия во главе с вице-премьером Олегом Сысуевым. И опять народ не сошел с рельсов. «Посмотрим, – сказали измученные многодневным дежурством анжерцы, – чего насчитаете-нарешаете…»
У насыпи разросся палаточный городок. Выражения лиц обитателей этого стихийного лагеря не сулили визитерам ничего хорошего. С другой стороны, не было ни криков, ни ругани. Люди откровенно устали от неопределенности, в разговор вступали без особой охоты, механически отвечали на вопросы, отстраненно выслушивали объяснения о потерях железнодорожников, на просьбы войти в положение застрявших на полпути пассажиров парировали встречным предложением, дескать, а вы в наше положение сначала войдите. И упорно продолжали стоять на рельсах.
На митинге. Кемерово, 1997 год
© Анатолий Кузярин
«Рельсовая война» в Кузбассе. Анжеро-Судженск, 1998 год
из личного архива А. Г. Тулеева
Аман Тулеев с вице-премьером Олегом Сысуевым (слева) и главой МЧС Сергеем Шойгу (справа) во время «рельсовой войны» в Кузбассе. 1998 год
из личного архива А. Г. Тулеева
С министром путей сообщения РФ Николаем Аксененко. Кемерово, 1999 год
© Сергей Черемнов
Прилетевший спасать ситуацию вице-премьер Олег Сысуев – человек, безусловно, хороший, да вот только кризисный менеджер из него, извините, никакой. До прихода в правительство он работал мэром Самары, а это точно не Кузбасс. Ничего внятного сказать не мог, а главное – отчетливо боялся подступиться к шахтерам. Люди это сразу чувствуют. «Что делать-то будем?» – спрашивал Олег Николаевич у меня. Я не считал нужным облегчать московскому гостю задачу: «А что ты мне вопросы задаешь? Иди к народу и разговаривай. Довели до предела, а теперь расхлебывайте…»
Зато министр путей сообщения Николай Аксененко тогда очень помог. Считаю его своим учителем. Был момент, Ельцин рассматривал Николая Емельяновича в качестве возможного преемника, собирался поставить во главе правительства. Потом почему-то переиграл, назначил Сергея Степашина. А Аксененко принял все близко к сердцу, серьезно заболел, и в середине нулевых его не стало.
Тогда, в 98-м, Николай Емельянович приехал в Анжеро-Судженск и занялся решением простых житейских проблем, с которыми к нему приходили люди. Без лишних проволочек и формальностей рубил узлы, словно какой-нибудь комиссар в далекие двадцатые годы. В который раз я убедился, что многое, если не все, зависит от личности, характера человека.
Диалоги Аксененко вел примерно так:
– Что у тебя за вопрос?
– Не из чего сарай строить, товарищ министр.
– Дайте ему пиломатериалы и шифер… Тебе что нужно?
– Шпалы на пристройку.
– Бери!
Николай Емельянович подписывал бумаги и выдавал все, что могла на тот момент выделить железная дорога. Из восстановительного поезда, предназначенного для ликвидации аварийных ситуаций, распределял продуктовые запасы – супы, каши. Я ему подсказывал, кого надо в первую очередь накормить. Крикунов из стана бастующих в том числе.
– Бери и больше не ори. Даю тебе, что просишь, но и ты слово держи! – напутствовал Аксененко, ставя резолюцию на очередном прошении.
И после окончания «рельсовой войны» Николай Емельянович активно помогал Анжеро-Судженску, выделяя деньги из
