Шрифт:
Закладка:
Но таково уж свойство влюблённости: стоит ей возникнуть, и сердце начинает желать большего. Едва только златокудрая сеньора скрылась в таверне, мне тут же захотелось увидеть её лицо и узнать имя незнакомки. Но случая для этого в этот вечер не представилось.
Получить свободную комнату для ночлега нам с Пако не удалось. Все немногочисленные помещения в таверне заняли знатные дамы со спутницами и тот важный старик, что их сопровождал.
Нам пришлось довольствоваться сеновалом, где разместились и воины эскорта. Впрочем, сеновал оказался чистым, каждому из нас были предоставлены тюфяки, набитые соломой, и суконные одеяла, а запечённый заяц и кисловатое молодое вино, предложенные на ужин хозяином таверны, вполне утолили голод и жажду.
Однако несмотря на сытый желудок, лёгкий хмель и усталость, уснуть мне сразу не удалось.
Рядом раскатисто храпели Пако и Амару, успевшие опустошить пару кувшинов вина. Им вразнобой вторили остальные воины.
Напрасно я зажимал уши ладонями, закрывался с головой одеялом, сон мой отлетел прочь, как вспугнутая птаха. Поворочавшись на тюфяке с боку на бок и окончательно потеряв надежду вздремнуть, я спустился с сеновала и вышел во двор.
Тёмная, безлунная ночь казалась ещё непрогляднее из-за близости гор, дышащих холодом. Тишину нарушало только пофыркивание лошадей у коновязи да редкое уханье филина в недалёком лесу.
Почуяв меня, коротко заржал Вельянтиф. Я подошёл к нему, погладил по шее, ощущая мерный ток крови под атласной шкурой.
Вельянтиф ткнулся мне в ладонь тёплыми губами. Спустя несколько мгновений он вдруг пугливо вздрогнул и запрядал ушами.
Раздались глухие голоса – кому-то тоже не спалось. Ощупав кинжал на поясе, я теснее прижался к коню и прислушался.
Возле таверны негромко переговаривались двое. Разговор шёл на жуткой смеси испанского и окситанского наречий, свойственной жителям пограничных земель.
Благодаря урокам дядюшки по освоению языков, а более того – острому слуху мне удалось разобрать часть разговора.
– …птички в клетке, осталось захлопнуть дверцу… – один из собеседников слегка картавил.
– …кому чего хочется – тому в то и верится… – глухо отозвался другой, – не стоит радоваться, пока не закончим дело…
Они умолкли, словно прислушиваясь.
– А если мост рухнет раньше, чем эта колымага въедет на него? – спросил картавый. – Может, стоило действовать испытанным способом?
– …у них десять отлично вооружённых воинов… Нет, я не стану жертвовать своими людьми ради пары тулузских шлюх… – Говорящий понизил голос, и я, как ни старался, не сумел больше ничего расслышать.
Голоса удалились и вскоре смолкли совсем.
Осторожно выбравшись из своего укрытия, я стремительно пересёк двор и юркнул в сарай. По шаткой лестнице забрался на сеновал. Первым моим порывом было – немедленно разбудить Пако, но я удержался, решив, что утро умнее вечера.
Всё так же пахло пряным сеном, раскатисто храпели соседи, но на этот раз это даже успокаивало, помогало размышлять.
Незнакомцы явно говорили о дамах, прибывших на постоялый двор. Во враждебности их намерений не было ни малейшего сомнения. Но кто они, сколько у них сообщников, о каком мосте шла речь? Одно только было понятно – жизни прекрасных дам угрожает опасность, и я непременно должен их спасти!
Тут, кстати или некстати, всплыли в памяти рассказы Себастиана о подвигах знаменитых рыцарей, совершаемых ради дамы сердца. Я живо представил, как с мечом в руках бросаюсь в бой, как вырываю прекрасную сеньору из рук неведомых и многочисленных врагов…
Меч сверкает на солнце, так же ярко блестят мои новые доспехи… Недруги побеждены и бегут. В обагрённых кровью латах я подхожу к прекрасной незнакомке с золотистыми волосами, преклоняю колено, и она своими нежными, как крылья ангелов, руками повязывает мне на шею прозрачный, словно утренняя дымка, платок…
Незаметно для себя я крепко заснул и проснулся лишь тогда, когда во дворе истошно заорал петух.
3
Утром подслушанный разговор показался мне не столь пугающим, а опасности, грозящие сеньорам, не столь реальными. Я поднялся, отряхнул с одежды сено и отправился на поиски Пако.
Он только что напоил лошадей.
– Мне оседлай Вельянтифа, – приказал я.
Пако посмотрел на меня с некоторым удивлением, но безо всяких расспросов стал седлать Вельянтифа.
Его молчаливая исполнительность меня разозлила:
– Ты не хочешь узнать, для чего мне потребовался боевой конь?
– А чего сотрясать воздух вопросами, сеньор? Будет нужно, вы сами назовёте причину… – спокойно отозвался он.
– Так послушай же! Причина есть! – воскликнул я, вдохновляясь, и горячим шёпотом пересказал то, что услышал прошлой ночью, пока он беспечно спал.
Пако воспринял мой рассказ на удивление серьёзно:
– Сеньор, на нашем пути есть два моста… Ущелья под ними так глубоки, что вниз смотреть страшно… Если позволите, я сообщу о том, что вы узнали, моему приятелю Амару, а он непременно передаст ваши слова своему предводителю…
– Нет, – оборвал его я. – Я желаю говорить с предводителем Амару сам. Пусть твой приятель доложит обо мне.
Пако поспешил к Амару. Вернувшись, сообщил:
– Сеньор, вас готовы принять.
– Помоги мне надеть доспехи!
Пако помог мне облачиться и накинуть плащ. Я пристегнул меч к поясу, взял сумку, где хранилось дядюшкино письмо, и пошёл навстречу судьбе.
У порога таверны меня ждал Амару.
Он сдержанно поклонился мне и распахнул дверь, жестом приглашая пройти внутрь.
Я вошел в таверну, а Амару остался снаружи.
В таверне было пусто. Лучи солнца, пробиваясь сквозь узкие окна, затянутые бычьими пузырями, слабо освещали её.
Вытянутое помещение скорее напоминало конюшню и вполне могло бы служить таковой, если бы не большой очаг в центре и несколько длинных столов, сколоченных из плохо оструганных досок, и таких же грубых лавок, располагающихся по обеим сторонам. Низкий потолок и стены почернели от копоти, покрывающей развешанные по стенам ряды деревянных щитов, с грубо намалёванными гербами. Понять, что это за гербы, из-за слоя сажи было нельзя.
В дальнем конце таверны находилась лестница на второй этаж, где, очевидно, располагались комнаты для постояльцев. Снабжённая перекошенными перилами, она выглядела столь же убого, как всё остальное. Под лестницей виднелась дверь, ведущая на кухню. Из-за неё доносились голоса и глухое бряканье посуды.
Едва я осмотрелся, как заскрипели ступени. Медленно и осторожно ступая, спустился по лестнице тот самый старик, что сопровождал дам, в том же чёрном бархатном камзоле, украшенном золотой цепью, в чёрных, доходящих ему до щиколоток штанах, а на ногах – смешные сапоги с непомерно длинными, загнутыми
