«Да, ведь он не в своём уме…» – подумал я.

Тут в шатёр вошли четверо воинов с факелами и встали за креслами, осветив возвышение.

Тотчас из-за полога важно вышагнул в круг света тощий седовласый старик, в длинном, до пят, тёмном плаще, с белым посохом в руках.

Встав справа от помоста, он пристукнул посохом о землю и провозгласил:

– Его светлость граф Тулузский, герцог Нарбоны и граф Прованса Раймунд IV, Сен-Жиль!

Присутствующие обнажили головы, и я поспешил сдёрнуть с головы берет.

На помост упругой походкой взошёл граф Раймунд. Он уже преодолел пятидесятилетний рубеж, но порывистость движений и решительность поступи говорили о том, что граф ещё полон живости и сил. На голове его поблескивала небольшая золотая корона, украшенная рубинами, широкие плечи покрывал серый с оторочкой из горностаев плащ с вышитым красным крестом. Крест был не тулузский, разлапистый, а прямоугольный, строгий, словно обет отказаться от мирских радостей и освободить Гроб Господень, пусть даже ценой собственной жизни.

Я пристально вглядывался в лицо этого полководца и властелина. Его светлые волосы и такая же борода в свете факелов казались рыжими. Вместо правого глаза, который граф потерял во время своего паломничества на Святую землю, – кривой шрам. Он придавал открытому, благородному лицу графа суровость и даже жестокость. Но уцелевший глаз излучал добрый свет, свидетельствуя о благородстве и благочестии помыслов этого государя.

Именно таким я и представлял вождя нашего похода и теперь ощутил прилив радости от того, что дядюшка-епископ направил меня именно к нему.

– Его светлость герцог Аквитанский и граф Пуатье Гийом IX! Его милость виконт Раймунд Бернар Транкавель! – снова провозгласил старик с посохом.

На помост друг за другом взошли герцог и виконт. Герцог встал по правую руку от графа Раймунда, а виконт – по левую.

Я воззрился на мужа Филиппы и знаменитого трубадура, сочинениями которого так упивался в ранние годы, но не успел толком рассмотреть его. Вперёд вышел капеллан графа Тулузского Гийом Пиюлоранский. Он затянул молитву, призывая на головы всех собравшихся благодать Божью.

Едва капеллан умолк, слово взял граф Раймунд. Говорил он негромко, но так весомо, что, казалось, устами его вещает само Провидение:

– Господа рыцари, друзья мои и братья во Христе! Благодарю вас, что вы откликнулись на призыв его святейшества папы и готовы отправиться в нелёгкий поход на Иерусалим. Я верю в чистоту ваших намерений и в храбрость, так присущую рыцарям Лангедока!

Сдержанный шёпоток одобрения прошелестел по рядам собравшихся, а мой сосед Гийомом де Блуа снова мерзко хихикнул.

– Скоро мы отправимся в путь! Наши братья – крестоносцы из других стран уже ждут нас подле Дурреса… – продолжал граф Раймунд. – Но большое дело нельзя начинать как без молитвы, так и без турнира. Посему повелеваю. Завтра у стен древнего Каркасона быть турниру во славу нашего похода за освобождение Святого Креста Господня. У каждого из вас, доблестные мои рыцари, будет возможность показать на ристалище умение владеть копьём и мечом, доказать преданность дамам и верность рыцарской клятве. Зачинщиком турнира милостиво согласился выступить мой родственник и друг герцог Гийом, защитником – виконт де Шательро. Ну а сегодня наш хозяин, благородный виконт Транкавель, в своём замке в Каркасоне по традиции даёт пир в честь турнира и всех славных рыцарей, участвующих в нём. Все вы и ваши оруженосцы из числа дворян приглашены…

С разных сторон раздались радостные возгласы, славящие графа Тулузского, герцога Аквитанского и виконта Транкавеля.

Старик-распорядитель вынужден был несколько раз призвать собравшихся к порядку, но шум стих не скоро.

– Господа рыцари, донесите мои слова до своих воинов! Сообщите, что сегодня в лагере будут накрыты столы и все вдоволь получат мяса и вина! – с улыбкой сказал граф Тулузский. Он хотел сойти с помоста, но виконт Транкавель склонился к нему и что-то зашептал на ухо. Граф Раймунд поднял вверх руку, призывая всех к вниманию, и вдруг назвал моё имя:

– Монсеньор де Кердан, подойдите ко мне.

Я приблизился.

Последовал новый приказ:

– Преклоните колено.

Я повиновался.

Граф извлёк из ножен свой меч, ярко блеснувший в свете факелов, сделал шаг с возвышения и положил клинок плашмя на моё правое плечо.

– Будь храбрым! – сказал он величаво и, перенеся меч над моей головой, опустил мне на левое плечо. – Встаньте, господин рыцарь!

Я не сразу понял, что эти слова адресованы мне.

– Встаньте, господин рыцарь! – повторил граф Раймунд, вложив свой меч в ножны. Виконт Транкавель поднёс ему мой меч и кожаный пояс с массивной золотой пряжкой. Граф Раймунд опоясал меня и разрешил удалиться.

Я поклонился графу и, пятясь, вернулся на своё место.

Граф Раймунд тут же выкликнул имя Гийома де Блуа и совершил посвящение его в рыцари.

Впрочем, в этот миг мне было совсем не до придурка де Блуа.

Всё, о чём я с детства мечтал, что представлялось мне переломным моментом в моей жизни, произошло так стремительно, что оставило во мне ощущение какого-то подвоха. Точно так же, ребёнком, я испытал разочарование после выступления бродячего циркача, умеющего глотать кинжалы. Отец объяснил, что никакого чуда нет – просто у кинжалов лицедея есть пружина, позволяющая лезвию при нажиме прятаться в рукояти…

Обыденность и даже заурядность посвящения в рыцари не просто смутила меня, а заставила усомниться в реальности произошедшего. От меня даже не потребовали дать оммаж – присягу на верность сюзерену!

Тем временем объявили, что приём окончен.

Граф Тулузский и герцог Аквитанский прошли во внутренние покои. Участники приёма, обсуждая предстоящие пир и турнир, потянулись к выходу. Вихляющейся походкой шута устремился вслед за ними ставший, подобно мне, рыцарем Гийом де Блуа.

Ко мне подошёл виконт Транкавель. Он по-отечески обнял меня и поздравил с рыцарским званием.

Я, пряча глаза, пробурчал слова благодарности.

– Отчего же вы так невеселы, господин рыцарь? – удивился виконт.

– А ведь этот де Блуа – настоящий сумасшедший, – вырвалось у меня. – И его посвятили в рыцари вместе со мной…

Виконт укоризненно покачал головой:

– Вам следует быть более осторожным в суждениях, сеньор новопосвящённый рыцарь! Хорошо, что нас никто не слышит. Ибо отец упомянутого молодого человека, граф Блуа, Бри, Шартра и Мо, пфальцграф Шампани Этьен II, очень влиятелен и обид не прощает. Он, кстати, отправляется в поход вместе с нами и хотел оставить графство на попечение своего сына… Да, конечно, у молодого де Блуа есть некоторые странности, но что поделать? Он единственный совершеннолетний наследник